Веселье быстро закончилось: предстоял подъем на очередную вершину.
Неделю рота прочесывала плато. За это время с природой произошли разительные перемены. Резко потеплело, снег и лед растаяли, отовсюду потекли по расщелинам ручейки, соединяющиеся в речушки, которые, сливаясь, превращались в мощные потоки воды. Ни снега, ни льда как и не бывало, только кое-где в овражках белели небольшие пятна.
— Чего ты приперся? — неласково спросил я поднимающегося на нашу точку Острогина. — Почему не разыскиваешь трофеи?
— А сам почему не ищешь? Ты у нас в роте первая розыскная собака! Отцы-командиры, лучше пойдем делать исторические кадры: «купание красных офицеров» в горной реке зимой! — заорал Серж, когда добрался до нас. — Я захватил с собой в рейд фотоаппарат, а Ветишин подойдет через несколько минут. Будет классный групповой портрет на фоне этих «альпийских видов». А ты грубишь.
— «Купание красных офицеров» — это как «Купание красного коня»? — поинтересовался я. — Нас потом овсом кормить еще больше начнут. А чего ты Сережку бросил, он без тебя справится?
— Да чего там справляться, саперы разминировали избушки, только одна и нашлась мина в этой долине «духов». Мина совсем древняя, года три как установлена, старая, ржавая.
— Уходить будем — поставим новую, — усмехнулся я.
— Нашли еще чего-нибудь? — спросил Марасканов.
— Пока ничего. «Летеха» с взводами сейчас те дальние овечьи кошары осмотрит и вернется к нам. Пусто там, ничего нет, либо унесли все, либо не было никаких боеприпасов. Без Шипилова, покойного, ничего не находим. Вот у кого нюх был! Как вы на отшибе, не замерзли? У нас и лед уже совсем подтаял, а тут кое-где белеет.
— Да ничего, терпимо. В Кандагаре, конечно, теплее, я снега два года не видел, уже забыл, как он выглядит, — улыбнулся Игорь.
— Игорек, а что случилось с тобой, почему к нам «сослали» из спецназа? — поинтересовался Острогин.
— Глупая история. За острый язык и несдержанность. Солдат солдата топором зарубил, начальник политотдела принялся орать, что комсомолец убил комсомольца, работа воспитательная не ведется, каких- то протоколов собраний не оказалось. Я вспылил, принялся спорить, ну а он припомнил взводного, которого осудили за «мародерство» тремя месяцами раньше, дескать, наблюдается увеличение грубых нарушений дисциплины членами ВЛКСМ. И вот я не переизбран и отправлен в пехоту. Вообще-то, если бы не послал его подальше — все бы обошлось, но я не сдержался. Вот и в отпуск вовремя не уехал, и со званием кинули, уже капитаном должен был стать, а в результате — вновь взвод и по-прежнему старший лейтенант.
— Игорь, как старлей ты нам больше нравишься, с капитаном из спецназа мы уже послужили, до сих пор запасы одеколона батальон восстановить не может. Очень ты нам симпатичен, и дружный коллектив первой роты принимает тебя в свои ряды. Уверен, с честью оправдаешь наше доверие и к концу года возглавишь роту, — торжественно произнес я.
— Ник, большое спасибо, но, ребята, ваше доверие я лучше оправдаю в Союзе. Осталось три месяца служить, вы уж как-нибудь без меня, пожалуйста, обойдитесь.
— Это настоящая катастрофа! А как я отлично пристроился! У Игоря здоровья — вагон! Громадный ватный спальник в горы приволок, я же налегке шел с транзистором. Эх, скоро придется опять себе лежак носить.
— А что места на двоих хватает? — удивился Острогин.
— Конечно, я худощавый, Игорь тоже стройный, рядом можно еще «летеху» положить. Мы не то что ты: культурист, атлет, Геракл. Жрешь за троих, спишь за двоих, нос отхватил на четверых. Повернешь им — проткнешь, а мозгов взял — на одного…
— Но-но, замполит, интеллект попрошу не трогать. Мой ум, как и мой красивый греческий нос — неприкосновенны и неповторимы. Ты посмотри, какой профиль, как на барельефе! — гордо произнес Серж.
— Одно слово — граф, — согласился я. — Как тебя такого породистого сохранили до сих пор. Почему предков в восемнадцатом году не шлепнули?
— Родственников лишь сослали в Казахстан, наверное, им повезло. Если бы история тогда повернулась по-иному, то вы у меня на конюшне бы работали или на плантациях.
— Серж, у тебя фамилия вообще-то не дворянская, а больше каторжная — Острогин! Тюрьмой отдает и ссылкой, — возразил Игорь.
— Что это вы моего тезку обижаете? — вступился за «графа» поднявшийся на точку Ветишин. — За что такого золотого парня обижаете?
— Вот хотя бы одна родственная душа, брат ты мой, Сережка! Буду фотографировать только тебя, пошли они к черту. Крестьяне!
— По повадкам замполит тоже из дворян. Спальник носить не хочет, дрыхнет в чужом, одевается не как все — в «песочник» или «горник», умные речи произносить пытается, — вставил словечко Ветишин.
— Нет, Серж, я к тебе не примазываюсь, моя порода совсем другая, мы из обыкновенных разбойников, ссыльнокаторжных, — отмахнулся я.
— Ребята, завидую я вам, — вмешался в разговор Марасканов, сменив тему.
— А чему тут завидовать? — удивился я.
— С такими теплыми спальными мешками можно год в горах, не спускаясь, воевать. У нас в Кандагаре их совсем мало, в основном трофейные. А тут на всю роту ватные, теплые, большие.
— Вот то-то и оно, что большие, — усмехнулся я. — Большие и тяжелые. Дружище, когда я в прошлом году в полк прибыл, то солдаты парами спали на одном бушлате, накрывшись вторым, да еще плащ-накидку одну подстелят, а другую от солнца и дождя на СПС растянут. И никаких спальников! Но в декабре разведрота шестьдесят восьмого полка возле Рухи попала в засаду и почти вся полегла. На помощь бросили рейдовый батальон и разведбат. В Кабуле стояла солнечная погода, тепло, а в горах началась снежная буря. Температура минус пятнадцать! Пехота обута не в валенки, а в сапоги и ботинки, одеты легко, по- летнему, спальных мешков почти ни у кого, только у старослужащих — трофейные. В результате померзли: больше шестидесяти обмороженных, в том числе и с ампутациями конечностей и даже со смертельными исходами. Примчалась комиссия из Москвы, а в полках теплых вещей нет, хотя воюем уже пять лет. Оказалось, все это лежит на армейских складах, но «крысы тыловые» не удосужились выдать в войска. Зато теперь есть и свитера, и бушлаты нового образца, и ватные штаны, и спальные мешки, и горные костюмы. Но чтобы получить это имущество, надо было потерять людей и искалечить десятки бойцов. Нашему батальону очень повезло во время этих морозов. Сначала объявили готовность к выдвижению, но из-за приезда адмирала на партконференцию дивизии полк оставили на показ. А то на леднике полегли бы и роты нашего доблестного восьмидесятого полка, в том числе и ваш покорный слуга с ними. Серж точно бы монументального носа лишился. Как-то раз в районе Бамиана рота попала в ливень, а затем в снежную бурю — неприятнейшие ощущения. Мокрые насквозь до нитки были, запорошенные снегом, замороженные, как сырое мясо в холодильнике. Бр-р-р. Как вспомнишь, так вздрогнешь. Острогин ходил синий, как залежалый цыпленок, общипанный культурист — «кур турист». На его красивом носу намерзла длинная сосулька.
— Прекратить трогать мою гордость, это основа моего римского профиля, — вскричал возмущенный Сергей и со всей силы треснул меня в бок. — Ну что, все в сборе! Можно фотографироваться, пока приглашаю и никто не мешает, — сказал Острогин со снисходительной барской добротой в голосе.
Чистый теплый горный воздух, солнышко, хрустальная вода, белый, чистейший снег. Швейцарский курорт, а не район боевых действий.
— Кто первый на съемку, в очереди на исторические кадры, — заорал весело Сергей, снимая крышку с фотообъектива. — Наверное, самый молодой?
Ветишин осторожно потрогал водичку рукой, тотчас же принялся отряхивать ее и зафыркал, как домашний кот:
— Фр-р-р! Черт! Как ошпарило! Серж, а если я буду имитировать обливание и мытье, получится на фотографии реализм? Я склонюсь над ледяной водой, раздетым по пояс, а ты меня щелкни.
— Трус! А ну, не сачкуй, — заорал Острогин и принялся подталкивать Сережку к ручью. — Быстро в воду!
