Я ворвался в пустой магазин. Продавщицы лениво о чем-то переговаривались и не удостоили меня даже взглядом. Королевы! «Хозяйки Медной горы». Не для нас они тут «трудятся», мы у них только под ногами путаемся и товары мешаем по спекулятивным ценам в дуканы сплавлять.
— Здравствуйте, девушки! — громко поздоровался я.
Одна из «девушек» небрежно кивнула головой, а вторая даже бровью не повела.
— Сударыни, продайте, пожайлуста, упаковку лимонада! — попросил я.
— Нет, нельзя. Правила для всех одни — две баночки в одни руки! Чем ты лучше? — презрительно ответила продавщица.
— У меня сегодня знаменательная дата — двадцать пять лет и звание старшего лейтенанта получил, — попытался я убедить непреступных «девушек».
— У всех каждый день даты и поводы, а потом с этими упаковками бегут в дукан афганцам сдавать. Спекулянты! — надменно ответила Рита.
— Ах ты, каналья! Как вольняги — гражданские отовариваются каждый день, так это по правилам? — возмутился я. — Продукты ящиками выносят.
— Я же сказала, лишнего ничего! Два «Боржома», две банки «Si-Si», по банке салата и огурчиков, шпроты. И гуляй. А еще командованию доложу, что грубишь.
— Тебя по-человечески просят, — нахмурился я.
— Клава, ну совсем одолели эти просители, — обратилась она к напарнице. — Никакой совести. Надо командиру сообщить.
— Не тебе о совести говорить, — оборвал я ее. — Если спишь с замкомандира, так это не значит, что ты стала «полковой королевой».
— Ах так, вообще ничего не получишь! У нас переучет. Покинь магазин! — рявкнула Клава, и обе продавщицы демонстративно ушли в подсобку.
У заразы, подстилки! Пользуются своим постельным положением. Одна спит с Губиным, другая — с особистом, ничем их не прошибешь!
Я уныло брел по дорожке, злой и обиженный. Как унизили, дряни! Что с ними сделаешь, не витрины же бить? Шел я, шел и наткнулся на комбата. Столкнулся, можно сказать, нос к носу. Он что-то гневно выговаривал Лонгинову, по кличке Бронежилет! Лонгинов нервно мял в руках кепку, правое колено у него дергалось, а лицо постепенно покрывалось багровыми пятнами.
Я резко затормозил и хотел было дать задний ход, чтобы обойти начальство стороной, но оказался в поле бокового зрения Подорожника.
— О-о-о! Комиссар! — воскликнул он громко и начал изображать из себя Тараса Бульбу, залихватски подкручивая при этом длинный ус:
— Иди сюда! А поворотись-ка, сынку, дай-ка я на тебя погляжу! Сергей Николаевич, идите и подумайте над тем, что я вам говорил, — сказал комбат, обращаясь к Лонгинову, и вновь накинулся на меня:
— Экий ты смешной! В тельняшке, в кроссовках! Совсем лейтенанты распустились!
— Старший лейтенант, — поправил я его осторожно.
— Ага-а-а! Уже и старший лейтенант! О-о! Какие чудеса произошли в мое отсутствие! Я знал Ростовцева как разгильдяя и демагога, а кто-то разглядел в нем Героя Советского Союза! Могли бы и более достойного найти, хотя бы Арамова или Жилина.
— Хотели вас, товарищ майор, а я, так получилось, перебил, перехватил.
— Хамишь? — нахмурился Василий Иванович. — От рук отбились! Только приехал из Союза и сразу на отсутствие уважения нарвался! Забываешься! Зазнаешься, никак?
— Нет. Вы шутите, и я шучу, — вкратчиво ответил я, ожидая взрыва негодования.
— Во-первых, с начальством шутят только после разрешения на это!
— Виноват! — и я приложил руку к козырьку.
— А во-вторых, как говорил мой земляк, Тарас Бульба, я тебя породил, я тебя и убью! Хто бы мог подумать полгода назад, шо из тебя Героя станут создавать! А? В самом страшном сне во время отпуска мне такое не привиделось! То-то я думаю, что это мне плохо спится у тещи в Ташкенте. А это, оказывается, сюрприз меня ждет на службе. Когда Артюхин мне эту новость сообщил, я вначале рассмеялся, думал, шутит. Потом поразмыслил на досуге и осознал глубину кризиса в батальоне. Ветераны уходят и, кроме тебя, Героем сделать некого… Если бы я в это время находился в полку, а не в отпуске, то такого б, конечно, не случилось. В лепешку разбился бы, но Героем стал бы Баходыр. Но раз так уже случилось, то и соответствуй званию. Приведи себя в порядок, смени х/б, туфли купи новые, брейся каждый день, тельняшку эту старую, дырявую сними. Теперь от меня пощады тем более не жди! Образец для подражания! Ха! — Подорожник, хмыкнув, отошел к стоящим в сторонке и ждущим аудиенции заместителям.
Радуясь, что комбат от меня отцепился, я широкими прыжками помчался в казарму.
— Где колониальные товары? — встретил меня в дверях канцелярии возмущенный Острогин. — Я ему денег выделил, а он до коллектива ничего не донес! Куда девал еду?
— Никуда я ничего не дел. Не продали.
— Как это так?
— Я хотел взять упаковку «Si-Si», меня обозвали спекулянтом, ну я и обругал торгашек подстилками. Они обиделись и закрылись, — ответил я.
— Тьфу, черт! Ничего замполитам поручить нельзя! — возмутился Сбитнев. — С женщинами нужно ласково, по-доброму! Подход необходим! Такт!
— Ежели ты такой умный и тактичный, то иди и купи все, что нужно. Я сунул чеки в руку командиру роты и, насупившись, принялся писать в многочисленных тетрадях и журналах данные за последний месяц.
Володя вернулся через час. Ворвался в канцелярию с лицом в багровых пятнах и потный как после «марафона».
— Вовка! Ты что этот час на продавщицах скакал? — хохотнул Острогин. — Весь в пене и мыле!
— Ник! Ты почему не предупредил, что Подорожник в полк вернулся? — заорал с порога командир.
— А никто и не спрашивал, — ухмыльнулся я и сделал смелое предположение:
— Наверное, не Вовка на девчатах резвился, а комбат на нем. Он вначале трахнул Лонгинова, затем меня, а на десерт, очевидно, Володя, попался.
— Ты, Никифор, сам у меня десертом будешь. Мало того, что я унижаюсь перед этими девками, оправдываюсь из-за тебя, теперь еще и от Чапая по полной программе схлопотал. И за твой внешний вид, и за Героя, и за шуточки. Свалился на мою голову «героический подарочек».
— А чем не нравится подарочек-то? — улыбаясь, возразил я. — Еще автографы будете просить и разрешение сфотографироваться вместе на память.
— О! Этого добра у нас и без всяких просьб завались. Твоя физиономия присутствует на каждой фотографии, — пискнул из дальнего угла Ветишин.
— А будешь плохо себя вести, настучим по твоей вывеске, и станешь нефотогеничен, фотографироваться больше не сможешь, — пообещал Острогин.
— Серж! Тебе после таких слов автограф дам не менее чем за ящик «Борожоми». Кстати, где наша обещанная упаковка лимонада? Кто говорил, что я должен учиться у командира роты? — воскликнул я, укоризненно глядя на ротного.
Сбитнев молча достал из пакета по две банки «Si-Si» и минералки, банки с салатами, овощами, мясные и рыбные консервы.
— Жрите, гады, пользуйтесь моей добротой! — мрачно произнес Володя.
— Хорошо быть добреньким за чужой счет, — обиделся Острогин, пытаясь напомнить, за чей счет этот банкет.
— Эх, ты, горе-наставник, неудачник! Такой убогий набор и я бы принес, и без ругани с этими суками, — поддержал я недовольство Сергея.
— Жрите, что дают! Ты испортил отношения с торговлей до такой степени, что роте скоро и сборник речей со съездов партии не продадут. Точно. А уж он наверняка понадобится для проведения политзанятий! — под дружный смех офицеров продолжал язвить Сбитнев.
— Ник! Чего они подкалывают именинника? — притворно возмутился Бодунов. — Дай им по
