— Что издеваться-то? Палатку под магазин не так поставил. Спорить начал, сказал, что он пока еще не партийный босс, еще не избран и всякое бывает.
— Ха-ха-ха! Ну, ты даешь! «Не избран еще и всякое бывает». В армии всякое не бывает. Что, другого изберем, что ли? Шутник. Ну ладно, я результат твоей шутки положу к остальным служебным карточкам. Пока для истории. Весь полк ознакомлю: повеселится народ.
— Он, гад, орать начал, ногами топать, а мне комдив лично все указал, где ставить, в какую сторону вход. Ладно, пойду, скоро проверять заявятся.
В палатке дремали бойцы, усталость этих суматошных дней их просто подкосила. После Джелалабада ни минуты отдыха, да и там мы не на курорте были.
— Дубино! Собирай солдат и на ужин, затем в роту, а я тут пока отдуваться буду перед начальством.
Все ушли, а я загрустил по причине взыскания, могильной плитой рухнувшего на меня (да и черт с ним, после Афгана уволюсь, к дьяволу, из армии). Долой дурдом. Вдруг раздались знакомые голоса, и, распахнув полог входа, ворвался потный и большой, как слон, командир полка, следом вошел генерал и «начпо», полковник Севостьянов, затем замполит Золотарев, Ромашица и еще несколько штабных.
Я встал со стола и направился докладывать, но командир полка махнул на меня кулаком, и я замер, сливаясь с белым фоном утеплителя.
Генерал огляделся и произнес: «Ну, вот, тут все хорошо. Дорожку только песочком посыпать и доставить пару столов. Все. Идем дальше!».
Ромашица злобно посмотрел на меня, ничего не произнес, я вышел вместе со всей толпой. Основной замполит полка подозвал меня и промямлил:
— Дорожки посыпать, столы взять в клубе, поставить охрану на ночь, чтоб ничего не украли. Сейчас телефонную линию протянут связисты. Ну, а вы в роту — работать. Потом на совещании расскажите, что у вас тут было. Ростовцев, с вами одни неприятности. Совещание в двадцать три ноль ноль. Идите. Трудитесь.
Я отправился в роту, взял солдата, точнее вырвал у ротного (каждый человек — на вес золота: «работы» — непочатый край), старшина выдал ему спальник.
— Колесо! Двигай обратно в палатку и дежурь у телефона. Чтоб ни тебя, ни палатку, ни столы не сперли. Не проспи! Не кури!
— Есть, товарищ лейтенант. Я палатку изнутри завяжу и у телефона лягу на столе.
— Валяй!
Замученный солдат, схватив в охапку спальный мешок, радостно затрусил в сторону клуба. Я же, взяв блокнот для указаний, отправился на совещание.
Немного опоздал, но руководства все еще не было. Радостный непонятно отчего, комсомольский полковой вождь о чем-то оживленно говорил вождю партийному. Остальные все устало дремали. Из батальона я прибыл самым последним. Новый замполит батальона Константин Грицина глазами указал мне на место рядом с собой. Я присел, и он мне зашептал:
— Что там произошло у тебя? Все говорят, но толком никто не знает.
— А что произошло у меня?
— Какой скандал был с секретарем парткомиссии?
— Каким секретарем парткомиссии? Мы его еще не избрали, майор какой-то из дивизии, Ромашица, докопался.
— Ромашица это и есть секретарь парткомиссии.
— Он мне то же самое говорил, но я-то знаю, что он врет, мы его еще не избрали. Я бы его точно не избрал, и если бы альтернатива выбора была, голосовал бы против.
— Сейчас придет Золотарев и всех нас вздует. Ты не представляешь, какую крамолу ты говоришь. Такие кандидатуры в отделе ЦК рассматривают, в ГлавПУре, а ты оспариваешь мнение ГлавПУра.
— Не уверен в правильности выбора ЦК. Хлыщ холеный и блатной. Наверное, или папа генерал, или с дочкой генерала спит.
В кабинет бесшумно вплыл Золотарев, и первый вопрос ко мне:
— Что случилось у вас с майором Ромашицей?
— Да ничего. Он отменял приказ комдива, грубил, орал, хотя он пока формально никто.
— Ну, это ваше личное мнение. И ваши проблемы… Приступим к совещанию.
Все сочувственно улыбались и подмигивали. Ну, и понеслось дальше. Бред, маразм. Опять исправлять, переделывать, восстанавливать, заводить. Готовить докладчиков к конференции. Мне, к счастью, выступающего не доверили. Доверили подготовить умного сержанта с задачей менять стакан со свежим чаем на трибуне. Подстричь, одеть в новое обмундирование, чтобы «с умным, нормальным лицом, русский, коммунист».
— А у меня русского нет, есть хохол.
— Есть разница? — живо осведомился Золотарев. — Как вы понимаете, я имею в виду славянское лицо.
— Для этого сержанта есть разница. Он с Западной Украины. Он в полку никого, кроме себя, хохлом не считает, даже секретаря парткома.
— Да ну! — воскликнул майор Цехмиструк. — А я думал, хохлее меня нет. А на второе место ставил Мелещенко. Надо с твоим сержантом познакомиться поближе.
— Нет-нет! На первом — комбат, вы — второй, я — третий, — живо откликнулся Ми кола и заулыбался.
— Мелещенко! Ты, Микола, все время такой сытый и счастливый, явно где-то сало достаешь и каждый день употребляешь, — продолжал Цехмиструк.
— Нет, товарищ майор, он на кильку перешел, это новый вид наркотика, — прыснул Мелентий.
— Все! Прекратили базар! За работу, марш по подразделениям, — рявкнул замполит полка и закончил совещание.
— Ну-ка, ну-ка, расскажи, Мелентий Александрович, заинтересовался Цехмиструк, выходя из кабинета и обнимая Мелентия за плечо.
— Да! Тут такая смешная история. Рота ушла на стрельбище, а Микола остался в роте стенгазету выпускать. Выпускал-выпускал, устал, проголодался. Взял банку килек у старшины-землячка, открыл, идет по коридору и вилочкой рыбку накалывает. А тут на беду комбат зашел. В роте никого, дневальный туалет моет, а Микола с баночкой. Команду «смирно» никто не подал. В казарме тишина, тут они нос к носу и столкнулись.
Подорожник подходит к Николаю, а на того столбняк напал.
— Что делаем?
— Кильку ем, — отвечает Колян.
— Ах, килечку! Рота на стрельбах, а он килечку трескает! Килечник! Килькоед!
Ну и понеслось. Старшина через окно сбежал, услышав шум, а в каптерке на столе еще банка кильки открытая стоит, комбат, как увидел, сильнее взвился. В общем, вечером на совещании в батальоне «гвоздем программы» были Микола и две банки кильки. Мол, нормальные хохлы едят сало, а этот килечек жрет. А Николай возьми да и брякни, что сало в полку нет, а килька есть. Комбат в бешенстве как заорет:
— Килька — заменитель сала?!!!
Кильку и Кольку обсуждали минут пятнадцать. Он сразу несколько прозвищ получил: «Килечник», «Килькоед», «Колька-килька». На любой вкус. Николай стоял чуть в стороне и слушал рассказ, зеленея от злости.
— Ну-ну, насмехайтесь, издевайтесь, злорадствуйте! Пошли вы все к черту, еще друзья-товарищи называются. — И, развернувшись, он зашагал в роту. Вокруг все прыснули от смеха.
— Зря хорошего хлопца обидели, — вздохнул Цехмиструк.
— Ничего, переживет, жлобина, — рубанул Мелентий. — К этому хорошему хлопцу, главное, спиной не поворачиваться.
Утром началось действо, ради которого весь полк стоял на ушах три недели. Партийный форум.
Я представил замполиту полка для осмотра Степана Томилина.
