пульсирующих камней и мечей, что тверже камня. Я помню все предания, дошедшие из глубины прошлого, но нет среди них ни одного, которое хоть сколько-нибудь относилось бы к тому, что случилось сегодня.
– Ты уверен? – спросил Дуайт. – Может, ты просто забыл? Ты же сам говорил, что устал и плохо соображаешь.
– Вряд ли я мог забыть о подобном, – сказал Дейкстра. – Но я напрягу мозг и постараюсь вспомнить все, что относится к бесхвостым рыбам и к неимоверно твердым мечам.
– И еще к точечным небесным разломам и к пульсирующим камням, – напомнил Дуайт.
– Да, ты прав, – сказал Дейкстра, помолчал и добавил: – Пойду я спать.
– Спокойного тебе отдыха, – сказал Дуайт. – А я сплаваю вниз, посмотрю, что у травоедов происходит. Раз ты в пещеру плывешь, захвати с собой меч, воткни там в какой-нибудь закоулок, но поглубже, чтобы никто случайно не напоролся. И обязательно запомни, куда воткнул. И всем скажи, чтобы туда не ходили, в племени раненых и без того хватает, новые не нужны.
Дейкстра взял меч и пошел в пещеру, именно пошел, а не поплыл, он боялся плыть с мечом в руках. Задумаешься, не заметишь маленький вихрь на своем пути, и прощай, Дейкстра, ты теперь отец, добро пожаловать в страну мертвых, а мудрецом отныне будет Альберт, потому что более достойного преемника в племени не нашлось. А какой из Альберта мудрец? Прямо скажем, дерьмо он, а не мудрец. Врачевать худо- бедно выучился, а запоминатель преданий из него как из червя веревка. Травоед Сантьяга и то лучше запоминает. Забудет Альберт половину преданий и некому будет пересказать забытое потомкам. Может, в таких вот преданиях, забытых раздолбаями прошлых поколений, и хранились ответы на вопросы, над которыми король и мудрец нынче ломают голову? Не может быть, чтобы Джа не осветил такие важные вопросы в своих лекциях. Жаль, что теперь Джа больше ничему не учит людей, что он решил, что уже выучил их всему потребному, а если глупые потомки что-то забыли или перепутали – так не его в том вина.
А может, эта рыба и вправду была Гамаюн?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НЕБО
1
Выспавшись, Дейкстра первым делом осмотрел Роланда и решил, что здоровье героя не внушает опасений. Из-за слабости от кровопотери и пережитых потрясений Роланд все еще спал, но рана его, скрытая под прозрачной пленкой, не загноилась и не пошла пузырями. Было хорошо видно, как на голом мясе начинает нарастать новая молодая кожа. Плохо, что в средней части раны ее края сильно разошлись, и когда она зарастет, рука Роланда изменит форму и будет немного искривлена. Будь в человеческих руках кости, как у рыб, это стало бы серьезным увечьем, но у людей руки обретают прочность не от скелета, а от мышц, и усилием воли человек может придать любой конечности любую форму в пределах разумного. В какой-то момент Дейкстра подумал, что стоило бы перед тем, как накладывать пленку, стянуть края раны какой-нибудь тонкой веревочкой, но потом он подумал, что пока лекарь натягивает веревочку и завязывает узел, больной успеет восемь раз скончаться от кровопотери. Нет, техника лечения и так хороша, в совершенствовании она не нуждается. А нелепое утолщение на правой передней руке послужит рыцарю хорошим напоминанием о том, к чему может привести безрассудное поведение. Протянет руку к очередному непонятному предмету и сразу вспомнит, что иногда руки лучше не протягивать, а держать около головы.
Затем Дейкстра осмотрел юную мать Алису. Ее тело уже утратило потребность в пище, но разум пока сохранялся в полном объеме, не очень большом, надо признать. Дейкстра спросил ее, не решила ли она что-нибудь пожелать или передать потомкам, но она ответила:
– Спасибо, учитель, я ничего не хочу.
Дейкстра не стал докучать ей беседами и оставил ее предаваться раздумьям о вечном. С каждым последующим днем она будет произносить все меньше слов, и все чаще она будет спать и ее антенна будет скукожена. А потом она отложит яйца в инкубатор и вовсе перестанет отвечать на слова, и в положенное время вылупятся ее сыновья и дочери, и причастятся материнской плоти, и да будет так, ибо таков круговорот бытия. Надо было, кстати, хоть кого-нибудь отправить проводить Говарда в последний путь, нехорошо получилось, что он уплыл в страну мертвых совсем один, как травоед недостойный. Жаль, что в суматохе не до того было, да и устали все и переволновались.
Покончив с внутрипещерными делами, Дейкстра вышел во внешнюю воду, спрыгнул со скалы, поймал нисходящее течение и поплыл вниз, в края травоедов. Не любил Дейкстра посещать эти места, слишком горяча здесь вода, и слишком неприятно она пахнет, но ознакомиться с последствиями необычного небесного разлома – прямая и непосредственная обязанность мудреца.
Ущерб был не так велик, как можно было бояться, но не так мал, как можно было надеяться. Погибло примерно восемь восьмерок травоедов, причем почти все погибшие мужчины не смогли отдать семя потомкам, потому что были погребены под завалами. Неприятно, конечно, но ничего страшного, травоеды плодятся быстро, и их численность, даже с учетом недавних потерь, намного превышает потребности племени. Так что в целом племя отделалось легким испугом.
Однако когда к Дейкстре подошел Сантьяга и завязал беседу, Дейкстра не стал говорить, что думает, а выразил сочувствие и соболезнование. Незачем зря обижать человека, тем более такого умного, как Сантьяга. Редкий экземпляр травоеда этот Сантьяга, обычно травоеды простодушны, почти как акулы, но не обладают их храбростью и преданностью, и потому не вызывают в душе рыцаря никаких чувств, кроме брезгливого презрения. Они, конечно, приносят племени пользу, но дерьмо тоже приносит пользу телу, вбирая в себя отходы пищеварения, но это не повод уважать всякое дерьмо. Но к Сантьяге это не относится, он не таков, с ним можно беседовать о высоком, почти как с нормальным человеком.
Почтительно выслушав соболезнования мудреца, Сантьяга поблагодарил за добрые слова и перевел разговор на другую тему.
– Гляди, Дейкстра, – сказал он. – Вчера я прогуливался по краю горячей пустоши, и гляди, какой камень я там нашел.
Он показал Дейкстре тот самый пульсирующий камень, который был надет на плавник той самой неведомой рыбы, которая, может быть, звалась Гамаюном, когда была жива.
– Вчера я видел эту вещь на вершине рыцарской скалы, – сказал Дейкстра. – Потом меня отвлекли неотложные дела, и больше я ее не видел.
Дейкстра не стал рассказывать Сантьяге, при каких обстоятельствах он видел этот камень, и какие конкретно дела его отвлекли. Незачем посвящать травоедов в то, что выходит за пределы их разумения.
– Странно, – задумчиво произнес Сантьяга. – Как он оказался на пустоши, если раньше он был на скале?
– Ничего странного, – сказал Дейкстра. – Он красивый, видишь, как пульсирует. Какие-нибудь рыбы стали играть, и сбросили, а потом течением принесло.
– Да, наверное, – согласился Сантьяга. – А больше на скале ничего интересного не обнаруживалось?
– А почему ты спрашиваешь? – насторожился Дейкстра.
– Пойдем, покажу кое-что, – сказал Сантьяга.
Они пошли, и вскоре Сантьяга привел мудреца к входу какой-то норы, наверное, это была нора, в которой жил Сантьяга, но Дейкстра не был в этом уверен, он не отличал норы травоедов одну от другой, а уточнять не счел нужным.
– Подожди, – сказал Сантьяга и скрылся в норе.
Вскоре он вернулся и в руках он тащил небольшой камень правильной формы, с шестью гранями, причем каждая грань строго параллельна противоположной. Впрочем, форма камня была не вполне правильнрй – углы были скруглены, некоторые грани были рассечены узкими и глубокими трещинами, на одной грани было два маленьких круглых выступа, а еще на одной грани было тоже два маленьких круглых
