Все опять приходилось решать Марии, но теперь она понимала, что значит учение. Сама она получила профессию, была на пути к независимости и не могла лишить этого Хуана Карлоса, человека, которого любила. Ничего не поделаешь, Мария приняла трудное решение: она будет ждать, Хуан Карлос должен получить образование! Решение нетрудно далось благородному сердцу, но осуществлять его было больно. Мария чувствовала, что нарушает душевный покой самых близких людей, тех, кто был с нею в самые трудные минуты, кто помогает ей и сейчас: доньи Мати, Виктора, Риты… Но что она могла поделать? Она должна была пройти и через это испытание – ради своей любви, ради счастья своего сына.
«Мария помирилась с Хуаном Карлосом. Тем лучше, он, Виктор, ей больше не нужен» – так решил Виктор и перестал навещать ее. И даже пригласил в кино Альмиру. Виктор искренне хотел приучить себя обходиться без Марии, хотел, но не мог. Тревога за ее судьбу не отпускала его.
Мария была верна любви, Мария была верна и дружбе. Сколько бы ни ревновал ее Хуан Карлос к Виктору, Мария в угоду ему не собиралась терять верного и преданного друга. Она попросила Риту сказать Виктору, что хотела бы его увидеть. Виктор предпочел бы не ходить, но все-таки пришел. И Мария была очень рада его приходу. Рад был и Виктор, увидя ее. Что значили все его самолюбивые мучения по сравнению с радостью видеть ее, с возможностью помогать ей? А Мария говорила, что он ей как старший брат, что у него совершенно особое место в ее жизни, что никому его не занять и не заменить. Виктор не особенно вслушивался в слова, он все это знал, и он смотрел на Марию и на душе у него становилось спокойнее.
Беспокойнее становилась Альмира. Они были с Виктором в кино, она знала, что Мария помирилась с Хуаном Карлосом и уже не сомневалась – Виктор будет принадлежать ей, но он опять отдалился, ушел в дела, хлопоты. Альмира ревниво отметила, что он написал для Марии объявление в газету о том, что она принимает заказы, потом новую вывеску… Смириться с неизбежностью проигрыша она не могла и заходила в знакомый дворик все чаще и чаще, надеясь на лучшее.
Лучшее это было или нет, однако во дворике ее с некоторых пор стал поджидать Рене, помощник дона Чемы, веселый, разбитной толстяк. Альмира нравилась ему, и он не скрывал от нее, до какой степени. Альмира вслух негодовала, но страсть Рене, с каждым днем все возраставшая, служила ей и утешением тоже.
После примирения с Марией Хуана Карлоса вновь одолели сомнения. Мария волновала и восхищала его стойкостью и мужеством, своей красотой, но он никак не мог представить ее у себя в доме, сидящей за столом вместе с Лореной и отцом. Он видел: между его семьей и ею – пропасть, и не представлял, как можно ее преодолеть. Стоило ему только вернуться домой, как несбыточность его семейного союза с Марией становилась очевидностью, и у него не поворачивался язык заговорить о нем с отцом или Лореной.
Флоренсия, закусив губу, взволнованно ходила по комнате: Боже мой! Что же делать? У Фернанды приступ, а ее врач в отъезде! Кого позвать? К кому обратиться? Вдруг ее осенило, она схватила трубку, набрала номер.
– Хуан Карлос слушает.
– Моей дочке плохо, Хуан Карлос! Ее врач в отпуске. Мне не к кому обратиться!
– Не волнуйтесь, сеньора, продиктуйте адрес. Я приеду со своим другом. Мы сделаем все возможное!
Восковое лицо Фернанды в обрамлении пепельных волос… Ни малейшего признака жизни… Молодые люди вступили в борьбу со смертью. Укол, дыхательные упражнения. Мертвенно бледная Фернанда по- прежнему неподвижна, зато Хуан Карлос и Альберто покраснели от напряжения, на висках у них заблестели капельки пота. Впервые в жизни они боролись за человеческую жизнь, борьба давалась им нелегко, но они не отступали. Упражнения, еще упражнения, еще и еще… Щеки Фернанды чуть-чуть порозовели, она вздохнула и едва не закашлялась. Молодые люди счастливо переглянулись. Боевое крещение позади, они выдержали его успешно.
– Они уже ушли, мама? – спросила спустя полчаса Фернанда. Она была вне опасности, но вставать ей было еще рано.
– Да, детка, – ответила счастливая Флоренсия, с любовью глядя на дочь и поправляя ей подушки.
Фернанда была сейчас так хороша, с копной белокуро-пепельных волос, таким одухотворенным лицом!
– Знаешь, мама, – потемневшие глаза Фернанды казались бездонными, – взгляд Хуана Карлоса вернул мне жизнь.
– Он тебе понравился?
– Ах, мамочка, ты же знаешь, нравиться, любить – все это не для меня…
После спасения Фернанды ее судьба стала Хуану Карлосу небезразлична. Ему захотелось вылечить эту бледную хрупкую девушку, раздуть поярче едва теплящийся в ней огонек жизни. Она казалась ему бесплотной душой, и ему хотелось одеть ее в плоть, способную радовать и радоваться. Он стал посещать дом Флоренсии, болтал и шутил с Фернандой, играл с ней в шахматы. В этом доме, с этой утонченной деликатной девушкой ему было легко и хорошо. Легко говорить, легко понимать друг друга. Про себя Хуан Карлос иронически и горько посмеивался – как злобно обходилась с ним судьба: Марию он любил, но они говорили на разных языках и не понимали друг друга, Фернанду только жалел, но им было хорошо вместе, Наталию не любил, не жалел, с ней ему было плохо, но именно она и была его подругой!
А для Фернанды Хуан Карлос был сама жизнь. Приходил он – и она оживала, сил у нее прибавлялось, она могла выйти из дома, пойти с ним на прогулку. Он надеялся и внушил надежду и ей, что здоровье ее улучшится, что ей поможет его учитель доктор Валадес, и она начинала надеяться, робко, опасливо, но все-таки надеялась. Хуан Карлос был светом, который озарял ее бесцветную и бессмысленную жизнь.
Лорена менялась на глазах, в ней появилось что-то торжествующее, победное. Альберто смотрел на нее все более влюбленными глазами. Она казалась ему очень сильной, и он не сомневался: спасение всей его жизни только в ней. Пришел день, и он сказал ей об этом. Лицо Лорены засветилось счастливым торжеством. Она его не скрывала. Не скрывала, что, по ее мнению, Альберто должен немедленно разорвать помолвку с Брендой. В жизни на все есть правила, Нарушать правила она не собиралась. Но Альберто медлил: собственная уязвимость и боль сделали его чувствительным к чужой боли, сейчас он был не в силах причинить Бренде страдание. Бренде – своевольному капризному ребенку, который приготовился прожить жизнь как шумный, веселый праздник. Но Бренда почувствовала что-то неладное в своих отношениях с Альберто и решила все выяснить, не откладывая. Терпеть было не в ее характере. Она отправилась в дом к дель Вильярам, чтобы увидеть собственными глазами, что происходит между Альберто и Лореной.
Ни Альберто, ни Лорену ей увидеть не удалось. Они, видите ли, пошли пройтись. Бренду встретил дон Густаво, поприветствовал, осведомился, как идут дела.
– Плохо, – откровенно ответила Бренда. – И за все плохое в моей жизни я благодарю вашу дочь, Лорену.
– Хуан Карлос, ты понимаешь, при чем тут Лорена? – обратился недоумевающий дон Густаво к сыну, который тоже вышел встретить Бренду.
– Еще бы не понимать! Только слепой не видит, что Лорена закрутила роман с Альберто!
– А мне кажется, Бренда, что ты обижаешь и своего жениха, и мою дочь.
– Раз она ваша дочь, то кажется вам безупречной. Но так ли уж безупречно на чужом горе выстроить свое счастье? Для начала она воспользовалась горем Альберто, а теперь разбивает жизнь мне!
Дон Густаво побледнел, лицо его напряглось, он старался сохранять спокойствие, но смятение было сильнее его.
– Подожди, Бренда, – сказал он, – давай сначала разберемся, а потом сделаем выводы.
– Могу представить, до чего у них дошло! Как-никак живут под одной крышей!..
– Бренда! – на пороге стояла негодующая Лорена. Презрительно поджав губы, смотрела она ледяным взглядом на кричащую, красную от гнева Бренду. За спиной Лорены стоял обеспокоенный Альберто.
Да, отношения лучше было выяснить. Их выяснили, но на душе у дона Густаво светлее не стало. Лорена и Альберто в самом деле намеревались пожениться. Бренда пришла в отчаяние от вероломства, казалось бы, самых близких друзей.
Как они смели калечить ей жизнь? Она не желает быть одна! Она не уступит Альберто!
Не желала уступать и Наталия. Она чувствовала: Хуан Карлос ускользает от нее, и жгучая ревность,
