— Нам тут вонь мешает, а представляешь, какой «кайф» ловят в штольнях «духи»! — засмеялся я, похлопав по плечу прапорщика. — Даже вошки и блохи на них подохнут! Вместе с хозяевами! Игорек, все, что есть, дымовые гранаты в подвал и в колодцы, может, вытравим их, как крыс. Оставим без воздуха. И над выходом растяжки надо поставить, а то ночью какая-нибудь сволочь, полуживая, вылезет и нас порежет.
Не торопясь, мы опять осмотрели окрестности. Добавили новых «подарков» для обитателей подземелья, да так много, что от стелящихся по виноградникам дымов и самим дышать стало нечем.
— Где замполит? — услышал я крик радиста.
— Тут я! Чего нужно? — отозвался я, высовываясь из десантного отделения, где лежа переваривал сытный обед и дремал, прячась от полуденного зноя.
— Ротный вызывает на связь!
— Ох-хо. Что ему не спится? Давай наушники.
Я взял радиостанцию и пробормотал:
— Слушает «Анкер-300».
— Молодец, что слушаешь. Храпишь, наверное, как сивый мерин? — насмешливо спросил Сбитнев.
— Зачем так, открытым текстом на весь эфир? Тем более что обвиняешь голословно. Нет, не сплю, беседую с бойцами, — ответил я, окончательно очнувшись от сна.
— Хватит болтать с пулеметчиками. Садись быстрее на броню и мчись «пулей» ко мне!
Вот черт, не даст отдохнуть! Садись, езжай! А зачем — не сказал! Не вздремнуть, не отдохнуть, не расслабиться.
— Зибоев! Бери пулемет и забирайся на БМПешку. Будешь меня охранять. Лебедков, заводите машину! — скомандовал я сержанту.
— Понял вас, командир! Вещи с собой брать? — поинтересовался Лебедков.
— Нет! Скорее всего быстро вернемся. Это Сбитневу что-то в голову взбрело! — Я потянулся до хруста в костях и крикнул Бодунову:
— Игорек, я уезжаю на командный пункт, к ротному, без меня не скучай!
Прапорщик оторвался от прицела «Утеса», помахал рукой и вновь припал к окуляру. Он уже битый час высматривал жертву. Но никак не мог найти затаившихся врагов в этой сплошной зеленой массе. Скорее сам дождется ответной пули снайпера.
— Игорь, хватит хищничать, схлопочешь пулю, лечить не будем. Лекарства дорогие! — сказал я, надевая нагрудник и набирая гранаты.
Бодунов помассировал шею, потряс руками, помял плечи и, перекатившись по крыше, спрыгнул вниз.
— Никифор! Ты меня бросаешь на произвол судьбы? Надолго?
— А кто его знает, что Сбитневу надо!
— Нас и так только одиннадцать, а ты четверых забираешь! — проворчал взводный.
— Ты предлагаешь мне идти пешком и одному? Или согласен дать провожающим пулеметчика? — ухмыльнулся я.
— Да нет, я ничего не предлагаю. Но с двумя БМП как-то веселее, чем с одной.
— Вот и мне ехать на машине будет весело. Ничего, мы там не заночуем. Скоро вернусь. В карты я с ротным резаться не буду. Вовка — шулер! Всегда норовит обжулить, честно он просто не в состоянии играть. Наверное, донесение какое-нибудь составить и подать нужно, а сам думать и мозги напрягать не хочет. Для этого, вероятно, и вызывает.
— Да, Никифор! Насчет твоей шуточки про дороговизну лекарств: я в них не нуждаюсь, и, думаю, всю жизнь покупать не придется. Год начальником медицинского склада был, для себя, детей и внуков запасы «затарил».
— А спирт был? — удивился я.
— Нет! Чего не было, того не было. Был бы спирт — вы бы меня в Афгане не увидели. Я бы тогда «отмазался» от кадровиков! — вздохнул прапорщик. — Я, кстати, в Союз в командировку уезжаю после рейда. Вызов пришел в прокуратуру явиться.
— Какую прокуратуру? Почему раньше молчал?
— Обыкновенную, военную. Окружную. Недавно этот бывший мой склад сгорел, черт бы его подрал! Я уже в Афгане воевал, и на той должности после меня еще пара человек прослужили. А отчего он сгорел — не понятно, но подозревают всегда хищение. Теперь следствие идет, а я фигурант. Сказать о повестке никак не решался. Честно говоря, складу сам бог велел загореться. Ах! Жалко, что у меня до сих пор нет «Красной Звезды», как у тебя, Ник! Почему я не награжден?
— А ты чаще пьяным начальству попадайся. Мы ведь как только с рейда возвращаемся, так ты в первый же вечер нажираешься и в историю какую-нибудь встреваешь. Сколько твоих наградных листов Ошуев рвал собственноручно?
— Три. Два на медаль и один на орден, — вздохнул прапорщик. — Ох, как пригодился бы орден сейчас! Орденоносцы первыми под амнистию попадают.
— А что, действительно много стащил добра? Признавайся!
— Да что я мог оттуда взять? До меня большая часть украдена была. Я, не желая оказаться крайним, рапорт написал и в Афган уехал. На проклятом складе лет пятнадцать один старый прохиндей обитал. Стопроцентный хохол! А я, молодой, совсем зеленый, после школы прапорщиков прибыл. Вроде имущество как положено принимал. А недостача оказалась на пять расстрелов! Этот гад после того, как мы днем стеллажи проверяли, ночью с бойцом-кладовщиком ящики и коробки с места на место таскал и переставлял. С караулом договаривался, вскрывал помещение и передвигал, менял местами, создавал видимость полного комплекта. Спиртом там давным-давно и не пахло. В бутылях для спирта вода оказалась! Обманул, сволочь старая! Когда я солдата на дембель провожал, он мне во всем признался. Выпили, поговорили по душам, боец и проболтался. Я, конечно, ему в морду дал, а самому — хоть вешайся! Что-то постепенно сумел списать, что-то восполнить. Осталось недостачи только на две смертных казни. Три года я мучился и решил сбежать. Нашел для замены молодого прапора и обманул его.
— Ну и причем тут тогда ты? Он теперь, получается, стал крайним?
— Нет, — ответил Бодунов. — Вызывают тех, кто складом рулил, и одного за другим трясут. Дошла очередь и до меня. Объект сгорел три месяца назад, а я все это время хожу, дрожу, запойно пью и жду, что дальше будет.
— Не потей, успокойся. Обойдется. Напишем тебе в тюрьму хорошую характеристику, медаль пришлем. Расскажем, как воюешь и под тяжестью пулеметов гнешься в горах. Сразу выпустят. Решат, что ты, сидя в тюрьме, будешь балдеть. А каторга — тут! Вернут назад в батальон, без проволочек. По этапу! Ха-ха-ха! — рассмеялся я.
— Тебе смешно, а мне не очень, — вздохнул Игорь.
— Ну, не вздыхай! У тебя дома обыск, что ли, был?
— Был. Квартиру и сарай перерыли, но ничего не нашли.
— Не там искали? — догадался я.
— Ага! Не там. Искали у жены в квартире, я у нее прописан, а те крохи, какие взял (как не взять, когда нет нигде ничего), у матери лежат. С женой-то я в разводе, в этом отпуске расстались.
— А чего так?
— Да надоела. Хуже горькой редьки. Ну ее.
— И с кем же ты отпуск проводил? На ком резвился?
— С кем, с кем… С ней же, со Стеллой.
— Ну, ты даешь! — рассмеялся я.
— Не я, а она дает.
— Как же так, а говоришь, разошлись?
— Чудак-человек! Я чужой, что ли? Я свой! Мы после того, как бумагу в загсе получили, пошли это дело обмывать, — продолжил рассказ Бодунов.
— А почему в загсе разводили?
— Детей не завели, не успели, оба согласны на развод, поэтому все прошло быстро, без проблем, без суда. И ей жить удобно. Пока я тут загораю, она вроде свободная и мужу не изменяет. Независимая, честная
