уверток.
– Я вызову милицию, – схватилась за телефон Лена.
– Не нужно, – накрыл ее руку своею Алексей. – Неужели ты не поняла? Те старики у озера, давешний мертвец – это все он. Если не покончить с ним, это не прекратится никогда.
– Правильный вывод, – кивнул Пустынник, дотянулся кончиком меча до телефонного провода и перерезал его легким толчком. – Так ты согласен, колдун?
– Ты что, не понимаешь, Леша? – повернулась лицом к молодому человеку девушка. – Да он владеет мечом, как ты мотоциклом! А ты клинок первый раз в руках держишь!
– Иначе он убьет тебя. И остальных.
– Это точно, – кивнул Пустынник.
– А так он убьет тебя! – Лена развернулась к магу. – Это неравный поединок! Ты выбрал оружие, которым владеешь лучше него!
– Я хочу почувствовать, как сталь пронзает его сердце, милая леди. Глаза в глаза, сила против силы, сталь против стали. К тому же он уже дал свое согласие. И для вас больше нет места в споре между мужчинами. – Пустынник вытянул меч перед собой, всего чуть-чуть не коснувшись кончиком ее щеки. – Будьте любезны покинуть нас, милая леди. Подождите в соседней комнате. И не пытайтесь меня злить. Я дал слово не тронуть вас в случае победы, и я его сдержу. Но только если вы сами не напроситесь на наказание.
– Я требую справедливости! Я хочу правды!
– Мир жесток, леди. – Сверкающий клинок описал стремительный круг и снова остановился перед ее лицом. – В нем нет справедливости.
– Вы будете драться до смерти?
– Да, милая леди. Вам нужно время с ним попрощаться?
– Это не поединок. Это убийство! – Лена шумно втянула воздух, повернулась и ушла в свою сокровищницу.
– Последний штрих, мой мальчик… – Пустынник показал врагу свой меч, после чего медленно положил его на пол. Алексей, поняв значение жеста, сделал то же самое. – Давай задвинем входную дверь, чтобы нам никто не помешал.
Дикулин и Пустынник, как двое давних товарищей, взялись с разных сторон за толстую стеклянную столешницу, переставили стол к двери, потом разошлись по углам и подняли клинки.
– Теперь начнем…
Алексей увидел устремленное ему в лицо лезвие, отклонил голову, но почти тут же последовал новый выпад, потом еще и еще. Дикулин резко присел и попытался нанести ответный укол, но колдун чуть повернулся всем корпусом, пропуская его мимо, а потом с размаху огрел его мечом плашмя по мягкому месту:
– Быстрее шевелиться нужно, щенок!
– Ах, ты! – Дикулин с разворота попытался рубануть колдуна поперек тела, но того сбоку почему-то не оказалось, и рывок не встретившего сопротивления меча чуть не вывихнул ему кисть.
– Уже лучше, лучше, – по горлу холодно проскользила сталь – и опять плашмя.
Пустынник откровенно забавлялся со своим неопытным противником, уворачиваясь от слишком долгих, затянутых ударов и то шлепая его плашмя лезвием, то тихонько покалывая кончиком клинка. – Не маши так, деревенщина, это же не оглобля! Ею не ломать, ею резать нужно…
Кисть, в которой Леша удерживал быстро наливающийся тяжестью меч, начала болеть, дыхания не хватало. Между тем, его насмешливый враг даже не сбивался с речи, парируя, нанося уколы, пригибаясь. Он не размахивал мечом – он как бы вращал его вокруг одной точки, являвшейся центром тяжести, и то прикрывался за сверкающим кругом, то сдвигал его в сторону, парируя слишком сильные выпады. Переводя дыхание, Дикулин отступил, тяжело дыша, пошел вокруг врага, выискивая место для нового удара, – краем глаза увидел Лену, вышедшую из «сокровищницы» и комкающую в руках платок, взревел и, собрав для победы все оставшиеся силы, принялся рубить колдуна со всего замаха, вцепившись в рукоять меча двумя руками: справа, слева, справа…
– Да ты просто зверь! – расхохотался Пустынник, перенося повернутый плашмя клинок то на одну, то на другую сторону. – Давно на меня так никто не рычал. Вот только зверь ты уже дохлый. Убивать пора, пока сам не свалился.
– Сдохни, зар-раза! – Алексей вскинул меч над головой – и в этот миг колдун внезапно шагнул вперед и нанес сильный прямой укол.
Дикулин видел, как поднимается и направляется ему в беззащитную грудь широкое лезвие, он даже попытался опустить клинок из-за головы быстрее, быстрее, быстрее, чем это вообще возможно для человеческих сил, – но холодное, как ночной кошмар, острие уже прокололо рубашку, кожу, мышцы груди и стало погружаться все глубже и глубже. Пальцы ощутили предательскую слабость и разжались, выронив оружие. Вплотную приблизились глаза колдуна, на губах торжествующего врага появилась улыбка. Ноги подогнулись, и Алексей, соскальзывая с клинка и опрокидываясь на спину, рухнул на пол. Последнее, что он ощутил, – это легкий платок, падающий на лицо…
Крупные, грубо обтесанные гранитные валуны дышали теплом, словно подвал старинного особняка целый день заливало знойное летнее солнце. В пляшущем свете факелов морда стоящего на задних лапах и одетого в короткую юбочку черного пса, казалось, шевелится, приоткрывает и закрывает пасть и перемигивается с другой фигурой – бледнолицым голубоглазым толстяком, молитвенно сложившим руки на груди.
Но если черного пса и толстяка нарисовал на оштукатуренной стене неизвестный художник, то сидящая на темно-бордовом пуфике, поджав под себя ноги, женщина являлась самой настоящей. Желтокожая, она была одета в желтую парчовую юбку и скромную накидку из того же материала – если можно назвать так тряпичный круг, обнимающий шею и укрывающий плечи. На голове ее белел платок, завязанный под затылком и ниспадающий на уши, спину и спереди ниже ключиц. Время превратило груди женщины в два плоских кожаных мешочка, а соски – в коричневые пятна, но глаза ее смотрели цепко и внимательно, отражая вполне еще ясный разум.
– Когда я встретила его, номария, – рассказывала стоящая перед ней на коленях девушка, одетая точно так же, но в синюю ткань, – то обратила внимание на некоторые магические способности. Вдобавок, прямо у меня на глазах его взяли топорники. И у него были знакомые в милиции. Мне показалось, что этот юноша будет полезен клану. Поэтому я позволила юноше сблизиться со мной. Мне даже пришлось несколько поощрить его, иначе он никак не решался на первый шаг.
– Ты девственница? – перебила девушку старуха.
– Да, номария! – вскинула голову та. – Я чту свой долг. Мне исполнится двадцать пять лет только через восемнадцать дней. Я чиста.
– Это и есть самое главное, дитя мое, – кивнула старуха. – Пройдут годы, девочка. Очень может быть, ты наберешься опыта и мудрости и так же, как и я, закроешься в гротах, чтобы не подвергаться влиянию внешней суеты и принимать решения только во имя Спящего и на благо клана. Может быть, ты до конца своих дней останешься в миру. И тогда, оглядываясь назад, ты уже не станешь считать свою потерю столь важной. Скажу больше: ты испугаешься того, что я могла бы откликнуться на твою просьбу и закрыть врата вечности перед юношей. Потому что рядом с ним твоя жизнь, возможно, пошла бы иначе и ты лишилась бы счастья, которого достигнешь. Поверь моему опыту и доверься моей мудрости. Тебе не нужно ничего менять в своей и его судьбе.
– Я прошу милости и мудрости, номария, – опять склонилась девушка. – Уже не первый век над усыпальницей Великого загораются ночные огни. Больше полутора веков, как в его ногах заняли место стражи ворот мертвых. В Эрмитаже, напротив усыпальницы Нефелима, сорок лет назад получил постоянное пристанище Антурий, жрец из Египта, хранитель душ. В этнографическом музее получил место шаман Пхен Си, хранитель душ из Лаоса, второй страны пирамид. Нам осталось привезти сюда только одного хранителя, из Мексики, Бразилии или Перу. Пророчество сбывается. НАСА вывело на орбиту новый телескоп, «Хаббл».
