Святослав Хоробре: Иду на Вы!

жившие здесь, купцы и ремесленники да владетели ближних полянских земель, жили в каком-то другом мире. Не для их спокойствия он крушил каганат и приучал степных дикарей видеть в нем гром небесный. Поляне, когда-то звавшие с севера Соколиный род Рюрика на княженье, искренне считали, что потомки Рюрика сделали все, что нужно. Ведь хазары разгромлены, на горизонте славянских земель больше не маячат их разбойные гнезда из белого камня. Кованая конница каган-бека больше не будет топтать полянские нивы, не будут полыхать деревни… Чего ж еще надобно государю?

Святослав смотрел на мир по-другому. Он видел долг князя и воина в защите Правды — Правды, а не набитых добром лабазов киевских бояр и купцов. Да, и в том, чтоб простые люди могли спокойно жить по заветам предков, собирать урожаи, возиться в мастерских, торговать с дальними землями, не боясь ни лихих людей, ни дикарей из лесных, степных или горных племен — тоже Правда. Но не вся, что бы ни думали об этом кияне. Рядом с ним был Након — а не сам Након, так его земляки. Рядом с ним был Боян. Рядом с ним был Калокир. Жив ли еще был Асмунд — трудно сказать. Но то, что Святослав слышал от новых друзей, складывалось в страшную картину, подтверждающую все, что юный князь слышал когда-то от сына Вещего Олега.

Киевляне думали, что мир, если и изменяется, то к лучшему. Вот — платили дань хазарам, теперь не платим. Хазары могли напасть — теперь не могут. Была смута — теперь на престоле сильный и страшный врагам государь. Разве не лучше стало? А христиане… что они? Ну, страна — так за морем. Ну, в Киеве — так горстка.

Святослав видел, как изменяется мир. Тот мир, что жил и дышал в избавившемся от осады Киеве, был вчерашним днем для земли Накона. Након мог сказать: 'Вчера и мы думали так. Вчера и у нас христиане казались безобидными чужаками. Щетинские волхвы предлагали им поставить кумир их Распятому в главном городском капище, чтоб они могли молиться вместе со всеми. А в Волыне, когда монах из дальней земли, не умевший двух слов связать по-нашему, накинулся с топором на кумир Волоса, жрецы отняли его у разъяренной толпы, и со смехом проводили, полуживого от побоев и страха, на корабль.

Теперь мы воюем с ними. Они приводят войска из разных земель, у них много сил. Но мы бьемся — и иногда побеждаем. Мы уже изгоняли проклятых немцев с нашей земли — изгоним еще раз'.

Боян мог сказать: 

'Вчера мы воевали с христианами. Крум штурмовал их столицу. Маломир гнал их и казнил. А когда решили, что они не опасны — они открыли ворота наших городов врагу. Не ромеи. Мы тоже когда-то говорили 'болгары или христиане', мы тоже когда-то звали христианство ромейской верой, как вы, варяги, зовете немецкой. Но наши, болгары, стали одними из них, а мы не умели воевать с братьями. Не все смогли встать вровень с Маломиром. И теперь христиане правят нами. Вы, наши единоверцы, терпите христиан. Они нас не терпят. Они лишь позволяют крестьянам в деревнях поклоняться старым богам, да городской черни — мешать старое с новым. Те же из знатных, кто хочет остаться верным — забиваются в горы, на планины, в глушь. Они ждут — вдруг все вернется…'.

Калокир мог сказать: 'И мы уходили из столиц. И мы ждали. Это было вчера. И у нас позволяли поклоняться в глуши старым богам или прятать идолов за иконами. Это было вчера. Сейчас мы забились в самые глухие углы. Мы живем под занесенным топором палача, под вечным страхом доноса, конфискации, казни. Нас горстка, как у вас — христиан. Но нас не терпят, как вы терпите их.

У нас долгая память. И мы помним — было время, когда Рим — тот, первый и единственный Рим, Вечный Город Катона и Сципиона, Цезаря и Траяна — был силен и могуч. Как сильна и могуча Русь.'

Он тоже терпел христиан.

Након, Боян, Калокир. Варяги, Болгария, Византия. Поступь Рагнарека: Византия, Болгария, варяги…

Русь?!

И везде, везде — расплесканная бесполезно, обращенная друг на друга, брат на брата сила славянских народов. Древняя Правда — без силы. Юная Сила — без правды. Боян говорит — на Морее уже растут дети, не знающие славянскую речь. Након говорит — даже славяне уже величают Гам — Гамбургом.

4. Поступь Рагнарека.

Что делать, если ничего сделать нельзя? Для воина ответ один — биться. Бьются не ради победы. Бьются потому, что таков долг воина. Но бился и Крум. Бился и Стойгнев. Нужно все-таки победить!

Нужна держава. Новый Рим. Чтобы переломить хребет империям — источникам заразы. А переломить можно — разве не рухнул казавшийся вечным каганат? И почему не рухнуть так же державам кайзера и цесаря? Только делать это нужно скорее.

Они говорят — скоро их бог придет на землю.

Что ж — мы встретим его.

Как? Ответ дал Олег Вещий, отец наставника Асмунда.

Он перенес столицу почти на поле боя — в Киев. Не в этот, тихий и мирный — в то хазарское пограничье, что было здесь семьдесят лет назад. И уже отсюда, из нового военного стана — в походы, в свирепые непрерывные походы. С дружинами — за данью, а дань — на новые дружины. И собрать данников в единый кулак, народ к народцу, гнуть шеи упрямым Нискиням, а если не гнутся — ломать, как изменнику Оскольду!

Занять приграничные с империями земли. Поставить там столицу. Собрать окрестные славянские народы, отбирая данников у империй. Болгары уже приняли его — как поляне приняли Олега. Хорват и прочих смутьянов — примучить, как Олег и отец — уличей с древлянами. Дикарей-язычников — в союзники. Но перед этим — показать силу. Чтоб мадьяры запомнили его имя, как помнят печенеги имя отца! Нечего и им тратить удаль в бессмысленных набегах на дальние Парижи. Пусть служат державе. На сворку степных волчар!

Возможно ли это? Святослав не спрашивал себя о таких вещах. Олегу, отцу, самому ему удалось на Руси — ему и его потомкам удастся на Дунае. Под соколиный стяг встали поляне и северы, кривичи и словене, дреговичи и полочане, вятичи и древляне, уличи и радимичи, тиверцы. Что ж, теперь очередь сагудатов и велегестичей, струменцев и смолян, драговитов и северов, верзичей и баюничей, рунхинов, милингов и езеричей. Всех болгар, хорват, сербов.

И тогда — на Царьград! Не в ладьях, как Олег и отец — по суше. Греки привыкли ждать врага с моря, как хазары — из степей и лесов. Не надо делать так, как привык враг. Пусть он делает, как привык. А мы сделаем — как надо!

Не нужно щита на воротах. Пусть сбудется отроческая мечта. Пусть Царьград разделит место в Пекле с Итилем!

И пусть потом приходит их Мертвец. Если будет — куда.

Еще до раздела престолов между сыновьями Святослав сказал матери и боярам: 'Не любо мне в Киеве. Хочу сидеть в Переяславце на Дунае. Там будет середина земли моей. Туда стекается все лучшее. Из Греции — золото, шелка, вина и плоды, из Чехии и из Венгрии — серебро и кони, из Руси — меха, мед, воск и люди'.

В переносе столицы для Руси не было ничего особенно нового. Лет семьдесят назад Олег перенес столицу из Новгорода в Киев. Сейчас, после победы над каганатом, Киев из воинского стана на глазах превращался в сытый и тихий глубокий тыл. Место же князю и дружине его, а значит — столице, в челе войска. Поближе к врагу. Это было естественно и более или менее понятно. Князь оставляет детям безопасные мирные земли и отправляется туда, где нужна его рука и железная воля.

Но вот то, что сказал Святослав потом…

Историки толкуют что-то о 'торговых путях'. Что общего между Святославом Храбрым и торговлей?! Вчитайтесь!