а затем, подкрепленные показаниями свидетелей, заключениями экспертов, становятся вехами, по которым можно наметить путь расследования. Вот, например, сведения из протокола осмотра места происшествия. Опуская вводные данные, приведем лишь те, которые впоследствии помогли изобличить преступника.
Направление дорожного полотна относительно частей света — восточное. (Это обстоятельство окажется важным, когда Дядьков, исчерпав все разумные доводы, будет ссылаться на то, что дескать, солнце его ослепило и он не видел ни дороги, ни людей.)
Состояние дорожного покрытия — повреждений нет. (О, сколько заявлений напишет Дядьков, объясняя наезд тем, что он якобы вынужден был объезжать выбоины на дороге. А их, оказывается, не было, выбоин- то!)
Продольный уклон дороги — нулевой.
Радиус поворота дороги — около сорока градусов. (Крутой поворот, но несложный для трезвого водителя при допустимой скорости движения.)
Ширина обочины — полтора метра. (Очень важное обстоятельство. В дальнейшем Дядьков будет строить защиту на том, что будто бы семья Железновых шла по проезжей части, забыв, что сам в нарушение всех правил оказался на левой стороне дороги.)
Глубина кюветов — 0,5 метра.
Ширина кюветов — 2,5 метра.
Наличие дорожных знаков — перед поворотом стоит предупреждающий знак «извилистая дорога». (О значении этого обстоятельства говорить не приходится, оно очевидно.)
Погодные условия в момент осмотра дороги — ясно. (То есть здесь тоже не может быть кривотолков, вызванных различными погодными условиями.)
Следы торможения — не обнаружены. (Дядьков, оказывается, был настолько пьян, что не успел даже нажать на тормоз.)
Вещественные доказательства — следы волочения детской коляски на кромке обочины. Длина — 2,7 метра.
В протоколе осмотра машины отмечены потертости и царапины на бампере, на габаритном фонаре, на передней части капота. И еще одно — во время наезда дорога была свободна и от транспорта, и от людей. Важное свидетельство, поскольку на каком-то этапе следствия Дядьков настойчиво ссылался на то, что, дескать, дорога оказалась запружена народом, вышедшим из электрички, и он вынужден был свернуть на обочину.
В показаниях свидетелей подробно описан наезд, кто где стоял, откуда появилась машина, и даже случайная фраза, оброненная одной из женщин, выскочившей из машины: «Говорила Борьке — не садись за руль!» — даже эта фраза, занесенная в протокол, сыграла впоследствии существенную роль. Среди сотен страниц допросов, показаний, очных ставок увидеть ее, придать должное значение — заслуга следователя.
В этом и мастерство и интуиция. Заметить и оценить очевидный промах преступника, прямое доказательство, уличающий документ несложно, но такие подарки случаются редко, надеяться на них нельзя.
ОБВИНЯЕМЫЙ
Первый допрос обвиняемого важен для следователя как первая пристрелка — сразу становится ясной его позиция. Если он признает собственную вину, то задача сводится к доказательству этой вины. Если же обвиняемый вину не признает, то важно выяснить его доводы. Поэтому встречу с Дядьковым Глазова ожидала, заметно волнуясь: кто он, каков он?
Вызванный на допрос, Дядьков пришел с заметным опозданием, пришел оживленный, уверенный в себе, шумно поздоровался, пожаловался на жару, на неприятности, случившиеся несколько дней назад и невольным участником которых он оказался. Во всем его облике чувствовалась готовность шутить, разговаривать по-свойски. Как бы между прочим, он посмотрел на часы, давая понять, что времени у него мало, что надо бы поскорее закончить формальности.
Тамара Васильевна наблюдала за Дядьковым, не прерывая его, не мешая. Когда Дядьков завершил ритуал панибратского приветствия, она показала на стул.
— Садитесь, Борис Иванович. Не задержу вас ни на одну минуту лишнюю. Но поговорить надо. У меня есть вопросы, я обязана их задать.
Дядьков был невысок ростом, плотен, если не сказать — толст, он был из тех, кто явно торопился насладиться радостями жизни. Должность, довольно значительная по масштабам городка, позволяла ему несколько снисходительно поглядывать вокруг себя. Он преуспел в жизни больше других и не забывал об этом. Глазова уже знала, что у Дядькова двое детей от второй жены, что семейными привязанностями он не очень скован.
Наблюдая за ним, Тамара Васильевна понимала, что предстоит нелегкая работа. И сложность будет не в том, чтобы преодолеть ловко построенную защиту, — основная сила Дядькова в упорстве, готовности идти на что угодно, лишь бы вывернуться, спастись, уйти от наказания. Ну что ж, к схваткам ей не привыкать. Каждый допрос, самый вроде бы невинный, — это уже схватка с чужим мнением, тщеславием.
— Борис Иванович, — начала допрос Глазова, — ваш сосед Бармичев утверждает, что дал вам машину тридцатого апреля в семь часов вечера, это верно?
— Да. У меня были гости, и я хотел развезти их по домам. Закон гостеприимства обязывал. Кстати, один из них — муж моей сестры Хлыстов. А второй — так... приятель. Вот я и попросил у соседа машину. Дай, думаю, порадую ребят.
— Что же произошло дальше?
— Ну что, родственника я отвез домой. А приятель остался на платформе дожидаться электрички.
— Кстати, как его фамилия?
— Батихин. Так вот, когда мы вышли из машины у дома Хлыстова, то решили немного пройтись, поговорить. Но едва отошли от машины метров на двести, как, обернувшись, увидели, что машина на большой скорости удаляется в сторону городка.
— То есть у вас ее угнали?
— Вы удивительно догадливы. У нас ее угнали. Это было тем более печально, что машина принадлежала не мне. Поэтому я предпринял все, чтобы немедленно известить милицию. Как выяснилось, угонщики далеко не смогли удрать, машину обнаружили где-то недалеко от железнодорожной платформы. Вы их еще не нашли?
— А чем вы объясните, что вашего приятеля Батихина задержали в этой самой машине? Машину угнали, а оказалось, что заперся в ней Батихин, больше того, пытался угнать ее с места происшествия. Все это очень странно, вам не кажется?
— О! — Дядьков махнул пухлой ладошкой. — Ничего странного. Батихина мы высадили у платформы, я уже об этом говорил. Когда машину угнали, а потом на ней свалились в кювет, Батихин еще не успел уехать на электричке и вместе со всеми бросился к машине. Это естественно. Очевидно, он хотел вытащить ее из канавы... Но лучше спросить у самого Батихина. К сожалению, я его с тех пор не видел. Да, вы упомянули происшествие... Там что-то серьезное?
— Очень серьезное, — кивнула. — Наезд на детскую коляску.
— И в коляске... был? — Дядьков старательно сделал испуганно-сочувствующие глаза.
— Совершенно верно, — подтвердила Глазова. — В коляске был ребенок. Мальчик умер, не приходя в сознание.
— Ах, негодяи! Какие негодяи? — Дядьков горестно покачался из стороны в сторону и закрыл лицо руками. — Ведь живут такие сволочи среди нас, а? Ай-яй-яй! Стрелять их надо? Без суда и следствия!
— Ну, это вы напрасно, Борис Иванович. Наказывать их надо по всей строгости, но все-таки и со следствием, и с судом. Так мы и поступим.
Глазова смотрела на румяные, гладко выбритые щеки Дядькова, на воротничок, впившийся в толстую шею, и не могла отделаться от ощущения, что тот тихонько посмеивается про себя.
