нас, смертных, больше никто в прудах не рожает и в них не растет. Вот другим зверям волосы и не нужны.
— Откуда ты так много знаешь, Сахун?
— Просто я это своими глазами видел, Волерика. И сам так в детстве плавал.
— Наверное, это очень приятно, да? — спросила она и наивно добавила: — Так же приятно, как когда ты меня обнимаешь?
Юношу кинуло в жар. На миг вдруг подумалось, что быть разорванным в клочья — не такая уж страшная смерть. Ведь никто не вечен… Но здравомыслие, разумеется, быстро вернулось, и он лишь погладил ладонью ее плечи:
— Ты знаешь, Волерика, в главном гнездовье женщины свои волосы расчесывают. Чтобы не путались, чтобы красиво падали на плечи, струйками и косичками. Хочешь, я сделаю тебе гребень? Тогда ты тоже сможешь причесываться.
— Хочу! — тут же согласилась новорожденная, всегда готовая услышать или попробовать что-то новое. — Неужели ты можешь вырастить гребень сам, без помощи богов и нуаров?
— Не выращу… Но ты его получишь… — Он почти в упор смотрел в яркие зеленые глаза, ощущал на губах дыхание воспитанницы, почти не вслушиваясь в ее щекочущий шепот.
Корм… Почему обязательно корм?!
«Потому, раб, что больше она ни на что не годна, — всплыл в памяти ответ нуара. — Ее нельзя просто отпустить в гнездовье, оставить одной из женщин. Боги еще не добились нужного результата, и она только испортит породу. Ее потомки не дадут новым поколениям рабов ничего хорошего, но могут привнести не замеченные ранее недостатки. Самое безопасное — избавиться от нее и растить другую. Она еще никто, раб. Она всего лишь промежуточный образец. Боги поколение за поколением тянут их в нужную сторону. Испытывают, делают новых, испытывают, опять что-то меняют. Может статься, лет через пятьдесят появятся те, кому найдется важная работа, которые станут нарасхват, и для простоты размножения им позволят плодиться звериным способом. А нынешние… Они не женщины, раб, не думай об этом. Это просто похожие на нас существа. Выкорми хорошо это, и я поручу тебе новое. Увидишь, оно окажется точно таким же, разницу замечают только боги. Потом родятся еще и еще. И ты тоже привыкнешь, перестанешь привязываться, станешь хорошим кормителем: всегда сытым, хорошо одетым и уважаемым. Самые трудные — это три-четыре первых воспитанника. Когда сдашь забойщикам первого, сразу станет намного легче».
— Я сделаю тебе сапоги, — внезапно сказал Сахун. — Сапоги и красивую тунику. У меня спрятано немного кожи. Страж поначалу приказал давать, сколько захочу, вот и удалось отложить на всякий случай. Завтра принесу и сошьем. Я сделаю для тебя все, что угодно, только скажи.
Если уж Волерике суждено прожить всего пару десятков дней, пусть они станут для нее хотя бы счастливыми.
Глава седьмая
Шеньшун пришел в себя под полутораохватной елью, срубленной примерно посередине, с поломанными ниже по стволу ветвями. Нуар очень надеялся, что дерево сломал не он, хотя боль в ноге, спине и грудине ясно доказывала, что переломов было несколько и они только-только срослись. Да и то, что он, страж богов, потерял сознание — тоже многое значило. Похоже, ему досталось так крепко, что он почти умер… Но уже в который раз оказался сильнее смерти.
— Хорошо, зверья никакого рядом не оказалось, — пробормотал страж, проверяя свой слух и голос. — А то бы сожрали раньше, чем начал соображать…
Последнее, что он понял, так это то, что в руках у него по-прежнему одревесневшая жилка крылатки. Значит, это не он сорвался — это сломалось само семя.
«Мой бог! — обожгло его ужасом, и юный нуар вскочил, схватившись за рукоять меча. — Неужели Дракон погиб?!»
Вокруг, на удалении больше ста шагов, все было усыпано обломками деревьев, сучьями, свежей хвоей и листвой, обрывками крылатки и обломками ее «скелета». Похоже, вращаясь в своем падении с невероятной скоростью, гигантское кленовое семя расколошматило все, до чего дотянулось, еще прежде, чем рассыпалось само. Внешняя хрупкость лилии оказалась обманчива. Ее вращение, наверное, не смогла бы остановить даже скала.
Одно радовало: треск и грохот, сопровождавшие изничтожение ближних зарослей, наверняка распугали все живое на полдня пути, и никаких хищников в ближайшее время потерпевшим крушение можно не опасаться.
Это была единственная хорошая мысль, посетившая стража богов, рыскавшего среди месива из ломаных ветвей, колотых стволов, щепы и прочего мусора. Клубень, в котором летали они с Драконом, был довольно крупным, и даже в этом буреломе он остался бы заметным. И тем не менее…
Шеньшуна бросило из жара в холодный пот: неужели корневище разбилось? Если лилию ударило о землю с такой силой, что клубень разбился, то и Повелитель Драконов…
— Нет, нет, нет, — тряхнул он головой, отгоняя дурные мысли. — Этого не может быть!
Однако память продолжала подсказывать, с какой силой неведомая тяжесть пыталась сорвать его с крыла, швырнуть в сторону, с какой непостижимой мощью его размазало о ель, ломая кости и толстые сучья. Если клубень ударило о препятствие точно так же, лилия наверняка разбилась в брызги! Ведь корневища, в отличие от людей, не срастаются, и внутренние органы у них не восстанавливаются.
— Только не это, только не это… — Разбрасывая лапник, нуар добирался до земли, после чего переползал на четвереньках по пружинящему завалу дальше и снова зарывался в глубину. — Найдись, найдись, найдись… Найдись хоть кусочек!
После этой мольбы Шеньшун сообразил, что, если клубень разбился — его куски должны валяться в буреломе повсюду. А раз нет кусков — лилия цела. Нуар немного успокоился и продолжил поиски более методично. Ведь если крылатка всегда крутится вокруг семени — то оно должно находиться в самом центре разрушений. Правда, завал из ломаного леса на круг походил мало. Скорее, на плавно расширяющуюся, вытянутую полосу. Но у этой полосы тоже была середина.
Выбрав на глазок самый центр бурелома, страж богов раскидал ветки, ничего не нашел, отступил дальше, стараясь удерживаться на средней линии, снова разрыл, сдвинулся на пять шагов, добрался до земли, еще сдвинулся и… И почти сразу, под двумя слоями веток и осевшей сверху хвои, увидел желтую сочащуюся массу, подернутую тонкой пленкой инея.
— Повелитель!
Нуар воспрянул духом, оттягивая в сторону тонкие стволы молоденьких сосен, лапник, раскидывая щепу. Вскоре он наткнулся на торчащий из клубня жгут обломанного корневища, на котором когда-то держалась крылатка, потом ступил на землю.
Лилия почти не пострадала при посадке, подтвердив безмерную мудрость Повелителя Драконов. Спуск оказался достаточно медленным, плавным и безопасным. Раскрученное крылаткой корневище всего лишь глубоко вкопалось, вкрутилось в мягкий песок, что подстилал разрушенный бор. И чтобы добраться до норки, в которой провели весь полет исследователи, Шеньшуну пришлось разрыть песок на глубину почти по пояс.
Вскоре он увидел бога. Недвижимого, покрытого крупными хлопьями изморози, но к счастью — без единой заметной царапины. Стены норы тоже ощетинились толстым снежным ворсом и ощутимо дышали холодом.
Мертвенное безмолвие Дракона ничуть Шеньшуна не пугало. Он знал, что в холода оставшиеся в гнездовьях боги засыпают, а отогревшись — возвращаются к жизни без всякого для себя вреда. Его пугало то, что внутри огромного промерзшего клубня летний зной доберется до повелителя только через много, много дней. Так долго в незнакомом диком лесу еще нужно суметь продержаться.
Безусловно, нуар мог бы справиться с любым живым существом планеты, подчинить его своей воле и даже заставить служить, выполнять простейшие приказы. Но страж богов нуждался во сне. А когда спал —
