ушами. Обком требует от руководства Первого Ржанского как можно скорее восстановить полностью боевой дух отряда. Сейчас мы приступим непосредственно к делу. Федоров, давай сюда, в круг, ознакомь товарищей с намеченными мерами.
Корж опустился на свое место, снова взяв пиджак на колени, и, слушая Федорова, того самого человека с автоматом на шее, которого Батурин впервые увидел на дворе у деда Евсея, снял очки и, казалось, отдыхая, дремал. Батурин отметил про себя, что почти все близорукие, отдыхая, снимают очки; Корж словно почувствовал на себе взгляд Батурина, быстро надел очки, ловко вздевая дужки, стараясь не шуметь, подошел к нему.
— Проводите меня, Батурин, — сказал он тихо. — Пока Федоров тут доложит обстановку, успеем с вами перемолвиться.
Они вышли, Глушов поглядел вслед им, нахмурился и продолжал слушать Федорова с тайным чувством беспокойства за Трофимова, худого, с красными воспаленными веками, но чисто, как всегда, выбритого, лоб под защитой козырька фуражки загорел меньше и был бледнее щек, и от этой неровности загара Трофимов казался еще более утомленным и даже больным.
В это время и Корж, с уверенностью имевшего на это право человека, присматривался к Батурину, коротко и точно отвечавшего на вопросы; Коржа никак не покидало чувство, что Батурин все время от него удаляется, уходит, захлопывается, но в конце концов это не так важно, дело касалось не личных симпатий.
Они стояли на самом берегу под старой ракитой, изъеденной дуплами; ракита намертво вцепилась в берег бугристыми корнями, и Корж время от времени нащупывал ладонью шероховатости выступавшего из земли горба одного из корней, ему приятно было это делать. По ту сторону реки, ниже в километре примерно, темнели крыши Угорского хутора, хороша здесь была когда-то рыбалка.
— Значит, вы только что из Смоленска, — сказал Корж. — Трудно?
— Как вам сказать… Нет, представьте. Вы не подумайте, товарищ Корж, что это фраза. Все мы сейчас выполняем жизненно необходимую работу, здесь даже не думаешь, трудно или нет. Просто необходимо.
— Скажите, Батурин, вы у Трофимова уже давно, успели к нему приглядеться. Что вы о нем думаете?
Батурин, продолжая глядеть на реку, сунул в рот травинку, пожевал; теперь он знал, для чего понадобился Коржу.
— За этот месяц, пока меня не было, его здорово подсушило…
— Я вас спрашиваю не о том, — сухо сказал Корж, снимая очки и сильно щурясь. — Я знаю о ваших дружеских отношениях с Трофимовым. Я хочу, чтобы вы оценили его трезво и холодно, со стороны.
— Пожалуйста. Трофимов тот человек, который нужен отряду. Во-первых, грамотный военный командир, умеет быстро схватывать обстановку и находчиво реагировать на нее. Во-вторых, хотя он и не бросок, сер иногда и в герои не лезет, он мне нравится, может быть, именно этим. Работяга, своим горбом до всего доходит. В-третьих, и это самое главное, у него, несмотря на некоторую душевную мягкость, очень выраженное чувство долга, чувство ответственности, оно всегда и над всем преобладает. Давно известна пословица: за битого двух небитых дают.
— Хорошо, ваше отношение мне уже ясно. Мы еще позднее переговорим вчетвером, с Трофимовым и Глушовым. — Корж провел ладонью по выступу корня. — Удивительное дерево, сила живучести ни с чем не сравнимая. Раньше ракитой обсаживали большаки, дворы и амбары для защиты от пожаров. И вот этот сарай, глядите, тоже обсажен молодыми ракитами. Ее можно срубить, она отойдет от пня, можно выкорчевать, прорастет от какого-нибудь корневого отростка, а то просто молодой сук отломится, будет лежать на земле и пустит корни, прорастет, как зерно. Если бы я умел, написал бы гимн русской раките. Идемте, Батурин, кажется, ждут нас.
Трофимов еще долго высылал во все стороны по два-три человека встречать ушедшие до разгрома на далекие задания группы; Зольдинг перерезал все пути и дороги, ему казалось, что именно в это лето пришла пора ослабить инициативу партизан, и он стал упорно нащупывать, куда скрылся Трофимов с остатками своего отряда; среди убитых его не оказалось.
— Говорят, это совершенно легендарная личность, господин полковник, — сказал подполковник Ланс, 1-й офицер штаба Зольдинга. Сейчас он еще раз пробегал глазами составленное им дополнительное донесение в оперативное управление Генерального штаба сухопутных войск об уничтожении еще одной группы партизан в Ржанских лесах и, подняв голову, поглядел в прямую спину Зольдинга, стоявшего у окна с заложенными назад руками.
— Люди всегда готовы выдумывать себе кумиров. — Зольдинг тут же подумал, что сказал глупость, словам его нетрудно придать двоякий смысл. — По крайней мере, хорошо подготовленное дело всегда результативно. Это даже не требует доказательств.
— Вы говорите о нашем партизанском отряде, господин полковник?
— Нужно признать, действительно оригинальный ход. И как видите, сразу принес свои плоды. А вы знаете, кому принадлежит идея, Ланс? Конечно, гестапо записало это себе в актив, но в самом деле до этого додумался наш обер-лейтенант Фаульхаб.
— Фаульхаб?
— Удивляетесь? Ну да, невежественный малый — пьяница, бабник, но прирожденный провокатор. Жаль, погиб, он не был лишен честолюбия, — я думаю представить его посмертно к «Железному кресту». Мы только с помощью этого отряда смогли разгромить Трофимова. Я думаю, что это и впредь принесет свои плоды, они-то ничего не поняли, а может, не успели понять. Ведь когда посты Трофимова были сняты и уничтожены нашими партизанами, лагерь Трофимова уже громили солдаты в форме. Тут действительно дьявольщина, трудно что-нибудь понять.
— Вам известен командир этого отряда?
— Да, но вы знаете, Ланс, к чему я веду этот разговор?
— Нет, господин полковник.
— Так вот, вам придется войти в отряд в качестве военного советника и наблюдателя. Нет, нет, во время двух-трех особо важных операций, Ланс.
— Простите, господин полковник, я готов служить фюреру любыми средствами, но я почти не знаю русского языка.
— О деталях поговорим позже. Одно скажу, командир отряда хорошо знает и русский и немецкий. Я думаю, это не займет у вас, Ланс, слишком много времени и сил, но сослужит неплохую службу.
Зольдинг засмеялся, беззвучно, одними мускулами, почти не разжимая губ.
— Вы, я вижу, огорчены?
— Я готов служить фюреру, — повторил Ланс, вытягиваясь, — любыми средствами, господин полковник.
Ланс оскорбленно поджал губы и, забывшись, стал ходить по кабинету, круто по-военному поворачиваясь.
— Да, Ланс, мне очень жаль, обстановка диктует нам методы. Пойдите, ознакомьтесь с предписанием Хойзингера сами.
Зольдинг сел, устало ссутулил плечи и закурил. По стеклам второй день бежала вода, шел этот осенний безостановочный русский дождь, выматывающий душу, и впереди опять была зима; Зольдинг думал, что Лансу, конечно, не хочется оставлять город и бегать зайцем с этим отрядом в любое ненастье; но это уже сантименты.
А вот зима — судя по прошлогоднему опыту, опять сулит усиление активности партизан, опять они будут теснить германские гарнизоны маленьких городков и сел; русские всегда пользуются своей способностью быстро и беспрепятственно передвигаться по бездорожью в периоды осенней и весенней распутицы или во время снежных заносов. Время летит, а результаты, если анализировать холодно и без предубеждений, неутешительны.
