«Приключение» оказалось совершенно безобидным. Утонув в облаке пивных паров, трое парией призывного возраста окружили бледную очкастую девицу повышенной упитанности, стриженную «под мальчика» и одетую в длинное серое платье, да вдобавок еще и с холщовой сумкой. По возрасту — старшекурсница, по виду — монашка-монашкой из категории «собирательниц на восстановление». Возможно, таковой она и была, ибо один из мальчишек, дергая ее за рукав, звал на танцы вместо молитвы, а другой предлагал спеть им мантру прямо сейчас. Третий был занят — посасывал пиво из полупустой бутылки.
— Пропустите, мальчики. Вы ведь люди. Люди должны быть добрыми друг к другу!
Парни дружно расхохотались, и Варнак не утерпел:
— Веселитесь, ребята? — спросил он, втискиваясь в середину. — Можно, я тоже с вами?
Он решительно забрал бутылку и вылил остатки пива на голову его владельца. Засмеялся в меру своего артистического мастерства. Получилось, наверное, не очень, поскольку парни отчего-то загрустили:
— Мужик, ты чего, охренел? Тебе звездюлей навешать?
— А чего, разве не смешно получилось? — удивился Еремей, отступая чуть назад и влево, чтобы все трое были у него на виду. — Ну, тогда прощения просим. Будем веселиться по старинке. Кто кому чего и больше навешает. Чего застыли? Начинайте!
— Да они безобидные совсем, брат мой, — неожиданно вступилась толстушка. — Они ничего плохого не думали.
— Так и я ничего плохого не сделал, — развел руками Еремей. — Видишь, даже пальцем никого не тронул.
— Ты козел! — храбро выкрикнул обтекающий пивом юнец.
— Давай я тебя провожу, добрейшая сестра без плохих мыслей, — предложил Варнак. — Здесь продолжения сеанса божьих дел явно не ожидается.
— Дебил поганый! — нашелся второй из парией. — Навалять бы тебе, да мараться неохота.
Варнак был с ним полностью согласен. В своей жизни он переломал столько костей и выпустил столько человеческой крови, что стремления самоутверждаться над косенькими мальчишками не испытывал. Он просто взял девушку под руку и повел дальше по линии. Облако пивной кислятины осталось за спиной — приключение закончилось, практически не начавшись.
— Святоша! — крикнул напоследок еще кто-то, и вся троица торжествующе засмеялась.
— Не сердись на них, брат мой, — крепче взяла его за локоть девушка. — Их души мечутся в смущении, желая чистоты, но они не решаются войти в наш ашрам, ибо привыкли проводить дни в дурмане и безделии. Они хорошие, просто еще не нашли правильного пути для своей жизни.
Здесь, в стороне от подростков, наконец ощутился ее образ: запах тмина с лавандой на фоне сенной душистой пряности. Ростом она едва доставала Варнаку до плеча, а когда ветерок прижимал ее хламиду к телу, то девушка казалась не такой уж толстой, нежели когда тряпье просто свисало с плеч.
— Что за ашрам? — заинтересовался Еремей. — Откуда он тут мог взяться.
— Брату Нирдышу дед в наследство дачу оставил, вот мы сюда и переехали. В городе за аренду нужно платить, а здесь мы живем бесплатно.
— Нирдыш? Откуда такое имя?
— Он прошел посвящение, стал просветленным. А меня зовут Маалоктоша, — скромно потупилась она. — Можно просто Тоша.
— А меня зовут Еремей. Можно просто Рома. Значит, ты тоже просветленная?
— Да. Мы посылаем фотографии в главный ашрам в Индии, и там просветленные брахманы, обладающие высшей мудростью, определяют по ним, кто из послушников достиг нужной степени просветления, чтобы обрести новое, святое имя, и пишут это в ответном письме. Мое имя именно это и означает: Светлая.
— Что же то за религия такая, Светлая?
— Буддизм. Мы следуем путем Будды, но только истинным путем.
— А есть еще и ложный? — стало любопытно Варнаку.
— Да, и он наиболее известен среди человечества.
— Я так полагаю, ты как раз на обычный буддизм намекаешь, с его храмами и «колесницами»?
— Будда учил, что богов нет, есть люди, достигшие совершенства, — нараспев ответила просветленная. — Поэтому богам бессмысленно молиться. Нужно следовать их пути, и тогда сам сравнишься с ними в своих возможностях. Ты обретаешь покой, сливаешься с миром в единое целое. Ты становишься счастливым, подобно деревьям и травам, подобно птицам и зверям, не отягощенным никакими заботами. Это так прекрасно — впитывать чистый солнечный свет, ощущать себя частью восхода или теплого летнего дождя.
— Главное не простудиться после подобного ощущения, — прагматично заметил Варнак.
— Ты просто никогда не испытывал такого наслаждения, Рома, — ответила девушка, останавливаясь возле участка с обшитым вагонкой, просторным, но ветхим домом, покрашенным в зеленый цвет и крытым железом, тоже густо замазанным краской. Видимо, кровля была не оцинкованной, и прежний хозяин старательно заботился о ее целостности, прокрашивая каждый год или два. Смену владельца наглядно доказывали земляные полоски вдоль металлических гребней. Раз накопились — значит, последние три- четыре года крышу не мыли. И уж само собой — не прокрашивали. Вдоль самого фундамента рос густой бурьян, такой же тянулся у стен дальнего жердяного сарайчика. Ну, а наличие новых обитателей определялось по хорошо утоптанной площадке размером чуть не во весь участок, и нескольким грядкам по углам, на которых росли вперемешку лук, укроп и какие-то розоватые цветочки.
— Ты даже не представляешь, Светлая, что я успел в своей жизни испытать, — усмехнулся Варнак.
— Если мы хотим достичь гармонии, то должны быть частью друг друга, а не шарахаться в страхе поодиночке.
Тоша взяла его за руку и повела за собой по гаревой дорожке к крыльцу, потом наверх по ступеням, толкнула входную дверь и вошла в пахнущий воском, укропом и брусникой дом. Из-за ее спины Еремей не увидел, кто именно издал восторженный крик:
— Тоша вернулась!!!
Почти сразу послышался громкий топот, со всех сторон к Светлой кинулись молодые люди и девушки, обнимая ее, прижимая к себе, целуя в щеки, словно увидели родную сестру после долгой разлуки. Волна радости схлынула только через несколько минут, и тут Маалоктоша внезапно подтянула Варнака ближе к себе и вытолкнула чуть вперед, лаконично сообщив:
— Это Рома. Он хороший.
— Рома, как здорово, что ты к нам пришел! — тут же обняла его плоская как доска девица с длинными черными косами.
— Рома, рада тебя видеть! — чмокнула его в щеку конопатая девчонка лет пятнадцати.
— Хорошо, что ты с нами, Рома, — сжал его в объятиях крепкий паренек спортивного вида, и почти сразу за ним так же стиснул и прижал к себе хипповатый жидкобородый переросток лет тридцати с большими голубыми глазами.
Потом опять обнимали и целовали девушки, уступив наконец место совсем уже взрослой женщине в джинсах и вытертой водолазке. Взгляд у нее был усталый, как у приведенного на бойню престарелого быка, кожа лица серая, а пахла она лекарствами, причем пахла настолько сильно, что выпирающий из пор больничный дух перебивал все остальные ароматы — и одежды, и тела, и дыхания.
— Я рада, что ты пришел к нам, Роман. — Она тоже обняла гостя, но без старания. — Заходи, ищи себе уютное место. Мы как раз собирались пить чай, а потом будет медитация. Ты знаешь, что такое «кундалини»?
— Нет. А еще мое полное имя Еремей, а не Роман.
— А мое — Галина Константиновна, — кивнула она.
— Вы не прошли посвящения? — удивился Варнак. — А мне вы показались здесь старшей.
— Ты не ошибся. Но быть старшей и быть просветленной это совсем не одно и то же. Давай я объясню тебе, как проходит медитация. Она делится на четыре части. Ты ощутишь переходы, когда
