— Их ведь не было при самом факте изнасилования? Или они все-таки присутствовали?
Катя подняла голову и в упор посмотрела в глаза следователю.
— Это тоже может быть предметом шуток? — негромко спросила она. Это тоже смешно?
— Что вы! — воскликнул Смоковницын, спохватившись. — Упаси Боже, если я сказал что-то неуместное, простите, пожалуйста. Я только предложил вам рассказать, как все произошло. И только, — он поднял вверх указательный палец.
— Там есть мое заявление...
— Но я должен быть уверен, что написали его именно вы, что ваше отношение к случившемуся не изменилось, что вы не передумали, не вспомнили чего-то такого, что может изменить картину происшедшего... Поверьте мне, моему опыту... Так бывает очень часто! А в делах, подобных вашему, в делах об изнасилованиях, так чаще всего и бывает, — Смоковницын скорбно покачал головой, огорченный людским несовершенством.
— Мое отношение к происшедшему не изменилось. Я подтверждаю все, что написано в заявлении.
— Ага, — Смоковницын с каким-то преувеличенным вниманием, напрягшись и сдвинув брови, вчитался в бумаги, подшитые в серую рыхловатую папку. — Ага, — повторил он и осуждающе покачал головой. Катя не поняла — осуждает ли он ее за упрямство или же насильников за совершенное злодейство. — Вам известны имена этих... героев?
— Да. Вадим, Игорь и Борис.
— Хм, — усмехнулся Смоковницын, — вы так трогательно назвали их... Фамилии вам тоже известны?
— Вадим Пашутин, Игорь Зворыгин и Борис Чуханов.
— Вы давно с ними знакомы?
— С Вадимом давно... С остальными недавно.
— Как давно? Год? Два?
— Лет десять, наверно... Не меньше. С тех пор, как мы въехали в этот дом... А его семья получила квартиру в соседнем доме.
— Ага, — произнес Смоковницын на этот раз с явным удовлетворением, будто, наконец, уяснил для себя нечто важное. — Таким образом, можно сказать, что с Вадимом Пашутиным вы знакомы с детства, с тех пор как были еще совсем малышами? — следователь проговорил последние слова даже с теплотой, с растроганностью.
— Да, так можно сказать, — кивнула Катя, и Смоковницын тут же записал в протокол и свой вопрос, и ее ответ.
— Скажите, Катенька, как складывались ваши отношения с Вадимом Пашутиным на протяжении этих десяти лет? Вы ссорились? Или были какие-то дружеские отношения?
— Ни того, ни другого.
— Значит, скандалов, детских потасовок у вас с Вадимом никогда не было?
— Нет, — сказала Катя, преодолевая внутреннее сопротивление. Она чувствовала, что вопросы Смоковницына, и содержание, даже подобранные слова обесценивают происшедшее, сводят все к невинному недоразумению. Из чего складывается то ощущение, она не могла понять, но сознавала — разговор идет не в ее пользу. Своими ответами она перечеркивает собственное заявление.
— Хорошо, — кивнул Смоковницын, что-то строча в протокол. — Это важное заявление. Скажите... Вот вы живете с Вадимом в одном дворе, естественно, сталкивались с ним время от времени, встречались... Верно?
— Я с ним не встречалась.
— Нет-нет, — замахал руками следователь. — Я не имею в виду, что вы с ним встречались в смысле... любовном, что ли... Во дворе встречались на одних дорожках?
— Приходилось.
— Здоровались? Приветствовали друг друга кивком, улыбкой, рукопожатием?
— Какие рукопожатия?! — возмутилась Катя. — Привет-привет... Вот и все.
— И это продолжалось все десятилетие?
— Получается, что так, — ответила она с легким раздражением. — Все это десятилетие я встречалась во дворе со всеми соседями, их там несколько сотен...
— Но не все же соседи вас насиловали, — проговорил следователь вроде бы как для себя, словно что- то уяснив наконец.
— Я могу идти? — спросила Катя, поднимаясь.
— Обиделись? — почти радостно спросил следователь. — Напрасно, — он вскочил, вышел из-за стола, снова усадил Катю на стул, чуть ли не силой усадил. — Простите меня, Катенька. Я не хотел вас обидеть. Видите ли, характер нашей работы таков, что приходится иметь дело с самыми грязными человеческими отходами... И что делать, что делать, — горестно покачал головой Смоковницын, — черствеем, грубеем, на язык лезут слова не самые лучшие... Но кто-то должен делать и эту работу... Согласитесь, Катенька!
Катя молчала, глядя на свою сумочку, лежащую на коленях.
— Продолжим?
— Ну, давайте... Чего ух там.
— Скажите... Эти двое других... Зворыгин и Чуханов... Вы их тоже знаете? Вы с ними и раньше были знакомы?
— Игорь часто появлялся в нашем дворе... Он к Пашутину приходил.
— Я встречался с ним, — кивнул Смоковницын. — Красивый парень, спортсмен, надежда факультета... Кстати, в институте о нем очень хорошего мнения.
— Почему бы и нет, — Катя пожала плечами. — Наверно в институте он еще никого не изнасиловал.
— Тоже верно, — согласился следователь с улыбкой, но как-то вынужденно согласился, как показалось Кате, без большой охоты. — А с Борисом... Вы давно знакомы? Ведь он тоже живет в вашем дворе, неподалеку?
— В нашем, — сказала Катя, прекрасно понимая, что не этого ответа ждет от нее следователь. Но она, кажется, нащупала возможность и отвечать на вопросы, и одновременно уходить от ответа.
— Простите... Я спросил, давно ли вы с ним знакомы?
— Да.
— Год? Два? Десять лет, двадцать?
— Мне еще нет двадцати.
— Но десять лет вам есть? — Смоковницын стал заметно раздражительнее.
— Десять есть, — ответила Катя.
— Сколько лет вы знаете Бориса? Как давно с ним лично знакомы?
— Несколько месяцев. Он в прошлом году купил квартиру в соседнем доме. Если вы с ними встречались... если о них везде хорошее мнение... то, наверно, вы все это знаете...
— О, милая девушка! — воскликнул Смоковницын, но Катя чутко уловила раздраженность. — Если бы вы только знали, как много мне известно! Таким образом, я делаю вывод... Вы знакомы с Борисом Чуханиным с прошлого года. Верно?
— Да... Но сказать, что я с ним знакома с прошлого года будет неправильно... Я только знала с прошлого года о том, что он живет в соседнем дворе. Или в соседнем доме, как вам будет угодно. А знакома с ним не была.
— Эти подробности не столь важны, — пробормотал Смоковницын, перелистывая тощую папку. — Главное мы уяснили — к тому вечеру вы уже были знакомы и достаточно давно. Некоторым такого знакомства вполне хватает для замужества. Двинемся дальше... Вопрос такой... Вы часто бывали в той квартире, в которой, как вы утверждаете, над вами совершено насилие?
— Я этого не утверждаю.
— Как? — удивился Смоковницын, готовый обрадоваться столь неожиданному повороту.
— Это утверждают документы, которые лежат перед вами. И еще одно... Насилие и изнасилование... Это ведь разные вещи?
— О! — восхищенно воскликнул Смоковницын. — Вы очень тонко чувствуете слово. Вам надо поступать
