бумажку, валяющуюся на тротуаре, пустую бутылку из-под водки и пустой шприц, очевидно, из-под героина. После этого я решил, что уподобляться дворнику не стоит, и больше ничего не уничтожал. Только один раз, уже в автобусе, я поймал себя на мысли, что неплохо было бы уничтожить особо наглую бабку, разоравшуюся из-за того, что ей не уступила место молодая девушка, по-моему, беременная. Потом я стал думать о других вещах и, когда вошел в лекционный зал, чувствовал себя уже не персонажем фантастического рассказа, а обычным человеком.
Маринка сидела, как обычно, в третьем ряду и увлеченно разговаривала с подругами. Меня она не заметила, а я не стал ни подходить к ней, ни связываться через компьютер по телепатической связи, ни, тем более, орать через весь зал. Я занял свое место в предпоследнем ряду и стал ждать, когда придут Егор с Пашкой. Ни один из них на этой лекции не появился.
Ровно в 9:00 Иван Моисеевич (так зовут нашего лектора по матану) вошел в зал и начал вещать. Сегодня он продолжал излагать доказательство очередной теоремы векторного анализа, примечательной тем, что ее формулировка занимает около килобайта, а доказательство началось почти в самом начале прошлой лекции, и конца ему все еще не видно. Мне стало скучно.
Я раскрыл виртуальный экран и начал развлекаться. Я скопировал на его поверхность доску вместе с лектором и стал улучшать картинку. Я пририсовал Ивану Моисеевичу пейсы и ермолку, а затем приступил к нарисованному на доске. Центральное место там занимал трехмерный цилиндр, который на самом деле был попыткой наглядно представить его m+п-мерный аналог. Попытка неудачная. Я чуть-чуть подправил очертания цилиндра, и он стал похож на мужской половой член. Далее я заменил формулу, размещенную под картинкой после слова «следовательно», на нецензурные слова. Я стер все, что было написано ниже, и вписал в освободившееся пространство несколько набивших оскомину рекламных лозунгов на тему безопасного секса вроде «даже когда все очень классно, эта мелочь защитит вас». Оглядев получившийся коллаж, я сохранил его во внешней памяти. Надо будет показать Егору, да и Маринке, должно быть, понравится. Под конец вчерашнего вечера она перестала изображать хорошо воспитанную юную девушку и рассказала пару неприличных анекдотов, так что не думаю, что это произведение искусства ее шокирует. Наконец я свернул экран и посмотрел на доску.
Я ничего не понимал. То есть я все понимал, но отказывался поверить в то, что я все правильно понимаю. Членоподобный цилиндр и все, приписанное к нему, красовалось на доске. Иван Моисеевич отчаялся удалить с доски эту гадость телепатическими командами и сейчас яростно копался в преподавательском столе, видимо, пытаясь найти пульт ручного управления проекционным экраном. Когда он поднял голову, я увидел, что ни пейсов, ни ермолки на его голове не появилось. И то хорошо.
Иван Моисеевич выбежал из зала, сверкая вспотевшей лысиной. Я сосредоточился. Мне показалось, что я ощущаю около доски какую-то чужеродную ауру, что-то вроде изолирующего поля в восьмом «Орионе». Я напрягся и смахнул эту ауру взмахом невидимой руки, растущей откуда-то из моей головы, вероятно, из центра мозга, оттуда же, где размещается мой нематериальный насос. Картинка на доске мигнула и начала судорожно меняться, как будто доска опомнилась и, словно пытаясь загладить свою вину, начала выполнять команды, которые она так долго игнорировала.
Студенты бурно радовались, естественно, все подумали, что старшекурсники опять засадили в институтскую сеть вирус. Я тоже изобразил на лице улыбку.
Минут через пять Иван Моисеевич вернулся в лекционный зал, скептически посмотрел на доску, восстановил изображение цилиндра, который теперь был идеальной геометрической формы, стоически не заметил смеха в аудитории и продолжил лекцию как ни в чем не бывало. Некоторое время то в одном конце зала, то в другом раздавались сдавленные смешки, потом они прекратились. Лекция шла своим чередом.
В перерыве я подошел к Маринке.
– Привет! – сказал я.
– Привет!
– Вчера все прошло замечательно.
– Еще бы. – Она улыбнулась. – Доехал нормально?
– Ага.
– Интересно, кто это сделал? – Она показала на доску. – Не ты? Ты же у нас хакер, – Маринка рассмеялась.
Я вымученно улыбнулся и отрицательно покачал головой:
– Какой я, на фиг, хакер? Мне еще учиться и учиться.
– Ученый ты мой, – сказала Маринка. Я собрался с духом.
– Ты сегодня вечером что делаешь?
– Уже соскучился? Нет, сегодня ничего не выйдет, я занята. Боюсь, до субботы ничего не получится.
– Мои в субботу, наверное, уедут на дачу. Можешь заехать ко мне.
– Ну уж нет! Ты мужчина, бегать по девочкам – это твоя забота. А я слабая женщина и боюсь ездить ночью в общественном транспорте.
Да уж, подумал я, есть чего бояться.
– Может, сходим куда-нибудь, – предложил я, – в кино там или еще куда.
– В ресторан «У Максима». Не надо, Игорь, не грузись, твоя культурная программа меня вполне устраивает. – Она приблизила свое лицо к моему и заговорщически прошептала: – Ты прекрасно трахаешься.
Не ожидал. Я покраснел и пробормотал что-то невразумительное вроде того, что я всегда рад сделать приятное такой замечательной девушке, и не стоит мое искусство таких комментариев, и вообще я не волшебник, а только учусь. Маринка сказала на это, что мне надо побыстрее становиться волшебником, и тогда она подарит мне совсем неземное наслаждение, короче, мы мило проболтали о пустяках весь перерыв, но на следующей лекции, когда я связался с Маринкой по телепатической связи, она передала мне желание, чтобы я ее не отвлекал, и больше мы с ней в этот день не разговаривали.
Ни Егор, ни Пашка в университете так и не появились. Звонить им я не стал, хотелось побыть одному, и
