– Я могу добраться домой и одна, – произнесла она.
– Нет. Я провожу вас, – глухо ответил он.
На протяжении всего пути он ни разу не дотронулся до Эммануэль. А когда они дошли до ее дверей, Зак, не поворачиваясь, пошел прочь.
Глава 12
Через два дня Зак ехал на коне через старый квартал, направляясь от монетного двора к каналу Нью- Бейсн, откуда слышалась издевательская песенка «Красивый синий флаг». Голос звучал столь красиво и мелодично, что мог принадлежать ангелу – конечно, если бы тот был сторонником мятежных Конфедеративных штатов Америки.
Школьники и женщины Нового Орлеана часто пели патриотические песни. Подобные выходки разочарованного и мятежного местного населения Зак считал безвредными. Но с недавних пор Бен Батлер приказал жестоко преследовать всякое проявление недовольства и неповиновения. Он зашел в этом столь далеко, что наложил штраф на школы, ученики которых были замечены рисующими флаги конфедератов на своих тетрадях с прописями.
– Кто это поет? – спросил сопровождавший Зака сержант. Сердито прищурившись, он внимательно осмотрел кирпичные фасады пустых, обшитых досками складов, выстроившихся линией в этой части города.
Внезапно Зак заметил, как из-за полурассыпавшихся бочек выглянула взъерошенная кудрявая белобрысая голова.
– Едем к тому человеку, – приказал Зак. – Я хочу его задержать.
Мальчик, сидящий на вершине кучи из наваленных друг на друга бочек, настороженно следил, как военные приближаются к нему. Его короткие штаны и куртка были слегка помяты, но хорошее качество костюма говорило о том, что парень вырос в зажиточной семье. Он не был похож на уличного бродягу.
– Я могу отправить тебя в тюрьму за распевание этой песни, – сказал Зак, натягивая поводья. – Ты знаешь это?
Доминик быстро повернулся и от волнения сглотнул.
– Я не боюсь вас, – сказал он.
– Тогда почему ты собираешься удрать? – задал вопрос Зак, видя, как парень скосил глаза в сторону, словно оценивая расстояние до земли и время, за которое можно было бы скрыться за ближайший угол.
– Когда я вырасту, то отправлюсь на войну и убью много-много янки, – произнес мальчик; его ноздри широко раздулись то ли от страха, то ли от бравады.
Положив ладонь на луку седла, Зак наклонился вперед.
– Не думаю, что это понравилось бы твоей маме.
Парень с такой силой сжал челюсти, что на щеках показались желваки.
– Моя мама ненавидит янки не меньше, чем я. Они убили моего отца.
– Наверняка твоя мама не захотела бы, чтобы ты кого-нибудь убивал.
– Она сделает исключение для янки.
Зак вспомнил сосредоточенное выражение на лице молодой вдовы, когда она переходила от одного убитого солдата северян к другому.
– Не думаю, – мягко произнес он.
Доминик поднял голову:
– Вы собираетесь отправить меня в тюрьму?
– Ну… – Лошадь Зака переступила с ноги на ногу. – На сей раз я тебя отпущу, – наконец произнес он. – Но я советую тебе больше не петь эту песню.
– Да здравствуют Джефф Дэвис[6] и Борегард[7]! – воскликнул Доминик де Бове и, соскользнув с бочек на мостовую, стремительно понесся к узкой, заваленной мусором аллее.
Зак молча наблюдал, как убегал сын Эммануэль, затем повернул коня и направился к каналу Нью- Бейсн.
Эммануэль внимательно посмотрела на напряженное лицо сына. Тот медленно погрузил ложку в суп из стручков бамии и отправил ее в рот.
– Я слышала, что ты сегодня утром удрал от офицера-янки, – сказала она. – Внизу, у пристани. – Она узнала об этом от старого итальянца, который каждый день возил тележку со свежими фруктами по улицам квартала Куотер, и у нее тревожно сжалось сердце.
Доминик виновато сдвинул брови. Люди всегда рассказывают матери о его проделках. Так уж принято в Куотере.
– Я пел «Красивый синий флаг», – произнес он, подняв подбородок.
– Ох, Доминик, будь осторожнее.
Ложка Доминика с шумом ударила по краю тарелки.
– Думаешь, этот янки меня испугал? Я ненавижу их. Они убийцы, воры и подонки.
– Доминик… – произнесла, наклоняясь вперед, Эммануэль. К своей тарелке она так и не притронулась. – Послушай меня. Как ты можешь судить о каком-то человеке – и даже ненавидеть его – по одной только форме?
