– Вы уже ведете себя осмотрительнее. Только…
Он замолчал. Расправляя юбку, Эммануэль удивленно спросила:
– Что «только»?
Он снова помолчал, потом легонько ударил по шее кобылы на прощание.
– Поберегитесь, хорошо?
– Может, мне следует еще о чем-нибудь разузнать? – спросил Хэмиш.
Они сидели в кафе «Морнинг-Колл» и завтракали кофе с молоком и пончиками. В это утро с реки дул холодный ветер, с пристани доносились крики матросов, привязывающих канаты люгера[8], и голоса женщин, идущих на рынок с корзинами на головах. Мулатки двигались с врожденной грацией. Воздух был напоен запахами оливкового масла, солода и жареных зерен кофе. Это сочетание было характерно только для одного города на свете – Нового Орлеана.
– Что-то происходит между тобой и той французской вдовушкой, чьи друзья имеют плохую привычку превращаться в покойников, – произнес Хэмиш.
Повернув голову, Зак взглянул на него.
– Не поднимай брови и не изображай удивление, – продолжал Хэмиш, качая указательным пальцем. – Я наблюдал вчера. Даже слепой заметил бы, что между вами пробегали искры.
Зак негромко рассмеялся, но тут же замолчал и повернул голову к площади. На постаменте статуи Эндрю Джексона какой-то рабочий под личным наблюдением «ложечного» генерала Батлера усердно высекал новую надпись: «СОЮЗ ДОЛЖЕН И БУДЕТ СОХРАНЕН».
– Боже правый, она же подозреваемая, – наклоняясь вперед, произнес Хэмиш.
– Я в этом не уверен.
– Но ты же сам предполагал это раньше.
Зак пожал плечами:
– Думаю, она что-то скрывает от нас, но этого и следует ожидать, верно? Мы здесь не особенно популярны.
– Не стоит об этом вспоминать.
Зак наклонился вперед, продолжая наблюдать за рабочим на площади.
– Я хотел бы, чтобы несколько солдат обыскали кладбище. Пусть они обратят внимание на те склепы, где заметны следы недавнего ремонта, а потом поговорят с родственниками умерших. Нужно найти тех двух негров, о которых говорил сторож-немец. Они могли что-нибудь заметить.
Хэмиш что-то пометил в своей записной книжке.
– Помнишь – ты просил меня разузнать насчет Филиппа де Бове?
– Да, – медленно произнес Зак, глядя, как грузный ньюйоркец чешет шею.
– Поначалу я думал, что он был зачислен в медицинский корпус конфедератов и там убит. Но я ошибся. Похоже на то, что он тайно вывозил золото конфедератов через болота, после того как мы взяли город. Но ему это не удалось.
– Смерть героя, – мягко произнес Зак.
– Да. Но все, с кем я общался, признавались, что никогда бы не подумали, что муженек этой хорошенькой французской вдовушки участвовал в темных делишках.
– Как и все мы, наверное?
Хэмиш покачал головой:
– Я побывал там, где торгуют абсентом, играют в фараон, а потом в самых лучших борделях – вроде одного на Олд-Ливи-стрит, который торгует совсем молодыми девочками и мальчиками – для извращенных богачей. И думаю, я не узнал еще и половины.
Около железной ограды площади старая индианка раскладывала на одеяле сушеные растения на продажу. Зак внимательно за ней наблюдал.
– Похоже на то, что этот человек был способен убить из арбалета или отравить. Если это он, то вся история начинает проясняться.
– Вот как? Да, надо выяснить, что это была за экспедиция де Бове по переправке золота через реку Байу-Креве. Кто-то об этом уже говорил?
Солнце поднялось выше, нагревая воздух и прогоняя утреннюю прохладу.
– Не помню, – ответил Хэмиш. Металлические ножки стула скрипнули по камням, когда он отставлял его. – Но как я могу сейчас судить, двумя убийствами дело не ограничится. Их будет три и больше. Думаю, больница Сантера – очень нездоровое и опасное место.
Оставшуюся часть утра и большую часть дня Зак проверял выдачу еды городским беднякам. Все это время его мучило смутное беспокойство, неотвязчивое, словно старая мелодия или полузабытая мечта.
В конце концов, Зак оставил лейтенанта завершать работу и отправился на поиски Антуана Ла Туша.
Но найти его оказалось нелегко. Зак обнаружил Ла Туша в захудалом кабаре на Олд-Ливи-стрит. Он одиноко сидел в темном, подернутом табачной дымкой углу, за круглым столом, покрытым грязной скатерью, хотя, как заметил Зак, стоящий у локтя Ла Туша коньяк считался одним из самых дорогих.
Антуан опустошил очередной стакан и положил дрожащие пальцы на бутылку. Заметив Зака, он замер,