папоротником следи. Как зацветет — становись и копай. Там тебе и награда…
После всего увиденного Варнак ничуть не засомневался: пошел вперед, как и было указано. Зажатый между пальцами лист оказался гибким и по мере движения отклонялся то в одну, то в другую сторону. Следуя его намекам, Еремей послушно поворачивал, продираясь через можжевельник и дикую малину, иногда стукаясь о деревья — но ни на миг не отвлекаясь от живого указателя. Наконец тот вдруг закрутился, сложился в бутон, через мгновение превратился в тончайшую золотистую пыльцу и развеялся в воздухе. Варнак присел, разгреб старую хвою до песка и принялся рыться в нем, мысленно ругая Игоря за то, что тот не предупредил взять лопату. Однако на глубине всего в локоть его пальцы вдруг ощутили препятствие, и вскоре он достал на свет небольшой, с три кулака, глиняный горшочек. Горшочек такой старый и дряхлый, что, когда Еремей закрутил его в руках, разглядывая — тот просто развалился, осыпав колени скромным дождиком из старых золотых и серебряных монет. Внутри было что-то еще — но сгнившее в труху. Даже непонятно, что.
Выбраться назад к машине оказалось не так просто — блуждая за листом папоротника, Еремей изрядно закружился. Но где-то после получасовых поисков он наткнулся на ручей, по нему вышел к месту переправы, а уж там и машина была рядом.
— Банзай, земляк, — подмигнул ему десантник, отдыхающий на пороге машины. — Ну, и как тебе настоящий лесной леший? Понравился? Ты ничего, молодец. Я, как первый раз его увидел, чуть не обделался.
— Когда я первый раз его увидел, мне было не до таких пустяков, — ответил Варнак. — А нынче уже не первый. Да и ты по дороге столько успел порассказать, что я нечто подобное и ожидал.
— Ну, я тоже с третьего-четвертого раза привык, — поднялся Игорь. — Сам даже потом вызывал, договаривался. Раны он классно лечит, с растениями помогает. Ну, тебя вылечил.
— Я помню. — Еремей сунул руку в карман, достал горсть монет.
— А-а, вон тебе чего досталось… — тут же вытянул шею десантник. — Ну, серебро это сейчас ничего не стоит, этого добра в древности наклепали много, а вот про пробу ничего не знали. В общем, сейчас это и за серебро не считается. «Сплав с большой примесью серебра» на ценниках пишут. Хорошо, если по пятьсот рэ за монету дадут. А вот золотые — ценные. Ты их больше, чем по две-три, не сдавай и вообще не показывай. И лучше на толкучках у нумизматов меняй, а не в магазинах. В магазинах отслеживают, можешь спалиться. Вот. А в общем, так: можно считать, начальник тебя на довольствие принял, должное содержание оформил. Отныне у тебя своя зарплата, а у меня своя. Прежний договор можешь забыть.
— Но ведь это клад! Его сдавать надо.
— Клад — это когда ты нашел, — напомнил ему десантник. — А когда в кассе заплатили — это уже премиальные.
— Но это же была не касса!
— Касса-касса, — утвердительно заявил Игорь, забираясь за руль. — Просто такая вот хреновая тут у них касса сделана! Чего ты от нечисти лесной хочешь? Ведомость с занесением в компьютер? Не парься, ты все это заслужил. Поехали.
У дома на скамеечке, вместо неизменных бабулек, обнаружилась русая девушка в полотняном сарафане с ручной вышивкой. Она пахла сеном, душистым и ломким, полынью и вкусным грибным маринадом. Хотя внешней хрупкостью своей на домовитую хозяйку ничуть не походила.
— Привет, гадалка, — обнял ее Игорь.
— Привет! — Девушка поцеловала его в щеку. — Чего-то друг твой какой-то совсем не не удивленный. Неужто Укрон не пришел?
— Пришел, Зоримира, пришел, — ответил ей сам Варнак. — Просто я уже догадался, что все еще лежу в больнице в глубокой коме, а происходящее вокруг — это яркая и красочная галлюцинация. Сон. Разве во сне нужно чему-то удивляться? Вот я только что шнауцеру холку порвал, чтобы у гаражей за мной не гонялся. Веришь?
— Что поделать, Еремей, весь мир иллюзия, — пожала плечами девушка. — И все мы — всего лишь сон великого Создателя. Это еще в древних Ведах записано.
— Да? — Варнак испытал сильное разочарование. Он и правда все чаще переставал верить в реальность происходящего и очень надеялся, что его разубедят. Но, похоже, проблемы Еремея с галлюцинациями никого, кроме него самого, не волновали. — И ты тоже сон?
— Конечно, Ерема, — улыбнулась Зоримира.
— Ну, если так… — Варнак обнял ее за талию, наклонился и крепко поцеловал в губы. Шепотом поинтересовался: — Ведь во сне можно все?
Девушка не отстранилась. И даже ответила на поцелуй. Сказала с легкой усмешкой:
— Но даже во сне поцелуи должны быть страстными и искренними. Поэтому больше так не делай… Без искренности. — Она легким движением отодвинула его в сторону и вошла в дом.
— Кажется, это галлюцинацией не было, — вздохнул Варнак. — Позорище получилось очень натуральным.
Он проводил взглядом удирающего окровавленного пса. Наверное, в ближайшие дни от гаражей лучше держаться подальше. Хозяин собаки может попытаться отомстить. У двуногого, конечно, ничего не получится… Но зачем рисковать? Он ведь не желает затевать войну. Он хочет просто мирно и спокойно жить.
— Тьфу ты, черт! — Еремей, излишне отвлекшийся трудностями Вывея, встряхнулся и, войдя в парадную, догнал девушку у лифта. Он, конечно же, уже был здоров и крепок, но на девятый этаж без одышки пока не забегал. Так что Игорь помчался по лестнице один.
Когда закрывшиеся двери оставили их наедине, Зоримира вдруг подступила, прильнула к нему губами. Варнак несколько растерялся, потом попытался ответить, потом… Она шагнула назад, покачала головой:
— Нет, не получается.
— Это из-за шнауцера, — ответил бывший лейтенант. — Влез не вовремя, отвлекает.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не предлагаешь просто покувыркаться. Для удовольствия. Ведь многим достаточно удовольствия. Единение чувств интересует немногих. Значит, у тебя остается шанс. И у меня.
Двери расползлись, не дав Варнаку времени ответить. Девушка вышла первой, оглянулась:
— Ты ведь, помнится, интересовался подружкой из прошлого? Школьной любовью? Что-нибудь для гадания принес?
— Прости, последний месяц мне было немножко не до гаданий, — оскалился Вывей.
— Это ты прости, я совсем забыла, — улыбнулась она. — У тебя хорошие клыки. Колгейт?
— Парное мясо, — ответил Варнак, усилием воли задвигая излишне возбужденного волка дальше в глубину сознания. — Неужели так заметно?
— У тебя свой талант, у меня свой, — многозначительно постучала пальчиками по двери девушка. — Главное — не закапывать.
— Да-да, — спохватился он, достал ключи. — И много вокруг таких талантов?
— Да почти все, — вошла в квартиру Зоримира. — Но таланта мало. Нужно его открыть. Нужно его не испугаться. Нужно в него поверить. Нужно приспособиться с ним жить. А получается это не у всех. К тому же, современная медицина успешно лечит от чего угодно. От любых отличий отдельного чудотворца от общей серой массы.
— Если каждого появившегося чудотворца лечить, общая масса всегда останется серой.
— Молодец. Быстро схватываешь, — похвалила девушка.
— А ты, значит… — запнулся Еремей, не зная, как закончить начатую мысль.
— Не гордись напрасно, смертный, — резко обернулась к нему Зоримира и легко присела на подоконник. — Ни ты, ни я ничем не лучше прочих людей. Просто у нас с тобой была фора. Мы не открыли своих талантов сами. Наш дар пробудил в нас Укрон. А увидев Укрона, намного легче поверить и во все остальное. Может статься, здесь, вокруг нас, в соседних квартирах, живут люди, в сотни раз способнее меня к прозрениям, в тысячи раз более чувственные, в миллионы раз более контактные… Но их некому разбудить. А пробудившихся самостоятельно окружающие считают странными и лечат галоперидолом. Кстати,
