Напитавший Смертные Народы Своей Мудростью.
Изекиля разбудили крики радости. Зевнув, он поднялся с травяного матраса, откинул полог навеса. Впереди, на самом горизонте, виднелось густое темное облако.
– Земля, о Мудрый, – сообщил чернокожий кормщик. – Ночью дул попутный ветер, мы прошли не меньше ста стадий.
– Это не просто земля, это мыс, – сообщил жрец. – Чтобы вернуться в Кемет, мы должны обогнуть его и плыть влево, на закат солнца. А сейчас поворачивай вправо.
– Слушаю, Мудрый, – кивнул кормчий. – Разреши покормить гребцов, пока мы можем идти под парусом. Кормить их во время работы вредно, после еды они работают намного хуже.
– Меня зовут Мудрый Изекиль, – напомнил служитель богини смерти.
– Слушаю, Мудрый Изекиль, – моментально согласился нубиец.
Мальчишка, что половину вчерашнего дня бил в барабан, полез в люк носовой надстройки, вернулся с большой корзиной и побрел по проходу, раздавая гребцам по пригоршне фиников и кусочку сочащихся медом пчелиных сот. Пить моряки ходили сами – к поставленным на носу же пузатым кувшинам. Жрецу тампарщик тоже предложил общую порцию – но Изекиль не испытывал голода и отказался от угощения. Он попытался прикинуть, сколько времени должно уйти у него на дорогу домой. Расстояние от залива, в котором они строили алтарь, до «хвоста» было раза в три меньше длины «хвоста». «Спина собаки» – раза в три длиннее «хвоста». Если они добрались до земли на день и ночь, значит… Путь вдоль самой «псины» составит двенадцать дней. Потом еще примерно столько же – до пролива в Зеленое море.
– У нас хватит пищи на двадцать дней плавания? – повернул он голову к нубийцу.
– На двадцать, может, и хватит. – Кормчий выплюнул за борт финиковую косточку и пожал плечами. – Но больше вряд ли. И вода так долго не выстоит. Стухнет.
– Вдоль земли плыть будем, воду при случае наберем, – пообещал жрец. – Но вот еда… Хотя, коли Великий покорял земли за морем, стало быть, там обитают всякие народы. Чего-нибудь купим. Или займемся охотой.
– У нас нет ни единого воина, а народы за Зеленым морем дики и злобны, – предупредил нубиец. – Ежели копейщиков не увидят, то силой золото отнять захотят, торговать не станут.
– У вас есть я! – напомнил жрец. – Не захотят торговать – принесут даром.
– Прости, Мудрый Изекиль. Я глуп, – почтительно склонил голову кормчий, хорошенько зажал древко рулевого весла под мышкой и отодвинулся на несколько шагов, поворачивая судно вправо, вдоль совсем уже близкого берега, который порос черным непролазным лесом.
Ветер крепчал, поднимая волны, но корабль, умело связанный из священного нильского тростника, легко скользил по ним, с зловещим шипением срезая белые гребни и оставляя за кормой прямой, как стрела, пенный след. Как и предсказывал служитель Небесного храма, со следующего дня берег начал медленно отворачивать влево. Гребцы, уверившись, что Мудрый Изекиль действительно знает, куда их ведет, несколько успокоились. В их глазах рассеялся ужас, и они, пользуясь отдыхом, даже стали играть в карты и петь песни, подыгрывая себе на примитивных дудочках.
Кормчий в первый же вечер спросил разрешения на ночь отводить корабль к берегу и вставать на якорь, но жрец запретил это, понимая, что так дорога растянется почти вдвое. Поэтому в вечерних сумерках судно отворачивало мористее, дабы в темноте не налететь на скалы, а на рассвете снова приближалось к берегу, держась за него, как за путеводную нить.
Утром пятого дня Изекиль разрешил сделать остановку и пополнить запасы воды. Спустив паруса, судно на веслах вошло в длинное извилистое ущелье между каменными отвесными скалами, населенными только крикастыми белыми чайками. Почти на десять стадий вглубь земли понадобилось пройти морякам, прежде чем отыскалось удобное для причаливания место. И здесь боги смилостивились над смертными, расположив ручеек со сладкой водой всего в нескольких шагах от камня, на который высунул свой нос корабль. Напившись вволю и залив кувшины по самое горлышко, гребцы, восхваляя мудрость и всезнание нового начальника, вернулись на скамьи и вскоре опять выбрались в серое колышущееся море. Здесь их встретили неведомые чудища – каждое размером с дворец; жуткие порождения холода то ныряли вглубь, то выскакивали на поверхность, выстреливая ввысь фонтаны воды. Но и здесь могущество служителя богини смерти уберегло путников – ни одно чудище не рискнуло приблизиться к судну и сожрать легкую беззащитную добычу.
Утром двенадцатого дня корабль, привычно отвернув к югу, чтобы найти берег, на протяжении многих часов скользил по пустынным волнам, но никаких признаков суши вокруг так и не нашел.
– Все в порядке, смертный, – успокоил кормчего Изекиль. – Земля, мимо которой мы шли, это тоже мыс, только очень большой. Сейчас он повернул назад, рисуя «морду собаки». А впереди, примерно в четырех днях пути, лежат Дикие острова, до которых еще не дотянулся Порядок Нефелима, и земли за Зеленым морем. Поворачивай вправо и постарайся не потерять направления. Через четыре дня мы наверняка уткнемся хоть в какие-то берега.
Нубиец выполнил команду жреца без малейшего колебания, и могучий папирусный корабль двинулся на северо-северо-запад, борясь с неизвестным еще людям теплым океанским течением. Никто – ни кормчий, ни Мудрый Изекиль, ни уж тем более гребцы и подумать не могли, что под сильным попутным ветром они уходят в море отнюдь не от морды «собаки», названной впоследствии Скандинавским полуостровом, а всего лишь от плотно скученных и вытянутых в западном направлении Лофотенских островов, отстоящих от материка всего лишь на девяносто километров.
Уже утром море заставило смертных познать, что такое настоящий холод. Небо затянулось низкими черными тучами, почти совершенно не пропускающими света; пенные шапки волн, сдергиваемые порывами ветра, залетали на палубу и больно хлестали гребцов по дрожащим телам, без труда пробивая тонкие льняные туники. Чтобы хоть как-то согреть людей, кормчий несколько раз приказывал им спустить весла на воду и грести, разгоняя корабль до скорости стремительного жаворонка; но стоило прекратить работу хоть ненадолго, как холод опять вступал в свои права, забираясь под мокрую ткань и покрывая посиневшую кожу крупными мурашками.
К вечеру хлещущие по палубе капли начали застывать на мачте и бортах тонкой прозрачной коркой. Вырастала она и на канатах, на парусине, но при сильных порывах трескалась и опадала вниз.
– Дай смертным двойную порцию еды, – приказал кормчему Изекиль, наблюдая за этим кошмаром. – У тебя есть запасной парус? Пусть они соберутся все вместе и накроются парусиной. Так будет теплее. Пусть потерпят. Всего четыре дня, и мы попадем в теплые населенные земли.
Но пока вместо солнечных лучей с неба медленно повалились белые рыхлые хлопья, похожие на невесомые семена камышей – только, падая на кожу, они превращались в крохотные капельки воды. Очень скоро корабль оказался выкрашен в идеальный белый цвет, словно его натерли мелом из Алги-Храсской каменоломни. Кормчему мальчик принес грубую накидку, сплетенную из соломы, а потому похожую на циновку.
Сгустившийся сумрак заставил жреца уйти под навес, пологи которого защищали от ветра и странного белого пуха, но совершенно не давали тепла. Изекиль развязал пояс, распуская плащ, лег на матрац, подтянул ноги, пряча их под тонкую шерстяную ткань, сжал в кулаке символ своей верховной власти и закрыл глаза…
– Земля-я!
Услышав этот радостный вопль, жрец сорвался с постели и выскочил на палубу. Гребцы, прятавшиеся всю ночь под старым парусом, тоже выбрались наружу, напряженно вглядываясь вдаль. На невероятно чистом и ослепительно-голубом, словно над Нилом, небе сверкал желтым светом щедрый Амон-Ра. Волны еле колыхались, а ветер едва заставлял шевелиться обвисший парус. Кормщик-нубиец выбрался из-под низкой кормовой надстройки и выпрямился во весь рост, прикрывая глаза от света.
– Где? – непонимающе переспросил бледнокожий гребец, которого кормчий оставил вместо себя на время отдыха.
– Что-то есть… – опустил руку нубиец, и жрец увидел, как с его губ сорвалось белое облачко. – А ну, пусти меня на место… – Кормчий взялся за руль, громко рыкнул: – Хватит спать, бездельники. Свернуть парусину, по скамьям разойтись! Весла на воду! Тампарщик, почему биты под палубой?
Вскоре над морской гладью зазвучали гулкие ритмические удары, и длинные кипарисовые весла вспенили воду. Корабль рванулся вперед, еще, еще – и вскоре жрец тоже увидел впереди, на горизонте,
