Сергей подкинул на ладони изумруд, посмотрел оценивающе на свет и положил его в шапку казака. Худойконь подошел к ближайшему носовому орудию, небрежно пнул его сапогом и гаркнул:
– Граф, заряжай! Живо! Пока кураж не пропал. Строганов вздохнул, работа предстояла нелегкая, но делать нечего, уговор дороже денег! Серега забил в пушку пороховой заряд, ядро и весело отрапортовал:
– Готово!
Атаман запалил фитиль, припал к пушке, выбрал цель, выверил наводку и доложил:
– Готов! Стреляю по одинокой лодочке, вон той, в которой гребут два раненых китаезы.
Сергей кивнул в знак согласия и скомандовал, энергично махнув рукой:
– Пли!
Первый выстрел получился с большим недолетом. Азиаты поняли, что на корвете о них вспомнили и хотят утопить. Превозмогая боль, они налегли на весла и принялись грести изо всех сил. Кузьма крякнул от досады на столь явный промах и с неудовольствием прикрикнул на полковника:
– Добавь заряд, раззява! Специально не доложил пороху? Желаешь заполучить мой изумруд? Признавайся!
Серж искренне возмутился:
– Зачем ты так говоришь? Обижаешь, я все делаю по-честному. Следи и говори: много, мало, еще доложить чуток или не надо.
Атаман придирчиво, насколько позволяло его состояние, следил за процедурой заряжания, потом прицелился и приготовил фитиль.
– Командуй, полковник!
– Огонь!
В этот раз получился небольшой перелет, и ядро упало правее обстреливаемого сампана.
– Дьявол! Переборщил!
– Сам виноват, – огрызнулся Строганов, войдя в азарт человека, заключившего пари.
В мыслях он действительно уже видел себя обладателем редкого по красоте изумруда.
Тогда Худойконь, сильно обозлившись на собственные промахи, самолично зарядил пушку порохом, вставил ядро, прицелился и без всякой команды полковника выстрелил. Оба спорщика напряженно следили за секундным полетом ядра, которое вспенило морскую воду метрах в пяти правее цели.
– Проклятье! Каррамба! – рявкнул Худойконь почему-то по-испански, в ярости швырнул банник далеко в море. – Нет, вам это даром не пройдет, канальи! Сейчас я до вас доберусь!
Казак решительно кинулся заряжать орудие и, действительно, следующим выстрелом попал точно в цель. Лодка со спасающимися бегством азиатами разлетелась в щепы, а Худойконь на радостях пустился в пляс.
– Учись, граф! Мастерство не пропьешь!
Да плясал атаман не просто так, а с шашкой в руке, в результате молодецкой, удалой половецкой пляски был перерублен шкот и распорото полотнище косого паруса.
– Уймись! – попытался урезонить его Строганов, размышляя, как быть дальше.
По поведению казака стало ясно, что он себя проигравшей стороной не считает. Как поступить дальше, чтобы скандал не возобновился? Серега крепко задумался.
– Ну что, граф! Неси свой жемчуг. Гони монету! Буду кутить в портовых кабаках!
Строганов, протестуя, замахал руками.
– Погоди, атаман, погоди.
– Что погодь? Или уговор забыл, твое сиятельство?
– Ты каким выстрелом сампан утопил, а?
– Третьим! – буркнул казак.
– Врешь, выжига! Четвертым! А уговор был – с трех раз. Выходит, что приз мой. Я законно выиграл это пари.
– Все-то у вас, дворян, не по-нашему, не по-русски. Пари, понимаешь ли. Придумали название какое-то дурацкое! Спор у нас был с тобою, граф! Обыкновенный спор. Я должен был попасть в лодочку, утопить китаезов, и я в нее в итоге попал. Расколошматил как скорлупу с третьего выстрела!
– Шалишь, брат, жульничаешь! – рассердился Строганов на этот беззастенчивый обман. – Ты счету обучен? В первый раз был недолет, потом перелет, это второй выстрел, а в третий раз ядро упало рядом с лодкой. Так?
– Ну?
– Что ну, сельпо! Лишь четвертым выстрелом ты поразил цель! Понятно?
Казак тупо посмотрел на полковника, и его глаза постепенно начали наливаться кровью, как у быка во время корриды, когда его дразнят красной тряпкой.
– Ты на что, графская морда, намекаешь? Что я, казак-пугачевец, вру? Здесь тебе не Россия! Тут, в море-океане мы все равны.
– Я не сказал, что врешь, но ты слегка привираешь. Тогда поступим так: я предлагаю компромисс.
– Чего-чего?
– Компромисс.
– Какую еще мисс? На кой ляд она мне сдалась, у меня своя туземная мамзель имеется. Не хуже благородных барышень, без всяких ломаний и кривляний!
– Уф, с кем я говорю, он же туп, как дерево, – пробормотал Серж вполголоса, чтобы казак не расслышал, а потом громко продолжил: – Давай поступим так, чтобы ни тебе, ни мне не было обидно. Я отдаю свою долю жемчуга, а ты мне уступаешь изумруд. Никто не в накладе, и спор разрешится миром.
Атаман Худойконь задумчиво почесал затылок. Он, все еще не протрезвевший, никак не мог взять в толк, обманывает его граф или нет. Выгодна ему эта сделка или разорительна? Он получит кучу больших и малых жемчужин, которые всегда можно легко продать, но отдаст редкий по красоте изумруд, равных которому мало. Но ведь и покупателя для такого дорогого товара надо еще поискать, да и риск тоже! Казак сморщил лоб и хитро прищурил глаз.
– Ладно! Будь по-твоему, пойду на уступки. Твой жемчуг теперь мой, а мой камень – твой! Держи и владей!
Кузьма разжал ладонь Строганова и со значением, почти торжественно вложил в нее редкий изумруд. Сергей с облегчением вздохнул и одобрительно хлопнул казака по плечу. Обоюдовыгодный обмен состоялся. Полковник все равно бы не смог таскаться с мешком жемчуга по таможням и пограничным службам, в случае чудесного возвращения домой, конечно. А то, что когда-нибудь он вернется, не вызывало у него никакого сомнения.
Казак полез в трюм, чтобы пересыпать жемчуг полковника в свой мешок, а Строганов направился на переговоры с капитаном Уильямом Блаем, заранее готовясь к нелегкому и напряженному разговору.
Все трупы погибших моряков к его возвращению на английскую шхуну уже покоились на дне моря, а сам капитан Уильям встретил Сергея с распростертыми объятиями и радостной улыбкой на лице. Впервые за время знакомства Строганов увидел по-доброму улыбающегося Блая.
– Граф, я искренне рад, что такой мужественный и находчивый человек, как вы, оказался на русском корабле. Не будь вас, этот сумасшедший громила давно разнес бы мне череп из своего пистолета, и мои мозги валялись бы на палубе! Это же настоящий пьяный бандит!
– Должен вам заметить, капитан, что этот громила меткий артиллерист, и именно он расстрелял половину лодок, которые плыли к вам не с визитом вежливости, а с целью взять на абордаж. Когда атаман трезв, ему цены нет, но когда он пьян, то, правда ваша, сэр, – свинья свиньей!
Блай крепко пожал руку полковнику, а затем пригласил его и Ипполита Степанова в кают-компанию, отужинать, чем Бог послал.
На Гийома, ввиду его юного возраста, он даже и не взглянул, а о том, чтобы сидеть за одним столом вместе с буяном Кузьмой, и речи быть не могло. Строганов понимал, что такое пренебрежительное отношение к самолюбивому атаману может вновь вывести дебошира из себя, но он не решился предложить Блаю и Худомуконю заключить перемирие и побрататься. Эта затея могла обернуться конфузом и новой ссорой. Поэтому Степанов что-то шепнул на ухо казаку и услал прочь.
Обстановка в кают-компании располагала к отдыху, была вполне уютной и достаточно респектабельной.
