Кровь волнующе бежала по его венам, а в голове вихрем проносились воспоминания о нежном вкусе ее губ.
Эммануэль наклонила голову с той же холодной любезностью.
– Майор. – Она бросила быстрый взгляд на свекровь. – Если я мешаю вам, то могу просто взять Доминика…
– Нет, – произнес Зак. – Я должен идти. – Повернувшись к Мари-Терезе, он добавил: – Спасибо за то, что вы уделили мне время, мадам.
– Жаль, что я ничем больше не могу вам помочь, – ответила пожилая дама, нахмурившись, словно и в самом деле была удручена этим.
Надевая шляпу, Зак вдруг понял, что все они трое играют свои роли в какой-то странной игре.
Эммануэль подошла к высокому окну в прихожей и проследила взглядом, как Зак Купер спускается по лестнице дома.
– Зачем он приходил? – спросила она, глядя на Мари-Терезу, с мрачным лицом стоявшую у двери.
Старая дама пожала плечами:
– Он хотел знать кое-какие подробности того вечера, когда умерла Клер. Надо отметить, что он очень энергичен. Пока еще никого не арестовали?
– Не думаю, что он что-либо нашел, – ответила Эммануэль, увидев в окно, что Доминик радостно приветствует майора.
– Доминик сказал мне, что майор сопровождал вас на озеро.
Эммануэль напряженно наблюдала, как ее сын побежал по лужайке к передним воротам, за ним следом понеслась собака. Тогда, на озере, после тяжелого разговора об арбалете, Зак вернулся на берег, чтобы помочь Доминику вытаскивать сеть. Они долго и яростно спорили о Севере и Юге и о войне, но не поругались. Зак показал Доминику кавалерийскую саблю. Эммануэль, ревниво следя за этим со стороны, с удивлением обнаружила, что взаимная привязанность майора и ее сына вызывает в ней противоречивые чувства.
– Доминик ненавидит янки, – произнесла Мари-Тереза резким тоном. – Они убили его отца.
– Я стараюсь привить своему сыну любовь к людям, – ответила Эммануэль, стараясь быть спокойной. – Даже если предрассудки есть у меня самой.
На лице Мари-Терезы отразилось неудовольствие.
– Что это? Возлюби врага своего? Хм! – Она сделала шаг вперед, ее голос дрогнул. – Ты плохо кончишь, Эммануэль. Связаться с янки? Но ты же овдовела всего три месяца назад.
У Эммануэль не хватило сил категорически отрицать обвинение, поэтому она сдержалась и спокойно произнесла:
– Я никогда никому не позволяла указывать, как мне надо жить.
– О, я знаю. – Мари-Тереза взялась за высокую спинку стула цепкими, покрытыми кольцами пальцами. – Ты признаешь, что испытываешь какие-то чувства к этому человеку?
– Я этого не говорила.
Пожилая дама покачала головой:
– Я и не ожидала услышать от тебя правду. А как же Доминик? Что станет с моим внуком, если ты выйдешь замуж за янки?
Эммануэль коротко рассмеялась:
– После того, что пережила с Филиппом?
В глубине стеклянно-серых глаз Мари-Терезы вспыхнул опасный огонек.
– Как ты смеешь говорить такие вещи – мне?
Эммануэль постаралась сдержаться.
– Мы обе знаем, кем был Филипп. Почему мы должны притворяться?
Лицо Мари-Терезы исказилось от гнева. Ее рот вытянулся, и она стала казаться старше своего возраста.
– Это ты сделала Филиппа таким.
– Нет. – Эммануэль отрицательно покачала головой, крепко сжимая в руках зонт. Раздался быстрый топот детских ног и лай собаки. – Вы не способны переубедить меня и глубоко в сердце признаетесь себе в том, что я права.
– Я знала отца Филиппа…
– Филипп не был похож на него, – заметила Эммануэль, поворачиваясь, чтобы уйти.
– Он мог бы стать таким же. Если бы у него была подходящая жена.
– Возможно. Но этого мы никогда не узнаем.
Она была уже почти у дверей, когда ее внезапно остановил голос Мари-Терезы:
– Ты знаешь, что кто-то выдал Филиппа тому патрулю северян в Байу-Креве?
Эммануэль медленно обернулась, опасаясь, что вот-вот в комнату войдет Доминик: он уже говорил с Леоном, старым чернокожим дворецким.
