можно тут же вернуться к беседе.
– Ты почему спрашиваешь? – говорит Свенсон.
– О чем?
– Об Анджеле Арго. – Свенсон произносит это с такой же интонацией, как сама Анджела, когда на первом занятии называла свое имя. Она еще глаза закатила, и Свенсон испугался, не припадок ли это.
Магда смотрит на него испытующе. Она явно обладает какой-то информацией, только вот непонятно какой. Ну, если ей что-то известно, пусть выложит Свенсону. Но нет, она все портит, потому что говорит следующее:
– Тед, если ты переспишь с Анджелой Арго, я перестану с тобой общаться.
Что за чушь Магда несет! И как, собственно, они перешли от рассказа Дэнни к возможным перспективам отношений Свенсона и Анджелы? Вчера Магда видела их вместе. Неужели она подумала, что… Может, уловила некие сигналы, которые мужской радар Свенсона пока не заметил?
– Боже мой, Магда, откуда такие мысли? Ты что, спятила? Ты же была на собрании. Если бы я решил рискнуть своей работой, то уж никак не ради Анджелы. И вообще, сама знаешь, я такими вещами не занимаюсь.
Магда знает это наверняка. И это ее несколько успокаивает.
– Ну, и чем Анджела теперь занялась?
– Роман пишет, – говорит Свенсон. – Хороший. На самом деле хороший.
– Меня это не удивляет, – говорит Магда. – Хотя мне она приносила нечто ужасное. Но видно было – человек она талантливый. Только вот хлопот с ней не оберешься.
– В каком это смысле?
– Ну… – говорит Магда, замявшись, – в ней будто… стержня нет.
– То есть?
– Она врет.
– Как это – врет? – У Свенсона перехватывает дыхание.
– По мелочам. Например, взяла у одного студента несколько книг: Рильке, Неруду, Стивенса, – а когда он попросил вернуть, сказала, что ничего у него не брала. Он пробрался к ней в комнату и нашел их на ее столе. Не так все было просто, потому что, по-моему, мальчик был в нее влюблен. Но факт остается фактом – книги были у нее.
– Книжки ворует – ну, это не самое страшное преступление. По мне, так пусть наши детки воруют книжки – значит, читать хотят. Да и дружок ее поступил не лучшим образом – тайком пробрался к ней в комнату. Кстати, это тот, с которым она сейчас встречается?
– Она разве с кем-нибудь встречается? Тогда мне казалось, что у нее никого нет. Короче, история некрасивая. Но в конце концов это ребят очень сплотило. По-моему, никто и словом не обмолвился.
У Свенсона в группе такого не бывает. Ничего, что, по Магдиному выражению, их бы сплотило.
– Не знаю, может, все дело было во мне, – продолжает Магда. – Анджела из тех студентов, с которыми у меня не получается наладить контакт. Я вот тебе минуту назад сказала, что у нее плохие стихи, но это не совсем так. Стихи по-своему сильные. Наверное, мне такие противопоказаны. Чересчур неистовые и непристойные.
– Неистовые и непристойные? Ого! И о чем шла речь?
– Это были, скажем так, драматические монологи. Или диалоги. Как бы запись разговоров девушек из «Секса по телефону» с клиентами.
И тут, естественно, приносят заказ. Впрочем, разговор явно захватил обоих и так просто не прервется, вполне можно сделать паузу, приняться за еду.
Магда отправляет в рот первый кусок.
– И еще одно… Героиня этих стихотворений называла себя «Анджелой-911».
– Господи боже мой! – изумляется Свенсон. – Что, теперь в Юстон принимают и девушек, работавших в «Сексе по телефону»?
– Работавших или работающих – кто знает? У меня возникло ощущение, что все это очень похоже на правду. И еще было что-то такое в том, как к ней относились ее сокурсники. Страх? Уважение? Не знаю. У меня правило: не спрашивать, не вмешиваться. Сразу видно, что мальчик пишет о смерти своей собаки, но если он не захочет…
– Отлично понимаю, – перебивает ее Свенсон. Он счастлив сменить тему и от эротических стихов Анджелы перейти к обсуждению работы семинаре. Они же для этого и встретились. Коллеги беседуют о делах. – Не спрашивай. Не вмешивайся. Чем меньше знаешь, тем лучше.
– Что касается этого – безусловно да. Но ведь она была первокурсницей. Я даже думала: может, надо об этом кого-нибудь известить? Хотела посоветоваться с Шерри.
– С Шерри? Ты ей что-нибудь сказала?
– Нет. Подумала, еще впишут Анджеле в карту какой-нибудь диагноз. И… стыдно признаться, но я не хотела в это ввязываться. Сам знаешь, как бывает. Говоришь себе: потерпи, семестр скоро закончится. И вообще, мне не надо было ничего узнавать специально. Анджела сама все сообщала. В ее стихах было много про отца этой девушки из «Секса по телефону», про то, как он ее изводил сексуальными домогательствами. Как-то раз, на консультации, Анджела дала понять, что это так на самом деле и было.
– Что она сказала?
– Не могу вспомнить. Я тогда просто обалдела. Впрочем, половина студентов заявляют, что они едва избежали инцеста.
– Мне они такого не рассказывают, – говорит Свенсон.
– Повезло тебе, – усмехается Магда. – Было в Анджеле нечто такое… В общем, я в это поверила.
– Почему? – спрашивает Свенсон осторожно.
– Сама не знаю. Не в одной Анджеле дело. Все их поколение… Мне порой кажется, они считают, что секс – это нечто постыдное. Они будто в глубине души уверены, что если ты думаешь о сексе или испытываешь желание, – значит, ты страшный человек.
– Исключение они делают для зоофилии, – говорит Свенсон. – Господи! Несчастные дети! – Он умолкает, пораженный тем, что ведет такие разговоры с Магдой.
Оба они приложили немало усилий, чтобы подавить собственные сексуальные порывы. Может, Анджела не без оснований сказала, что с Магдой не все в порядке. Одно ясно наверняка: Магда не читала роман Анджелы. И все же Свенсон с облегчением думает, что Магда, возможно, права – и насчет Анджелы, и насчет всего ее поколения.
– Отец, про которого она упоминает в стихах… он покончил с собой?
– Покончил с собой? О самоубийстве она ничего не говорила. Знаешь, Тед, у меня было очень странное ощущение – будто все это выдумано, но сама она разницы не чувствует.
– Роман вполне настоящий, – говорит Свенсон.
– Рада слышать, – отвечает Магда.
– У тебя эти стихи случайно не сохранились? – Свенсон уставился в тарелку. Он понимает, что вопрос идиотский. Сам он хоть какие-нибудь студенческие работы хранит?
Но Магда нисколько не удивляется.
– Знаешь, и это тоже странно. – Она откусывает кусочек сэндвича, утирает рот ладонью. Свенсон глядит на ее руку. Ему хочется дотронуться до нее, погладить. – Вот тебе пример того, насколько Анджела упертая. Под конец весеннего семестра звонит мне Бетти Хестер, библиотекарша.
– Я знаю Бетти, – говорит Свенсон. – Матушка Хаббард [9].
– Тед, не надо так. Злая шутка. Так вот, Бетти рассказывает мне, что одна из моих учениц – понятно, что Анджела – сделала книжку своих стихов: распечатала на принтере, нарисовала обложку, сброшюровала и преподнесла в дар Юстонской библиотеке, в память о своем первом курсе. И попросила Бетти поставить на полку современной американской поэзии. Бетти ее поблагодарила, сочла, что это очень мило с ее стороны. А потом прочитала несколько строк и поняла, что к чему. Тогда-то она и позвонила мне, спросила, можно ли отказаться от подарка Анджелы. Я поинтересовалась, нет ли у нас в университете правил, запрещающих вводить в фонд книги студентов. Бетти ответила, что нет – такого прежде не случалось. Я сказала, что Анджела вполне может как-нибудь зайти проверить, что сделали с ее книгой, и, увидев, что
