— Дергачевы, квартиранты. Муж и жена.
— У него все время жили квартиранты?
— Жили, но не задерживались. Капризный был старик, вмешивался во все. Дверь между половинами дома ни за что не хотел заколачивать, хотя любому удобнее с отдельным входом. Но старик был против.
— А эти, Дергачевы, давно у него жили?
— С осени, а, Мария? — повернулась пожилая женщина к соседке. — Въехали, тепло еще было.
— Понятно. — Демин вышел на яркое солнце и невольно вздохнул, стараясь освободить легкие от тяжелого, пропитанного гарью воздуха.
— Вчера, кроме сына, были еще гости?
— Вроде приходили, а, Мария? — пожилая женщина вновь за советом обратилась к молодой. — Были, а вот кто... Какие-то все они на одно лицо. Весь день туда-сюда шастали. То один придет, то сразу двое, то кого-то уводят...
— Почему уводят?
— Не могут сами уйти, вот и уводят... Зинку вчера опять чуть не волоком тащили. Борисихина ее фамилия. Муж за ней приходил. Как Зинки дома нет, он первым делом к Жигунову... Никто ее здесь не ругает, знай, подливают да тосты за здоровье произносят.
— Значит, сын приходил, Зинка, ее муж... Кто еще?
— И еще были... Но тех не знаю. Да и присматриваться мне незачем. У них каждый день что-то празднуют.
— Понятно. Спасибо. Положение проясняется. Что-то наших оперативников не видно...
— А вон они, в саду, — подсказала Мария. — Возле забора ползают.
Присмотревшись, Демин сквозь голые ветви яблоневых деревьев увидел Гольцова и Пичугина. Один исследовал доски забора, а второй рассматривал что-то на плотном мартовском снегу. Подойдя, Демин некоторое время стоял молча, стараясь понять, чем они занимаются.
— Что-то интересное?
— Смотри, несколько длинных ворсинок... Видишь? Яркого зеленого цвета. Такое впечатление, что совсем недавно кто-то очень торопился протиснуться в эту щель. Причем человеку было нелегко, тесновата ему была эта щель.
— Ты уверен, что это произошло совсем недавно? — Усомнился Демин.
— Два дня назад шел мокрый снег, помнишь? На этих досках есть и другие ворсинки, они все прижаты к доске, замусолены, а эти свеженькие, прямо играют на солнце, видишь?
— Значит, не все вчера в ворота уходили... Кому-то щель показалась надежнее.
Тяжеловатый Пичугин, кряхтя, вертелся вокруг впадины — кто-то впопыхах сошел с тропинки и провалился в плотный снег. Сверху образовалась ледяная корка, а внизу снег был рыхлый, сыпучий, как это и бывает к весне.
— Плохой след, — сказал Пичугин. — Никаких деталей... Ни каблука, ни набоек...
— Думаешь, след вчерашний?
— Посмотри, на дне провала обломки ледяной корки. А будь след старым, его донышко покрывал бы свежий снег, который выпал два дня назад. Он вчера подтаял, но был бы чистым, нетронутым. Единственно, что отпечаталось достаточно ясно, — это каблук и носок. Они вдавились в нижний слой снега, видишь? Это все, чем можно похвастать.
— А рост у этого гражданина под сто девяносто, — задумчиво проговорил Демин.
— Наверно, не меньше, — согласился Пичугин. — Во всяком случае, размер этого ботиночка... Если на глазок, то сорок четвертый.
— Надо изготовить слепок, — сказал Демин. — Авось сгодится. Обрати внимание, на каком расстоянии он от тропинки... Около метра. А второго следа нет. Только правый. Оступившись на целый метр в сторону, он сумел левую ногу сразу поставить на тропинку.
— Рост под сто девяносто, сам же сказал.
— Он бежал, — сказал Демин. — Он бежал. Вчера вечером. Народ толпился вокруг дома, и никому не было надобности уходить в глубину сада. Кроме того, во время пожара здесь было светло, трудно сойти с дорожки. А вот в полной темноте, в спешке, в страхе — все объясняется очень просто!
Присев на скамейке у сарая, Демин составил протокол осмотра, зачитал его понятым.
— Может, еще чего добавите? — с надеждой спросил Демин.
— Добавим, а чего нужно? — наивно спросила Мария.
— Нет, я не могу вам подсказывать... А собаки у него не было? — вдруг спросил Демин. — Уж коли он такие ворота себе отстроил, то и собаку должен был завести, а?
— Не было собаки, — сказала Мария. — Давно уж нету. У него народ разный последнее время стал бывать... Выпить зайдут, посидеть, а то и переночевать останутся... Собака у него была, хорошая собака, очень уж нервничала... В общем, собака стала ему мешать. А однажды кого-то покусала, не любила она пьяных. И куда-то он ее дел. Не то продал, не то завез...
На обратном пути в машине молчали. Слишком уж гнетущее впечатление осталось от полусгоревшего дома.
Когда машина остановилась, Демин обернулся к оперативникам.
— Значит, так, ребята... На повестке дня — Жигунов-младший. Было бы здорово, если бы вам удалось доставить его прямо сегодня. Может, поднатужитесь, а?
— С технической точки зрения задача несложная, — заметил Пичугин. — Пригласим.
— Потом соседки упомянули какую-то Борисихину... Если и ее удастся прихватить по ходу, возражать не буду.
— Против чего еще ты не возражаешь? — усмехнулся Гольцов.
— Например, я оставлю безнаказанной вашу инициативу по установлению всех пострадавших. Некоторые уже известны — хозяин дома Жигунов, его квартиранты Дергачевы, вот кто четвертый? Если возникнут затруднения — приезжайте. Обсудим. Ладно? А я к Рожнову.
4
Через два часа в кабинет Демина доставили Михаила Жигунова. Невысокий человек с редкими прямыми полосами, о котором единственно, что можно было сказать с полной уверенностью, — выпивающий человек. В кабинет он вошел настороженно, по всему было видно, что чувствовал он себя неважно. На графин посмотрел так жалостливо, что Демин налил ему в стакан воды. Жигунов выпил жадно, в три-четыре глотка, облегченно перевел дыхание. Похмельная испарина покрывала его лоб. Штаны были смяты, видно, он в них и спал, туфли после вчерашних похождений еще не успели просохнуть. Шарф, свитер, пальто... Нет, ничего зеленого. Но с окончательными выводами Демин решил не торопиться, тем более что в квартире Михаила Жигунова предстоял обыск.
— Михаил Александрович, вы знаете, что произошло в доме вашего отца?
— Да уж знаю... Рассказали люди добрые.
— Какие у вас были отношения с отцом?
— Нормальные. Хорошие отношения, — неуверенно добавил Жигунов, решив, видимо, что о родителях можно говорить или хорошо, или ничего. — Были хорошие.
— Вы не жили вместе? Отец сдавал полдома чужим людям, а вы, родной сын, живете на стороне... Почему?
— Так уж получилось. К родителям лучше ходить в гости... А жить вместе... Слишком много точек соприкосновения.
— Значит, не любили вы отца?
— Я этого не говорил. Отец — он и есть отец.
— Вы — прямой наследник, следовательно, дом теперь ваш?
— Что осталось от дома — мое.
