кулачище.
Вот как интересно распорядилась природа! Красивое миловидное лицо при богатырских размерах тела. Не в моем вкусе, но в темноте, в общем-то, я мог решиться и настроиться. Но такой кулачище отбивает всякое желание.
Я рухнул на кровать, думая, и что немного полежу, соберусь с мыслями и повторю попытку. Но, размякнув на перине, мгновенно отключился, словно рухнул в пропасть. Устал.
С первыми лучами солнца кто-то тряхнул меня за плечо со словами:
— Эй, героическая личность! Вставай! Выбирайся отсюда, как хочешь! Только не через мое окно. И чтоб никто не видел, а то пойдут глупые, ненужные разговоры.
— Черт! Как нехорошо получилось! Заснул и бездарно провел ночь!
— И хорошо, что не было второй попытки штурмовать меня. Точно бы началась у нас с тобой драка. Мне еще в Союзе мужики надоели, липнут, гады, как мухи. А я этого не люблю! Убить всех готова. Проходу от вас нет.
— За одиночеством нужно было отправляться к амазонкам, а тут здоровый мужской коллектив. Не будет тебе ни сна ни покоя, — сказал я, смущенно одеваясь, и быстро, не прощаясь, вышел за дверь.
Дежурным по полку я заступал впервые. Помощником дежурного, начальником караула был, а дежурным — никогда. Начало — развод караулов и наряда — прошло нормально. Хорошо, что нет Ошуева, большого любителя снять состав наряда с дежурства. Не успел принять оружкомнату и документацию у прежнего дежурного, Оладушкина, как уже случилось происшествие. Пришедший сдавать пистолет дежурный по автопарку прострелил задницу (точнее сказать, бедро) «помдежу». А дело было так.
— Коля, ты пистолет разрядил? — спросил Оладушкин Колоколова.
— Ага. Кажется. Сейчас проверю, — ответил лейтенант и, не вынимая обойму, перезарядил пистолет. После этого отвел ствол в сторону и нажал на курок. Выстрел пришелся в стоящего у стены капитана. Раненый Рычагов взвизгнул и подскочил вверх метра на полтора, затем со стоном рухнул на пол, приземлившись на зад. Капитан взвыл, вновь подпрыгнул и упал в объятья Колоколова.
— Скотина! Изверг! Тебе мало коллекции «духовских» ушей, взялся за отстрел наших жоп! — рычал он на Колоколова.
— Прости, брат! — вскрикнул Николай. — Гадом буду, не хотел. Прости! — С этими словами он уронил ПМ на пол, и тот выстрелил еще раз, к счастью, не задев больше никого.
На выстрелы сбежались штабные. Пороховая гарь заполнила узкий коридор, а кровь, хлеставшая из раны продолжала заливать пол.
— Заткни дырку рукой и в санчасть! — скомандовал начарт.
— Заткнул, все равно течет, — ответил Рычагов, прижимая платком дыру в штанах. — Не хочется умирать в жопу раненным!
— На руки и бегом в медпункт, не то со смехуечками от потери крови помрет. От идиотского ранения! — взвизгнул Оладушкин,
Шесть офицеров бегом поволокли подстреленного в санчасть, спасать от потери крови.
Командир раздавал виновнику происшествия затрещины. Вновь орал, что не доживет с такими мудаками до замены и что доведут его до инфаркта.
Один плюс в этой истории для Рычагова все же был. Получил позднее орден по ранению…
Я лежал на кровати и читал газету при свете ночной лампы. В своем углу в полумраке кряхтел, ворочался и пыхтел комбат. Он что-то бормотал себе под нос и несколько раз раздраженно хмыкнул.
— Василий Иванович! Свет мешает? Выключить? Будете спать? — спросил я, чувствуя некоторую неловкость.
— Да нет, нормально. Читай, просвещайся. Я тут молодость вспоминаю, подвожу некоторые жизненные итоги. Не отвлекай.
Ну, что ж, не мешать так не мешать. Я и сам не особо настроен говорить. Искоса взглянув на Подорожника, я вдруг заметил, что он загибает пальцы, производя какие-то подсчеты. Дочитав газету, я встал, подошел к электрочайнику, налил себе кружку кипятка и насыпал заварки. Иваныч в это время громко выругался, чертыхнулся и начал что-то быстро писать на листе бумаги. Это продолжалось минут пятнадцать, пока я жевал бутерброд, прихлебывая его чайком.
— Комиссар! Налей и мне кружечку. Выпью, подумаю, может, кого еще забыл.
— А что вы вспоминаете?
— Молодость. Понимаешь, решил вспомнить, сколько в моей жизни было женщин и как их звали. Получается, то ли пятьдесят две, то ли пятьдесят четыре. Два эпизода какие-то смутные, и не могу понять, реальность они или нет. Четырех дивчин не могу вспомнить по именам, а половину лиц вообще не припоминаю. Только смутные очертания.
— Сами себе ничего не прибавили в количестве?
— Да нет. Вроде объективно. Точно, почти как в аптеке. Почти…
— И что, в памяти удерживаете всю полусотню?
— А чего? Имена ведь русские, наши. Правда, была одна чешка, одна узбечка и одна казашка. Но их я как раз помню отчетливо. Экзотика! Сбился в количестве Наташ и Людмил. Много их было: очень имена распространенные.
— И зачем это вам нужно?
— Э-э-э, молодо-зелено! Это моя коллекция! Я ее начал собирать еще в училище. Мне как-то прапорщик-инструктор на стажировке рассказал о своем хобби. Он шел к сотне любовных побед. Не хватало мужику два-три «скальпа». Я вначале подивился чудачеству, а потом принялся и сам на корочку головного мозга откладывать любовные истории. Но я разнообразил это увлечение. Хочу, чтоб не было мною не обласкано и пропущено ни одного имени. Собран венок из имен! А как звучат! Анжелика, Алевтина, Беата, Вероника, Валентина, Галина, Динара, Елизавета, Елена, Жанна, Зинаида, Ирина, Клавдия, Лариса, Марина, Надежда, Наталья, Ольга, Полина, Рита, Светлана, Серафима, Татьяна, Фирюза…
— Василий Иванович! Вы строго по алфавиту их распределяете или еще и по годам знакомств?
— Понимаешь, Никифорыч, по именам интереснее. И самая главная моя сверхзадача, как по Станиславскому, — ни одного года вхолостую, только с пользой! Пока что получается.
— Гм… Рита — это вроде Маргарита. Неувязочка.
— Да, ты прав. На букву «эр» пока пробел. Не было ни Розы, ни Роксаны какой-нибудь. Время есть — полжизни впереди. Коллекция постепенно совершенствуется, пополняется.
— А на какие буквы еще имеются пробелы?
— На 'У'. Мечтаю познакомиться с Ульяной. Такое в наше время редкое имя! На буквы 'Х', 'Ц', 'Ч', 'Ш', 'Щ'. С последней частью алфавита определенные проблемы. Испробовал я только Элеонору и Эльвиру, Юлию, Яну. А вот на эти проклятые шипящие согласные — загвоздка. Пробел. Где теперь найти Цирцею, Харлампию, Хиврю? Бр-р-р. Какое ужасное имечко! С такой и в постель не ляжешь. Разве что только где- нибудь за стогом. Есть балбесы, которые тупо бьют числом, а я под интерес. С каждым новым именем оживаю. Очередная Наташа или Ира, продублированные, мне уже не интересны и не заводят. Нет пробуждения чувств.
— А эта Наташка-'стюардесса' какая в ряду?
— Шестая Наталья. Но тут, как говорится, не до выбора, а чтоб не усох и не вышел из строя прибор. За инструментом необходимо следить и ухаживать! И у меня к тебе сейчас большая просьба. Ты, я смотрю, газетку дочитал?
— Да. А что?
— Сходи, пожалуйста, в батальон, осмотри казармы, проверь наряд после отбоя. Часика два погуляй. Думал, сегодня спокойно поспать, но что-то кровь от этих воспоминаний забурлила, закипела. Интерес поднялся. Будь так любезен — освободи помещение.
Я недовольно вздохнул, но принялся одеваться.
— Не обижайся, но тебе, Никифор Никофорыч, сейчас надо рыть носом землю! Ты в двадцать пять лет достиг того, к чему я пришел после тридцати! Работай! А я уже давно отдыхать должен. Знаешь, какое у
