И, глянув поверх голов, грозно спросил:
— Кто стрелял? Чьи солдаты?
— Мои, — пролепетал командир первого взвода лейтенант Перначев. Сжавшись так, что закраины каски чуть не уткнулись в плечи, он сделался маленьким и немощным. Шляхтин метнул взгляд с Перначева на Хабарова — усы полковника вздрагивали от нервного тика — и приказал:
— Учения прекратить! — а сам зашагал к автомашине. Повернувшись, оскорбительно бросил:
— Доигрались… Либер-ралы!
Хабаров стоял по команде «Смирно», слегка вскинув голову и плотно сжав губы. В таком положении он оставался еще с минуту после отъезда санитарного автомобиля и командира полка. Потом подозвал Кавацука и подавленно произнес:
— Постройте роту, проверьте и ведите в расположение.
А в голове билась одна-единственная мысль: «Как это случилось? Как?..»
II. НАЧАЛО
1
Майор Владимир Александрович Хабаров батальоном командовал всего пять месяцев.
Мотострелковый полк, в который Хабаров получил назначение, квартировал на дальней окраине города, вытянувшегося по высокому берегу Днепра. Приехал туда Хабаров в пуржистое январское утро и сразу направился в часть. В груди у него посасывало. То ли от студеной неприветливости нового места, то ли от беспокойства: как встретят? Вопреки предчувствию молодого комбата встретили радушно.
— Рад, весьма рад, — пророкотал командир полка. Его густой, доброжелательный голос несколько смягчил суровость, которой, когда Хабаров докладывал, повеяло от внешности полковника: немигающий жесткий взгляд, орлиный нос, «старшинские» усы, колючий бобрик волос. Пригласив Хабарова сесть, Шляхтин поинтересовался, с кем он приехал, где семья.
— В Загорске у тещи.
— А вещи?
— В камере хранения.
— Где бы вас устроить? Вот проблема… — Шляхтин большим и указательным пальцами провел по своим мохнатым бровям — от висков к переносице. — С жильем у нас еще хреново. Ладно, пока один — поживете в офицерском общежитии. К лету, возможно, отстроят дом. Хозяйственники обещают. Но им верить… Как с семьей думаете?
— Раз ничего нет, придется снять у частников.
— Добро… — Шляхтина такой ответ удовлетворил. Считая, что больше говорить на эту тему не стоит, он грузно повернулся на стуле и нажал кнопку, приделанную к краю тумбочки с телефонами. В коридоре послышался топот ног. В дверь постучали, и влетел дежурный. Он лихо вскинул руку к шапке и замер в ожидании. Шляхтин распорядился:
— Прыщика ко мне!
Дежурный моментально исчез. Заметив удивление на лице новичка, полковник не без самодовольства пояснил:
— Не терплю расхлябанности. Считаю: чем строже командир, тем боеспособнее часть… Кем были до академии?
— Заместителем командира батальона.
— Добро.
Через несколько минут в кабинет осторожно вошел невысокий, плотный подполковник с щеточкой рыжих усов, зажатых между вздернутой верхней губой и оттянутым книзу носом, острым, как у ежа. Шляхтин без тени сожаления бросил вошедшему:
— Замену тебе, Фрол Лукич, прислали. Знакомься: майор Хабаров, из академии.
Старый командир батальона ощупал своего преемника сухо поблескивающими глазами, протянул руку и назвался:
— Подполковник Прыщи?к.
На последнем слоге своей фамилии он так повысил голос, что чуть не сорвал его. Казалось, подполковник хотел подчеркнуть этим, что не потерпит, если кто-нибудь произнесет его фамилию иначе. И в самом деле, как потом узнал Хабаров, Прыщи?к обижался на всякого, кто называл его просто Пры?щик. Только для командира полка он делал исключение…
— Ну, а Москва как? На месте? — спросил Прыщик Хабарова, когда они, выйдя из штаба полка, направились в расположение первого батальона.
— На месте, — подтвердил Хабаров и в душе улыбнулся вопросу.
— Как-нибудь съезжу, погляжу. Воевал там в сорок первом…
Минутой позже Прыщик снова спросил: «Прямо из академии, значит?» Хабаров почувствовал, что этого странного подполковника вовсе не интересует то, о чем он спрашивает, а занимают какие-то свои, неведомые Хабарову мысли.
— А я академии не кончал, — сказал Прыщик с нотками вызова и обиды на кого-то, от кого, как это подчас бывает у военных, видимо, в свое время зависела его судьба. — Да и некогда было, фрицев лупил. Тогда не так, как у вас: пришли на готовенькое…
— Мне тоже пришлось воевать, — заметил Хабаров.
Прыщик недоверчиво покосился на него и, видимо, умышленно не придал значения реплике.
— Вот я и говорю: некогда было, — продолжал он теперь уже брюзжащим голосом. — Еще тогда батальоном командовал и даже полком. Ну, да всему свое время… Как оно говорится: «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет». Уступаю дорогу молодым, а сам — на почет. Двадцать семь лет отбарабанил. Хватит. Пора отдохнуть. Из кадров звякнули: приказ уже подписан. — Подполковник замолчал, прихватив нижней губой верхнюю.
И Владимир понял, что причина некоторой эксцентричности Прыщика в одном: ему трудно расставаться с армией, которой отдал лучшие свои годы. И хотя пенсионная книжка освобождала его от забот о хлебе насущном, она не могла заменить того, чем жил человек, пока был офицером.
Владимиру стало жаль подполковника. Но такова диалектика жизни — на смену старому приходит новое, молодое.
Они шли по расчищенной от снега дорожке, отделенной от плаца невысокими, ровно подстриженными кустами. На плацу молодые солдаты занимались строевой подготовкой — отрабатывали повороты в движении. Хабаров сразу подметил недостатки: одни спешат, другие запаздывают, команды исполняют неумело. А командиры отделений только покрикивают, но не показывают, как нужно делать. «Из какого они батальона?» — заинтересовался Хабаров, но спросить Прыщика посчитал неудобным: «Ему сейчас не до этого». Однако Хабаров ошибся. Подполковник, точно его толкнуло пружиной, свернул с дорожки и раздраженно крикнул:
— Лейтенант Перначев!
На зов Прыщика от загороженной деревьями стены какого-то складского помещения отделился офицер, которого Хабаров сначала не заметил, и с суетливой прытью провинившегося заспешил к ним. Был он чуть выше среднего роста, но почему-то сутулился, как это делают очень высокие люди, длинные руки свисали расслабленно, словно он, лейтенант, увидев начальство, забыл про них.
— Почему не докладываете, чем занимается взвод? — напустился на лейтенанта Прыщик.
— Строевой подготовкой, товарищ подполковник.
На продолговатом, с сильно скошенным подбородком лице Перначева застыло выражение нагловатой вежливости.
