— Покажу, — согласно кивнул волхв. — Токмо не сегодня. Устал…
Он понурил юную голову, упершись лбом в руки и засопел.
Вербовщика это несколько удивило — сам он почти не захмелел. Однако, оглядевшись по сторонам, Ротгкхон понял, что Избор такой «уставший» уже не один. Очень долгий день, начавшийся на веслах, перемеженный бурными встречами и закончившийся пиром, дал о себе знать. Да и мед с брагой большинство пили не по глотку из кубка, а полновесными ковшами.
Святогор, о чем-то пошептавшись с Журбой, поднялся и отправился во дворец. Ротгкхон решил, что коли так — то и ему тоже пора домой…
Дверь на двор была заперта. Что, впрочем, для темного времени было вполне естественно. Вербовщик постучал — жена открыла почти сразу, порывисто обняла:
— Наконец-то! — Посторонилась: — Что так долго? Я уже волноваться начала, ночь на дворе.
— Зимава, — рассмеялся воин и красноречиво погладил рукояти ножей на поясе. — Что со мной может случиться?
— А я все равно волновалась, — заперла девушка дверь. — Есть будешь?
— Ты шутишь?
— Ну, мало ли… — повела плечом Зимава. — Может, вы там токмо здравицы кричали и мед пили.
— Нет, и кормит и поит свою дружину князь досыта. — Супруги вместе прошли в дом. — И даже спать укладывает. Но дома все-таки лучше.
Девушка сняла свои деревянные дворовые туфли, сунула ноги в тапочки, Ротгкхон стянул сапоги и повесил портянки сохнуть поверх голенища.
— Девочки спят, — прижала палец к губам Зимава, провела мужа на кухню, посадила на табурет ногами в лохань, придвинула миску с разведенным щелоком.
— Я сам, — предупредил вербовщик, смочил ладони в мыльном растворе, намылил ноги до щиколотки, девушка полила их водой, спросила:
— И что там было, на пиру?
— Славили князя, пили братчину, хвалили меня, храбреца этакого, и в дружину принимали.
— А раньше ты где был?
— Ну, раньше я был просто вроде как наемник, — пожал плечами Ротгкхон. — Теперь же стал всем воинам муромской дружины побратимом. Почти всем. Кроме меня, там было несколько десятков варягов, к братчине не подходивших. Они так, наособицу, и остались. А я теперь здесь свой.
— Ты мой герой, — протянула ему полотенце Зимава. — Я умница, с выбором мужа не ошиблась. Вот, тапки я тебе сшила. Теплые, войлочные. Скоро зима. Да и сейчас уже холодно бывает. Снизу кожа подшита, но на двор в них все же лучше не ходить.
— Спасибо, — натянул на ступни новенькие чувяки Ротгкхон. — Удобные.
— Значит, с размером не ошиблась, — взяла лампу девушка. — Пойдем, я постелила чистое белье.
Вербовщик внутренне напрягся, вспомнив перемешанную с оскорблениями ночную требовательность туземки — но в этот раз девушка даже не намекнула на его супружеские обязанности. Наоборот — спросила, не обидит ли, если положит голову ему на грудь?
— Нет, не обидишь, — не стал лишний раз обострять отношения Ротгкхон.
И Зимава, вытянувшись рядом на шуршащем под простыней топчане, сдвинула одеяло, прижавшись щекой к груди мужа. Улыбнулась:
— Стучит. Гулко. У тебя сильное сердце, леший. Наверное, очень горячее.
— Человеческое, — ответил он.
— Здорово. — Девушка прижалась еще крепче. Во влажных зрачках отражался красный огонек оставленной на полке у входа масляной лампы.
— Что ты так на меня смотришь? — не выдержал он.
— Ты самый лучший из мужчин, Лесослав. Я очень рада, что ты рядом со мной. Спи. Просто будь рядом, я согласна. Спи.
И она мысленно добавила: «Да, такого любить можно. Пусть даже без надежды на ответ».
С рассветом, отказавшись от завтрака, Ротгкхон опять облачился в парадные одежды — непробиваемая рубаха вместе с такими же суперпортками, чистые, но мокрые, качались на веревке — и отправился в детинец.
И совершенно напрасно — его там не ждали. Дворня не спеша разбирала пиршественные столы, стараясь не потревожить многих спящих дружинников. Бочки с пивом все еще оставались на своих местах — его потихоньку черпали усталые пробуждающиеся ратники. То ли еще пирующие, то ли уже. Но в любом случае — ни о какой княжьей службе сегодня речь явно не шла.
Однако въевшаяся в кровь имперская военная дисциплина так просто развернуться и уйти вербовщику не позволяла. Покрутившись во дворе, он поднялся во дворец, прошагал по коридорам первого этажа, взошел на второй — и наткнулся на трех играющих в кости стражников. Увидев иноземца, те вскочили, грозно схватились за рукояти мечей:
— Чего тебе надобно, сотник? Здесь покои княжеские, без особого дозволения хода нет!
— Сам не знаю, чего надобно, — пожал плечами Ротгкхон. — Пришел, потому как в дружину записан. Но вот нужна ли сегодня служба моя али нет, не пойму?
— Не беспокойся, иноземец, — расслабились ратники. — После пиров княжеских дружина завсегда дня три отдыхает. Кто крепок, брагу пьет…
— Кто ловок, девок тискает, — подхватил молодой ратник.
— А кто слаб — спит беспробудно, пока пинка не получит, — закончил самый старший, большеглазый, с рыжей курчавой бородой. — Послушай, иноземец, а правду сказывают, что одежда у тебя особая, колдовская, неуязвимая?
Вербовщик еле заметно улыбнулся, довольный тем, что нужные ему слухи все-таки расползаются, достал из поясной сумки платок, встряхнул:
— Не колдовская, служивый, а из драконьего волоса. Сварог такой всех ратников награждает, кои под его рукой службу несут. — Он вытянул руку и набросил на нее платок: — Режь!
— Чем? — растерялся стражник.
— Да чем хочешь! Это же драконий волос, его даже железом не одолеть.
Молодой ратник оказался шустрее — выдернул свой нож и быстро, с длинным оттягом, полосонул Ротгкхона по руке. Посмотрел, торопливо резанул еще два раза. Изумленно присвистнул:
— А по виду тряпка сатиновая!
— Меня это раз сто в бою спасало, — спрятал платок обратно в подсумок Ротгкхон. — Булгары думают, что бездоспешного поймали, и в грудь, живот али по спине рубят. А смотрись броня железной — по горлу бы метились или в лицо.
— Выходит, ты у самого Сварога службу нес? — неуверенно спросил рыжебородый.
— Я и сейчас на службе, — ответил вербовщик. — Сварог, древний наш прародитель, велик, и дружина ему надобна великая. Посему я, следуя его воле, путешествую по свету и охотников набираю к нему в войско идти. Доспех неуязвимый первой платой на службе идет.
— А меня в охотники ты можешь записать, сотник?! — загорелись глаза у молодого стражника.
— Ты кое о чем забыл, — покачал головой Лесослав. — Ты дал клятву верности муромскому князю. И посему взять я тебя могу токмо вместе с ним, либо по его такому приказу. Не думаешь же ты, что Сварогу нужны клятвопреступники?
— Проклятье! — в сердцах стукнул паренек кулаком по стене.
— Не печалься раньше времени, служивый, — похлопал его по плечу вербовщик. — Мне самому хочется таких воинов поболее набрать. Видел я, каковы вы в сече, — лучше не сыскать. Может статься, договоримся мы с князем. Отпустит… Токмо вы это… Не сказывайте о сем никому раньше времени. Планы сии вилами по воде писаны. Да и сам я ныне под присягой.
Ротгкхон кивнул и с легкой совестью побежал вниз по ступеням. Он был совершенно уверен, что сразу после смены этой троицы слухи о неуязвимой тряпочной броне и Сварожьей службе поползут дальше, обрастая все новыми и новыми подробностями. Через пару дней о его миссии будут знать все, от князя и до
