Утром Демин ехал в полупустой электричке, а она неслась сквозь струи весеннего дождя, и стояли на переездах машины с включенными фарами, за ветровыми стеклами тлели сигареты невидимых водителей.
Демин думал о предстоящих делах. Необходимо вызвать на допрос всех трех подозреваемых. Потом позвонить Шестакову. У того должны быть новости. Потом всех вытеснил пристальный и тяжелый взгляд Нефедова с фотографии в уголовном деле.
«Нефедов... Кажется, я начинаю тебя понимать, дорогой друг. Это говорит о том, что мы скоро должны встретиться».
«С нетерпением жду этого момента», — почти услышал Демин.
«Все ерепенишься. А между тем дела твои далеко не блестящи. При том положении, в котором ты оказался, деньги уйдут очень быстро. Сколько тебе мог передать Дергачев? Тысячу, ну, полторы — это самое большее. Правда, у тебя еще оставалось золотишко. Но ты ведь его тоже спустишь по дешевке. С чего видно, что кольцо золотое? Придется, Нефедов, побегать, поунижаться... Для тебя это, как я понимаю, тяжело. Куда тебе деваться? Друг, с которым служил в армии... Позабытый всей родней дядя? Кто еще? Девушка, с которой когда-то обменялся адресами? Гостиницы? Побоишься гостиниц. Ты трусоват, Нефедов. Боюсь, что и дел натворил ты из-за трусости. А может быть, ты чист? Но в универмаге был. Ботиночки свои оставил, сюда с золотишком приехал... Главное, начать, Нефедов, дальше пойдет легче, ты просто не сможешь остановиться. Пойдешь на все, чтобы скрыть содеянное, да ты уже пошел на многое. Такие дела, Нефедов, такие дела...»
Мамедов вошел в кабинет стремительно, будто за ним гнались, будто у него всего несколько секунд, чтобы спастись.
— Валентин Сергеевич! За что меня здесь держат? Вы спите дома, вы кушаете где хотите и что хотите, вы дышите воздухом...
— На вашей одежде следы преступления, — терпеливо произнес Демин. — Как вы посоветуете мне поступить?
— Посмотрите мне в глаза! Посмотрите! Неужели вы не видите, что это глаза честного человека? Отвечайте, Валентин Сергеевич, неужели такие глаза могут быть у убийцы?! — Мамедов перегнулся через стол, чтобы следователю было видно, какие у него глаза.
— Посмотрел, — сказал Демин. — Очень красивые глаза.
— Знаю, что красивые, мне об этом все женщины говорят!
— Я не специалист по глазам, Мамедов. Точно такие же глаза могут быть у человека, потерявшего три рубля, у человека, которого машина обдала грязью, от которого ушла девушка... Разве нет?
— Вы правы, — Мамедов устало опустился на стул, — вы правы.
— Прекрасно вас понимаю. Мне не удалось получить ничего, что бы сняло с вас подозрения, Мамедов. Ищем еще одного участника веселого застолья в доме Жигунова. Пока не нашли.
— И не можете найти? — спросил Мамедов как-то замедленно, словно думая о чем-то другом. — Не можете найти... Когда я уходил, он оставался... Когда я пришел второй раз, его уже не было... Но лежали окровавленные люди... А его не было. Я понял! — торжественно заявил Мамедов и встал. — Это он. Он все это совершил. Он преступник.
— Может быть, — бесцветно сказал Демин. — А следы крови на вас.
— А знаете, что я скажу... — Мамедов некоторое время смотрел на Демина как-то невидяще, словно припоминая что-то полузабытое. — Я сейчас такое скажу... Вы сразу меня отпустите.
— Внимательно слушаю.
— Вы не искали этого молодого человека на Кавказе?
— До Кавказа еще не добрались.
— Напрасно. С Кавказа надо было начать! — свистящим шепотом произнес Мамедов. — Я дал ему адрес моей мамы. Сидим за столом, говорим хорошие слова, почему не пригласить человека в гости? Пригласил. И он записал адрес.
— Уж коли ему вы дали адрес, может, и мне не откажете? — усмехнулся Демин.
— Тоже хотите отдохнуть в Закаталах?
— И немедленно. С завтрашнего утра.
— О! — Мамедов хлопнул себя ладонью по лбу. — И как я сразу не подумал! Знаете, это нетронутый уголок первозданной природы! Заповедник, рядом грузинский заповедник Лагодехи! О! Как я хочу домой!
Борисихин выглядел расслабленным и каким-то безразличным. Молча кивнул, сел на предложенный стул. Зажал коленями ладони да так и остался сидеть.
— Пока меня не было, вы, говорят, признались в преступлении? — спросил Демин.
— Признался, — кивнул Борисихин.
— Расскажете, как все случилось?
— Я все написал... Но, кажется, здесь любят без конца повторять одно и то же.
— Открою профессиональный секрет, — сказал Демин. — Повторяться не любим. Но вынуждены, поскольку человек лгущий не может удержаться от того, чтобы каждый повтор дополнять все новыми и новыми подробностями. А человек, который говорит правду, не может ее изменить, и его показания не отличаются от предыдущих.
— Они напоили мою жену... Сначала они сказали, что ее нет, потом говорили, пусть, дескать, проспится у нас... В общем, я к тому времени был... был в возбужденном состоянии.
— Представляю.
— А когда уходили, старик... Придется, говорит, и мне сегодня одному ночку коротать... И смеется. Беззубый, лысый, толстый, небритый... Ну, я ему и врезал. В общем, перестал он смеяться.
— Он упал?
— Старик был в таком состоянии, что на него достаточно было дунуть, чтобы он рухнул в снег.
— Значит, упал?
— Вероятнее всего. Я уже не смотрел. Ударил его и тут же к жене.
— В больницу зачем приходили?
— Чтобы узнать о старике... Вдруг, думаю, нечаянно убийцей стал.
— Почему же не узнали открыто? Зачем понадобилось пробираться черным ходом?
— Ну, как... Начну узнавать, сразу догадаются... Решил потихоньку... Надо же знать, как вести себя.
— Вы ударили его молотком?
— Нет, какой молоток в снегу... Кулаком.
— Старику лучше, — сказал Демин.
— Да? — приподнялся на стуле Борисихин и тут же снова сел. — Даже не знаю, радоваться этому или нет... Сволочь он. Не надо бы ему жить.
Что-то все сегодня с сюрпризами, подумал Демин. Неужели преступления так действуют на людей, что они начинают ценить правду?
— Входите, — сказал он, увидев в дверях Жигунова. Михаил, закрыв за собой дверь, оказался лицом к лицу со следователем.
— Вы в самом деле подозреваете меня? — Жигунов был напряжен, глаза его лихорадочно блестели, по всему было видно, что он держится из последних сил.
— А как сами думаете? — Демин показал на стул. — Садитесь, в ногах правды нет.
— А в чем она? В стуле, который вы предлагаете? В тюрьме, куда собираетесь меня посадить?
— Вы задаете столько вопросов, что я не знаю, на какой отвечать. Судите сами... Произошло опасное преступление. Есть жертвы. У вас с отцом отношения плохие. Вы почти год не общались. И тем не менее весь день провели у него. Могу я допустить, что неосторожное слово, намек, взгляд заставят вас потерять самообладание? Могу я сделать такое допущение?
— Но ведь этого не было... — без прежней уверенности добавил Жигунов.
