воздухозаборника и наклейками «Ладога 2010» на борту. В этот раз Вывей уже не запнулся на мысли о том — откуда он все это знает и понимает. К своему новому состоянию он начал потихоньку привыкать.
«УАЗ» плюнул сизым, сальным дымком, почти сразу скрежетнул коробкой, вывернул на улицу и помчался к светофору. Вывей, уже не таясь, вышел на проезжую часть, глядя вслед машине. Она промчалась несколько светофоров, мигнула левым поворотником, стремительно юркнула к домам. Как волк и ожидал, охотник жил где-то недалеко. Раз двуногий нередко бывал в парке, проходил его насквозь и удалялся через калитки, не самые нахоженные и далекие от транспорта — значит, до его норы пешком недалеко…
Вывею стало немного не по себе от мелькнувшего в памяти образа метро: глубокой подземной норы, тесно-тесно набитой двуногими. Он даже поежился и, повинуясь внутреннему позыву не лезть под колеса, вернулся на газон, побежал вперед по траве вдоль самого поребрика. Разногласия между его сущностями, направившими свои стремления к одной цели, окончательно стерлись, и волк не особо протестовал, когда у него возникало желание остановиться у красного светофора и дождаться зеленого сигнала, не выскакивать на проезжую часть, огибать стороной пропахшие мочой и какашками лужайки, на которых толпились собачники и выгуливающие их псы, опускать голову или отворачиваться, когда на встречу попадались женщины с детьми, или пристраиваться в людском потоке чуть сзади и почти под рукой самых крупных мужчин — теперь уже гордо вскидывая морду, поднимая хвост и всем своим видом демонстрируя, что он не сам по себе, а ручная домашняя собачка вот этого двуногого.
Людской муравейник был густ, тесен и очень, очень велик. Хотя Вывей и смог примерно заметить, куда именно поворачивал «УАЗ», однако найти его во множестве проездов, двориков, проулков и площадок оказалось не так-то просто. Тем более, что, скрывшись с глаз, автомобиль мог еще проехать в ту или иную сторону по «карману» невесть на какое расстояние или пронырнуть через дворы до следующего проспекта. Так что волк петлял, петлял и петлял, наматывая длинные километры и суя свой нос к каждой парадной. И пока — безуспешно.
Во время очередной такой петли, проскакивая через заросли барбариса, приторно пахнущего тяжелой сладковато-тухлой кислятиной, он наскочил на кареглазую пигалицу в длинной зеленой куртке, двух белых бантах, с рюкзаком за спиной и мороженым в руках. Именно пломбирный запах, частью подзабытый, частью и вовсе незнакомый, резко ударил Вывею по ноздрям, сжал спазмами пустой уже два дня желудок — и вопреки обыкновению волк остановился, вперив взгляд в пахнущее имбирем и подснежниками, с очень слабой примесью чеснока, человеческое дитя.
— Собачка, бедненькая, — ласково произнесла она. — Какие у тебя грустные глаза! Ты хочешь кушать?
Вывей затоптался и сглотнул слюну.
— А хочешь мороженого? Вот у меня еще больше половины осталось! — протянула она вафельный брикетик. Волк приоткрыл пасть, осторожно принял угощение на язык и проглотил, изумившись оставшемуся во рту обильному приятному послевкусию. Так изумился, что не шарахнулся в сторону и даже не вздрогнул, когда детская рука погладила его по толстому могучему загривку. — Хорошая собачка! Милая собачка! Нет у меня больше для тебя ничего… Я бы угостила, но нет совсем… А хочешь, я тебе колбасы из дома принесу? Пошли со мной, тут совсем рядом.
Слово «колбаса» Вывею тоже понравилось. Желудок волка мелкой подачки почти не заметил, да и что-то внутри подсказывало о длительности некоего странного и непонятного «рабочего дня», а потому он рискнул немного отвлечься, повернув вслед за столь аппетитной маленькой девочкой. Тем более, что бежать пришлось совсем немного. Уже у ближней пятиэтажки она свернула к дому, заскочила в дверь, соваться в которую Вывей не стал, и очень скоро вышла назад, удерживая в руках холодный влажный сверток:
— Вот, кушай!
Отказываться от угощения волк не стал, слизнув с рук девочки и кусок странной мякоти, пахнущей пенькой и рыбой, и бумагу примерно такого же вкуса. И даже стерпел поглаживание по шерсти, которое явно было неотъемлемой частью столь легко достающейся еды. Однако, когда малышка ушла, Вывей отвернул к ближней помойке, без труда различаемой по запаху в любом месте земли, и, разумеется, быстро застукал поблизости крысу, что, не таясь, с попискиванием и громким шевелением в бумажном коконе, предавалась отдыху после сытной трапезы.
На вкус сырая крыса была, само собой, куда сочнее и приятнее любой колбасы — но сравниться с мороженым она никак, и даже близко, не могла.
Впрочем, Вывей гнался не за вкусом.
Расставшись с дитем, волк продолжил свои поиски и очень скоро ощутил след слабой, с горчинкой, терпкости. Отступив к забору из досок, окружающему какое-то низкое на общем фоне, белое здание, зверь залег в тени крупных лопухов и затаился.
Вывей надеялся лишь проверить, как часто бывает его враг в здешних местах — но еще задолго до вечера чуть не к самому его укрытию внезапно подкатил «УАЗ» с успевшими запомниться наклейками, а весело посвистывающий охотник, выйдя из машины, подпрыгивающей трусцой бодро добежал до второй от проспекта парадной.
Волк осторожно перебежал следом, обосновавшись под чахлым крыжовником у двери — и до темноты смог заметить, что из людей, к запаху которых примешивалась знакомая горчинка, в дом вошли всего двое: женщина и малый ребенок, вдобавок появившиеся парой.
Утро полностью подтвердило правоту его догадки: женщина и ребенок вышли вместе, а чуть позже — забрался в машину и уехал сам охотник. И все трое — пахли почти одинаково.
Убедившись, что враги покинули логово, и догадываясь, что это — надолго, Вывей выбрался из укрытия, сбегал к знакомому дому, встретил на пороге парадной кареглазую девочку, проводил ее через два двора до школы. Судя по возрасту, сидеть на уроках долго она не могла, а потому, после трех неспешных прогулок между храмом знаний, помойкой и логовом врагов, первой на его пути попалась малышка. Точнее — попался он, когда увидал, как, выйдя с крыльца, малышка свернула к ларьку с надписью «Мороженое».
— Собачка, это ты? — удивилась она, увидев Вывея. — Тебе понравился брикет?
Вывей коротко тявкнул, всячески выражая согласие.
— Ну, ладно… — Она торопливо обкусала мороженое по краям. — Вот, бери.
Пломбир молниеносно переместился волку в желудок. Вывей, желая хоть как-то возместить жертву малышки, позволил ей потрепать себя за холку и за уши, погладить спину, а потом пристроился рядом и проводил до дома, отпугивая своим видом прохожих, а запахом — случайных бродячих собак.
Расставшись с девочкой, он быстро перебежал к месту засады и стал дожидаться охотника, прикидывая, как проще всего донести до него свои требования. Никаких удачных идей в голове не появилось — но сама судьба решила преподнести волку подарок. Еще засветло Вывей увидел, как знакомый, с надписями, «УАЗ» въехал во двор, и что внутри вместе с врагом находятся его подруга и ребенок. Не медля ни мгновения, волк промчался через газон, взметнулся на капот машины и замер перед ветровым стеклом, вглядываясь водителю в глаза. Человек от неожиданности тоже замер. Подобного сюрприза он явно никак не ожидал. Недолгой заминки вполне хватило, чтобы Вывей демонстративно перевел взгляд на жену охотника, на его дочь, что сидела на заднем сиденье — и, спрыгнув на газон, стремительно скрылся в переплетении ветвей сирени, уже вовсю набирающей цвет.
Остановился у подвального окна за соседней парадной, развернулся, навострив уши.
— Сережа, что это было? Что за псина, откуда?
— Собака какая-то… — В голосе охотника уверенности отнюдь не прозвучало. — Играли, наверное, тут, скакали. Вот одна и запрыгнула.
Вывей тихо рыкнул: двуногий, опознавший волка на немалом удалении в парке, не мог не признать зверя, увидев его в упор. И если охотник врал — значит, догадывался, что их поединок еще только-только начался.
— Папа, а почему эта собака так смотрела на тебя и на меня? — прозвучал детский голос.
— Испугалась, наверное. Мы ведь ее чуть не задавили.
«Скоро мы узнаем, — нехорошо оскалился волк, — кто из нас умеет бояться лучше».
Новым утром двуногий выглядел уже не так бодро, как накануне. Вместо пиджака на его плечах
