– Очень приятно, – сказала Кармен, взглянув на сумрачную Ирис своими светлыми глазами. – Никогда бы не подумала, что у Альмиры такая большая дочь.
Ирис ответила взглядом исподлобья, встала и отправилась на кухню. Ей совсем не хотелось сидеть и любоваться, как Виктор беседует с этой рыжей. Да как она вообще посмела сюда прийти?! Да еще назваться невестой?! Женой Виктора будет она, Ирис! Только она сможет сделать Виктора счастливым!
На кухне у доньи Мати была уже готова целая гора пирожков.
– Бери пирожки и неси в столовую, – распорядилась донья Мати. – Сейчас будем ужинать.
Ужинать? Как бы не так! Жирные горячие пирожки оказались на коленях у Кармен. Ирис извинилась:
– Простите! Я просто ужас до чего неуклюжая! Платье испорчено безнадежно? Донья Мати, сокрушаясь обо всем разом, принялась спасать платье. Кармен улыбалась: ничего, ничего, все в жизни бывает!
Однако ну и характер у этой Ирис! Ну и попался же им всем орешек!
На следующее утро Ирис ворвалась к Виктору в кабинет. Она надела свое самое соблазнительное платье – Виктор должен увидеть, что она уже не девчонка, она – женщина, она может быть его женой! С какой страстью Ирис бросилась к Виктору на шею и стала целовать его! Так и увидела их Мария: Ирис в объятиях Виктора, пылко отвечающая, очевидно, на его поцелуи.
Замечательная сцена, особенно для служебного кабинета!
– Виктор! Что это значит? – спросила ледяным тоном Мария.
Ответила ей Ирис:
– Я люблю его, люблю! А он любит меня. Скажи, Виктор, что ты любишь меня, а вовсе не ту рыжую! Она врет, когда говорит, что она твоя невеста! Сейчас же брось ее, Виктор! Ты любишь меня, только меня!
– Ирис! – Виктор был просто в отчаянии: Мария собралась уходить и на лице ее читалась откровенная брезгливость.
– Мария, погоди! Сейчас мы во всем разберемся.
– Твои похождения мне не интересны, Виктор.
И Мария с окаменевшим лицом вышла из кабинета.
– Что ты наделала, Ирис, что ты наделала?!
Когда Мария обманулась в своих чувствах в первый раз, ей еще очень хотелось жить, она только начинала тратить запас своих жизненных сил, и у нее был Хосе Игнасио, ради которого она должна была его тратить. Теперь она чувствовала только усталость. Что-то на секунду приоткрылось ей, поманило, побрезжило, но дверь тут же захлопнулась, и ее обступила серая привычная безнадежность. То, что она узнала сегодня о Викторе, она не хотела бы знать. И пока эта тяжелая, давящая усталость была для нее просто спасением. Она вообще ни о ком ничего не хотела знать. Зачем ей знать, что благородный человек, единственный, кому она в жизни верила, оказался мелким искателем приключений, который, дожив до седых волос, стал хвататься за каждую юбку? Оказывается, он голубит всех, кто вешается ему на шею! Но как он посмел прикоснуться и к ней, к Марии?! Она ему на шею не вешалась! Как посмел он нарушить ее покой?! Растравить ей душу своим поцелуем?! Поцелуем соблазнителя, искусителя!.. Все поплыло у нее перед глазами. Дальше она уже ничего не помнила. Когда Мария очнулась, то увидела свой кабинет, но возле нее сидел Артуро д'Анхиле.
– Что со мной?
– Обморок. Мы немедленно едем к врачу.
– Не надо, все уже прошло.
– Это рядом. Врач – мой близкий друг, и врач он великолепный. Я отвезу тебя и привезу обратно.
В приемной у доктора Торреса они встретили Лорену с Лаурой.
– Добрый день, сеньора Мария, – поздоровалась Лаура. Лауре все труднее было любить и понимать свою маму.
Но она жалела ее: у Лорены мигрень следовала за мигренью, и они, наконец, собрались пойти к доктору Торресу. Фернандо Торрес, довольно молодой еще человек, был уже очень известным врачом. Лорена давно у него лечилась, она очень ценила и его профессионализм, и принадлежность к аристократическому кругу.
– Вот неожиданность, Лаурита, добрый день, – отозвалась Мария.
Боже мой! Что сделалось с Лореной! Она натянулась как струна, лицо ее исказила непримиримая ненависть.
– Ольга! – обратилась она ледяным тоном к секретарше. – Эта особа пришла к доктору Торресу?
– Простите, сеньора Ривера, все здесь сидящие пришли к доктору Торресу.
– Но таких не принимает Фернандо. Узнав, кто она, он не станет ее консультировать! – громко произнесла Лорена.
– Мама! – попробовала остановить ее Лаура.
– Замолчи сейчас же! Не смей вступаться за выскочек, которые лезут туда, где их знать не хотят и где им совсем не место!
– Я не намерена и дальше выслушивать ваши оскорбления, сеньора! – заговорила, поднимаясь Мария.
Доктор Фернандо – Артуро, зайдя к нему, успел его предупредить, – выглянул из кабинета:
– Проходите, сеньора Мария, прошу вас.
– Как ты можешь принимать ее, Фернандо? – закричала Лорена. – Она же пустое место! Никто! И вдобавок погубила моего брата!
– Следом я непременно приму тебя, Лорена! У тебя явно не в порядке нервы. Не обращайте внимания, сеньора Мария.
– Она окрутит и этого, вот увидите. Она окручивает всех эта пролаза, эта дрянь! – продолжала блажить Лорена.
До чего тяжело! Целый день вокруг бушевали низкие, отвратительные страсти. Одни словно бы притягивали другие, дурное настоящее притянуло к себе все дурное из прошлого… Доктор прописал ей лекарство, Артуро отвез ее домой. Мария лежала у себя в спальне и никого-никого не хотела видеть…
На фабрике уже все знали, что с Марией случился обморок. Виктор не сомневался, что виноват он. И вечером после работы тут же отправился к ней. Мария была еще очень слаба, лежала в постели, возле нее сидел Хосе Игнасио. Почти сразу же раздался телефонный звонок, звонила Кармен, спрашивала Виктора. Виктор взял трубку.
– А я у тебя дома, думала повидаться. Узнала про Марию. Как там она?
– Сейчас получше.
– Передай ей привет. Я пока побуду с твоей мамой.
– Кармен передает тебе привет, – сказал Виктор, кладя трубку.
– Спасибо. Значит, ты уходишь?
– Нет, я хотел бы поговорить с тобой.
– Говори, я тебя слушаю.
Хосе Игнасио вышел из комнаты, пообещав принести чаю.
– Мария, утром я не успел тебе объяснить…
– Может, лучше объяснить это твоей невесте?
– Кармен мне не невеста!
– А кто, Ирис?
– Мария, все, что ты думаешь, обстоит совсем не так.
– Ты понятия не имеешь, что я думаю!
– Ты чувствуешь, что тебя обманули, предали…
– Замолчи! Замолчи сейчас же! Я тебя ненавижу! Презираю!
– Мария!
Но Мария уже не могла остановиться. Вся обида, вся боль, что накопились в ней, теперь выливались в словах:
– Наверстываешь упущенное! Все тебе хороши – женщины, девчонки! Ты хуже всех, кого я только знала! А я идеализировала тебя столько лет! Не смей подходить ко мне! Не смей приближаться!
