истребитель прошелся очередью по всей длине корабля, но к счастью, никого не задел. Мы яростно, отстреливались, но тоже ни в кого не попали.
Я быстро огляделся по сторонам. Все корабли, отчаянно маневрируя в режиме полного боевого хода, подняв тучи брызг, зарываясь в волны и вылетая из них, вели яростный огонь из всех орудии. Мой взгляд отметил и идущие с разных направлений бело-пенные зловещие следы авиационных торпед.
— Право руля! Полный вперед! — скомандовал я, наблюдая, как еще дюжина самолетов начала почти вертикально падать на крейсер. Черные бомбы, подняв огромные гейзеры воды, упали в сотне метров от нас. За бомбардировщиками снова пошли истребители, поливая нас пушечно-пулеметным огнем и обдавая воздушной струёй от пропеллеров, когда они пролетали на высоте наших мачт. Орудия «Яхаги» ставили вокруг крейсера занавес из огня и стали. Но ни одна из сторон еще не добилась попаданий.
Четвертая группа атакующих самолетов появилась как раз в тот момент, когда пришло радио от отставшего эсминца «Асасимо», что он также находится под атакой. У меня не было времени подумать об этом одиноком искалеченном корабле, когда я командовал рулем, всеми силами пытаясь избежать попаданий. Нам снова удалось прорваться через ливень бомб и пуль, не получив никаких повреждений. И тут я снова вспомнил об «Асасимо». Что с ним? Имея поломку в машине, у Сугихары мало шансов отбиться от самолетов противника.
Впереди «Ямато» вспахивал форштевнем море на полном ходу. Справа и слева от него отчаянно кружились эсминцы, появляясь и пропадая в волнах, закрываемые столбами воды от близких разрывов авиабомб и зловещими черными дымовыми грибами прямых попаданий.
Еще одна волна самолетов, держась низко над водой, устремилась на нас. Я едва успел дать команду на руль, как близкий разрыв бомбы подбросил корабль, но мы еще были целы. Я почувствовал какое-то облегчение от того, что наши крутые циркуляции и немыслимые зигзаги пока эффективно позволяют уклоняться от атак американцев.
Сквозь грохот орудий я услышал отчаянный крик сигнальщиков:
— Торпеды с левого борта!
Я дал команду на руль, с остановившимся дыханием следя, как всего в сотне ярдов от нас три торпедных следа идут прямо на крейсер. Сбросившие их «Авенджеры» пронеслись над самой палубой, вызывающе триумфально ревя моторами. Не отрывая глаз, я следил за этими сверхъестественными змеями из приближающейся пены. «Яхаги» снова заскрежетал и завибрировал от резкой перекладки руля, а затем подпрыгнул в воде как раненый конь, когда торпеда врезалась ему в левый борт прямо на миделе, чуть ниже ватерлинии.
Я до сих пор не могу поверить в то, что произошло потом. «Яхаги», как слепой безумец, еще в течение нескольких минут куда-то шел, виляя то вправо, то влево, и вдруг, задрожав, резко и страшно остановился!
Это было немыслимо, что несущийся на полной скорости корабль такого размера может так внезапно лишиться хода от попадания всего одной торпеды. Я еще больше остолбенел, когда, не веря своим глазам, взглянул на часы. Было 12:46. Мы сражались всего 12 минут!
Я пытался докричаться до машинного отделения по переговорной трубе, требуя доклада о повреждениях. Никто не ответил. Я позвонил в машину по телефону, но результат был тот же. Поняв, что торпеда угодила в машинное отделение, я буквально завыл от злости. Но противник не собирался давать мне время для проявления своих чувств. Еще шесть бомбардировщиков заходили в крутом пике на корабль. Я видел, как одна из бомб угодила в полубак и, взорвавшись, уничтожила всех находящихся там людей. Силою взрыва около полудюжины тел взметнуло в воздух и выбросило за борт. От взрыва на корме «Яхаги» резко дернулся, с ужасающим скрежетом задрожав всем корпусом.
Кусая в бессильной ярости губы, я вспомнил гибель «Токио-Мару» от одной торпеды, попавшей в машинное отделение. Я вспомнил также, что могучие английские корабли «Рипалс» и «Принц Уэльский» были быстро потоплены гораздо меньшими силами авиации, чем те, что сейчас напали на нас.
Тяжело дыша, на мостик вбежал рассыльный:
— Торпеда взорвалась прямо в середине машинного отделения, командир! Отделение затоплено, все находившиеся в нем погибли!
— Переборки держат?
— Дивизион живучести пытается остановить воду, командир.
Крейсер заметно накренился на правый борт. Я услышал голос адмирала Комуры, крикнувшего:
— «Хамакадзе» погиб!»
Взглянув влево, я успел поймать взглядом покрашенное красным суриком днище уходящего под воду эсминца.
Мы не успели даже оказать раненым первую помощь, как началась новая атака. Учино бросился вниз по трапу, отдавая приказы расчетам зенитных орудий. Это был последний раз, когда я видел моего славного старпома.
Все оставшиеся неповрежденными орудия открыли шквальный огонь. И, наконец, впервые в этом бою я увидел, как два самолета противника, объятые пламенем, рухнули в воду.
Одна за другой группы американских бомбардировщиков и торпедоносцев делали заходы на наш лежащий без движения подбитый крейсер. Не сворачивая с боевого курса, самолеты шли прямо через завесу шквального зенитного огня. Вражеские пилоты, конечно, были настоящими воинами.
Смертельно раненный «Яхаги» снова содрогнулся, как в конвульсиях, от страшного взрыва на корме. Я оглянулся и увидел растерзанные тела моих моряков, подброшенные взрывом на высоту 60 футов. В этот момент еще одна торпеда взорвалась в носовой части крейсера с правого борта.
«Яхаги» изгибался, скрежетал и, казалось, кричал от боли. Вцепившись в поручни вибрирующего и просевшего мостика командного пункта, я видел как взрыв торпеды образовал огромную пробоину в носовой части крейсера, и крен корабля начал увеличиваться. Еще одна группа бомбардировщиков и штурмовиков начала заход с носовых курсовых углов «Яхаги».
Оглушающий треск крупнокалиберных пулеметов, которому, казалось, не будет конца, завершился грохотом взрыва бомбы, уничтожившей прямым попаданием башню № 1 главного калибра со всем личным составом и матросами, находящимися на баке. Странно, но у нас на мостике и на КП никто еще не был даже ранен. Но из стальных листов надстройки вылетело столько заклепок, что все конструкции расшатались, мостик трясся, как эпилептик, и готов был в любой момент обрушиться.
100-килограммовая бомба, попавшая в полубак, пробила тонкую палубную броню, вызвала пожар в боевых погребах носовых башен главного калибра. Из-под расколотой палубы повалил едкий желтый дым. Среди всего этого ужаса я с удивлением услышал спокойный голос артиллерийского офицера лейтенанта Хатта, приказывающего затопить носовые погреба. Интересно, что после всех попаданий еще действовала система затопления погребов. И она действовала, потому что пожар был потушен, и дым перестал валить из-под палубы. Если бы погреба взорвались, ни у кого бы не было никаких шансов на спасение.
Я очнулся ot ужаса, услышав свою фамилию, прозвучавшую в переговорной трубе. Мостик вызывал минный офицер капитан-лейтенант Такеси Камеяма, просивший разрешения разрядить торпедные аппараты.
— Если они взорвутся, — пояснил он, — то разнесут весь корабль.
— Хорошо, — прокричал я в ответ, — выпускай всех рыб!
Почти тотчас же шестнадцать мощных самонаводящихся торпед соскользнули в воду, не поставленные на боевой взвод и с блокированными движками. Они сразу затонули, а я с досадой подумал, какие бы повреждения могло нанести противнику это мощное оружие, которое нам пришлось выбросить без всякой пользы.
Камеяма успел вовремя. Едва последняя торпеда ушла в воду, как бомба угодила прямо в торпедный аппарат. От взрыва рухнула кормовая мачта. Взглянув с еще чудом уцелевшего мостика, я увидел, что наша катапульта разбита и превращена в груду искореженного металлолома. Самолет, который еще мгновение назад стоял на катапульте, превратился в бесформенную массу дымящихся обломков. Несколько орудий с обожженными и истекающими кровью комендорами еще вели редкий огонь по самолетам.
Я видел, как целая эскадрилья «Авенджеров», стелясь низко над водой, шла на крейсер, сбрасывая торпеды и с ревом проносясь над погибающим кораблем. Сколько из этих торпед попало в крейсер, я уже не мог точно сказать: три, четыре, может быть больше. Наш умирающий корабль содрогался от взрывов,
