однажды да попадут под горячую руку».
Отложив вопрос с упаковкой и транспортировкой картин, Сергей задумался о книгах. Столько раритетных изданий! Одна библия Гуттенберга чего стоит! В Российской национальной библиотеке, насколько он помнил, имелся только лист из нее, а тут целый том в хорошем переплете. Привезти в Россию пару фолиантов – и Академия наук на руках будет носить! Если бы пару лет назад кто-нибудь рассказал ему, что он будет держать в руках такие сокровища, Серж посчитал бы того товарища фантазером или сумасшедшим!
«Пополнить экспозиции родных музеев редкими экспонатами – дело правильное, но как это сделать? – задумался потенциальный Третьяков. – Где это проклятое окно во времени? Хотя бы форточка какая-нибудь отыскалась или даже замочная скважина, а уж я в нее просочусь. Кто бы подсказал, где эта щелочка находится и когда в нее можно будет проскочить? Намекни, Друг!»
Глава 17
ПРОСВЕТИТЕЛЬ
Сергей слишком увлекся искусством, а его подруге требовались внимание и любовь. Поэтому через некоторое время Солу набралась храбрости, взбунтовалась и выдвинула ультиматум – или нормальные отношения, или полная свобода действий. Как любая молодая женщина, туземка чахла без ласки. Естественно, ни о какой свободе речи быть не могло, прекрасная островитянка слишком была дорога настоящему полковнику. Ему пришлось отложить изучение рукописей и любование картинами до лучших времен. С искренним сожалением Сергей убрал драгоценные фолианты в сундук, повесил на него замок, чтобы крысы не погрызли кожаные переплеты, и отложил научные исследования до лучших времен. Однако червь сомнения по-прежнему грыз его душу. А будут ли в его жизни эти лучшие времена? Строганов все же не удержался от соблазна и спрятал в свою дорожную сумку библию Гуттенберга, чтобы полистать во время вахты, пусть и урывками.
Товарищей по несчастью произведения искусства и книги совершенно не интересовали, новая страсть поглотила Сергея с головой, а все остальные жили прежними, весьма будничными проблемами. Да мало ли чем тешится барин, известное дело, господа из высшего света вечно дурью маются. То они театром обзаведутся, то хором, то покровительствуют целой толпе поэтов, художников и музыкантов. Хорошо еще, что молодой граф не заставляет попутчиков музицировать, фиглярствовать и философствовать. Даже худородный дворянин Степанов поражался тому, что даже на корабле, в отрыве от цивилизации, аристократическая порода берет свое, и граф потянулся к искусству. Как говорится, не хлебом единым.
– Пропал парень. Сейчас затеет ревизию всего корабельного добра, – ворчал Ипполит. – Начнет докапываться, составлять реестр, какой именно эпохе, какой династии китайских императоров принадлежат эти самые вазы, да еще и запретит справлять в них нужду. А то вот в трюме груда скрипок. Ей-ей заставит нас на скрипочках учиться, как евреев или цыган каких! Будет целый день скрипеть, пока уши в трубочку не свернутся. Не дай боже!
Но, к счастью для экипажа, Сергею в детстве медведь наступил на ухо, поэтому к музыке он был равнодушен, вынул из футляров несколько музыкальных инструментов, поводил по струнам смычком, побренчал и положил инструменты обратно. Конечно, среди них могли быть бесценные экземпляры работы Страдивари, Гварнери или Амати, но к скрипкам Серж был равнодушен, их не скрутишь в трубочки, много не возьмешь с собой в дорогу.
«Нельзя объять необъятное, хотя пытаться все же нужно! Но как вывезти тонны сокровищ в будущее? Если и получится вернуться домой, то, наверное, с одной лишь ручной кладью. Эх, прощайте, мечты о вывозе мешков с золотом и жемчугом, сундуков с книгами, футляров со скрипками. А еще в углу пылится старинный клавесин, арфа, груды фарфора и столового серебра. Хватит! Музей закрываем на проветривание. Нам хватит и одного тубуса, полного холстов» – так мечтал полковник о своем светлом будущем.
Серега не раз мысленно представлял, как он счастливо заживет, продав лишь одну картину! Он давно понял, что безвозмездно дарить родному государству ничего нельзя, все многочисленные спецслужбы страны тут же начнут выяснять и домогаться, откуда привез, где взял, не украл ли?
«Нет, у пиратов отнял! Вор у вора дубинку украл».
В таких мучительных размышлениях Серега провел несколько дней. Но он заставил себя отбросить мечты о нереальном до поры до времени. Полковник «вернулся в семью» и начал наверстывать упущенное за несколько дней. Девушка была безмерно счастлива перемене настроения у суженого и с радостью приняла его объятья.
Но страсть к книгам не исчезла, а лишь вошла в нормальное русло. Вскоре Строганов вытащил из сундука книгу, которая, по его мнению, обязательно должна была увлечь всех присутствующих на корабле. Это был увесистый том Джонатана Свифта о морских странствиях Лемюэля Гулливера, корабельного врача, а потом и капитана нескольких кораблей, о лилипутах, великанах, о неведомых заморских странах, о приключениях, которые были так похожи на их собственные. После обеда Строганов усадил под навесом свою Стешу и прочую публику и принялся за чтение. Читал по-английски он сносно, тотчас переводил вслух на русский язык, а французу и туземцам дополнительно разъяснял непонятные для них места текста. Сергей с удивлением обнаружил, что русский перевод, с которым он был знаком с детства, был весьма далек от подлинного текста и не содержал того обилия пикантных сцен, которые описал автор. В книге было множество иллюстраций такого характера, за которые в Советской России вполне могли дать срок. Как выяснилось, ни один из моряков, к глубочайшему и искреннему удивлению полковника, не читал занимательные истории о Лемюэле Гулливере. Аборигенам же для наглядности приходилось показывать рисунки, чтобы они лучше понимали содержание книги. Картинки туземцы рассматривали с неподдельным интересом, качали головами, восхищенно цокали языком, глядя на великанов и лилипутов. Первый сеанс чтения завершился бурным диспутом по поводу услышанного и увиденного.
Ипполит заявил, что лично видел великанов и лилипутов, правда, все они были темнокожими. Это случилось во время кругосветного плавания, назывались они бушменами и пигмеями, а родина их находилась не на островах, а на африканском материке.
– Писатель ошибся! – горячился старый ротмистр. – Эти лилипуты у него какие-то злые, а на самом деле они вполне добродушные люди, если их не обижать.
– Нет, англичанин был человек ученый, ошибиться он не мог, – заспорил с ним Худойконь. – Твои пигмеи были добрыми, потому что вы вооруженными к ним явились. А если бы судьба забросила тебя туда одного и без оружия, как доктора Гулливера, то, дорогой мой Ипполит, повязали бы эти пигмеи тебя и съели! Без соли и без хрена!
– Возможно, есть на свете острова, где проживают и другие маленькие или большие люди, – сдался Ипполит. – Мало ли неизведанных земель. Вот мы с тобой, Кузя, уже сколько лет странствуем и болтаемся по морям и океанам, столько неоткрытых земель посетили, а сколько их еще во всем мире существует! Даже за последний месяц мы побывали на десятке атоллов, на которых проживают разные народы, отличные друг от друга. Может, где-то рядом и в самом деле живут настоящие лилипуты?
– Это точно. Еще чуток поплаваем, диких наберем и будем напоминать Ноев ковчег, где каждой твари по паре, – усмехнулся Худойконь. – Кормим этих туземцев, как на убой, а проку от них никакого!
– Как это никакого? – вступился за дикарей Сергей. – Ты с кем ночами спишь? С левой рукой или с подружкой Куа? То-то же! А палубу кто драит? Опять же эти туземные бабы. А паруса ставит и снимает, штопает их? И мне жизнь спасла в бою с пиратами опять же аборигенка Мими!
Казак смутился и, не найдя, что сказать в ответ, махнул рукой и отправился на бак курить трубку.
В выловленных из воды ящиках и коробках, оставшихся от утопленного английского корабля, оказался добрый фунт табака, причем почти сухого. То-то было радости у старого курильщика! Казак давно мучился из-за отсутствия хорошего табачка. Стоя на вахте за штурвалом, он не раз яростно грыз пустую трубку, Наконец, дошел до того, что смешал чай, специи, табачную труху, пыль и пепел, набил адской смесью курительную трубку и стал дымить этой отравой, опасной для жизни не только самого курильщика, но и окружающих. При этом, давясь едким дымом, казак страшно ругался, проклиная все и вся. Теперь же бывший пират перестал раздражаться по любому поводу, характер его заметно смягчился, а раскурив заветную трубочку, атаман радовался жизни как ребенок и был готов вытерпеть массу новых невзгод, лишь бы не расставаться со своей люлькой.
