течение нескольких секунд, она вспомнила тот шумный февральский бал и первые слова, которые они тогда сказали друг другу:
«Знаете, как я сейчас себя чувствую?»
«Так же, как и я, — прекрасно!»
«Нет... мне грустно!»
«Почему? Вам со мной нехорошо?»
«В голову лезут воспоминания...»
«О ком?»
«Вернее, о чем...»
Тут мысли о прошлом оборвались. Они вновь стояли вдвоем — теперь уже в обшарпанном доме в Жижковском районе Праги. Инка с трудом, все еще не придя в себя от испуга, произнесла:
— Вы... вернулись?
— Да, я вернулся. Я должен был увидеть тебя хотя бы еще раз!
— Ну и что, зрелище, наверное, не из приятных? — сказала Инка с горечью, стыдясь своего внешнего вида.
— Почему? — мягко произнес Блага. — Оба мы за эти десять лет постарели, причем я наверняка больше вас.
Ей приятно было слышать эти слова, хотя она знала, что он лжет. Блага и теперь, хотя был заросший, грязный и помятый, все равно выглядел крепким и представительным мужчиной. А она?
Он неожиданно притянул ее к себе:
— А ты все такая же женственная... притягательная... особенная...
Однако Инка безошибочно определила наигранность этой лести и задала вопрос по существу:
— Чего вы хотите? — При этом она пыталась высвободиться из его объятий. — Пустите меня! Не сходите с ума... Нас могут здесь увидеть. И Риша еще дома...
Он отпустил ее, иронически усмехнувшись:
— Может быть, он будет рад снова увидеть меня? Не пригласишь меня к себе?
Желая побыстрее закончить этот разговор на лестничной площадке, она поспешно бросила:
— Пойдемте!
Через минуту он уже сидел у них в квартире и жадно пил кофе, который подала ему Инка. Временами он хрипло кашлял и после этого долго не мог отдышаться. Инка удрученно оглянулась на мужа, сидевшего с мрачным видом напротив них, потом сочувственно прикоснулась к руке Благи:
— Вы, наверное, простужены, Павел?
Он засмеялся:
— Вы думаете, что это была прогулка? За Дечином, где я выбрался из буксира, было столько полицейских и солдат, что я вынужден был целый день просидеть в воде, дожидаясь темноты.
Чадек не очень дружелюбно спросил:
— Так почему же вы отправились сюда? На черта вам это сдалось?
— Солдат не выбирает, идти ему куда-то или не идти, мой милый... И потом, я действительно хотел вас видеть. В тот раз, в феврале сорок восьмого, у нас даже не было времени попрощаться по-человечески, договориться, что делать дальше.
Упоминание о той горькой минуте было явно некстати. Инка с Чадеком переглянулись, потом Инка отважилась проронить:
— Мы теперь уже живем иначе, Павел.
— Как?
— Тихо. Спокойно... Риша отсидел свои три года... я его ждала... И с тех пор...
Блага понял, что они боятся, и потому насмешливо бросил им прямо в лицо:
— Так, значит, вы сдались?
Инка с дрожью в голосе поправила его:
— Нет, нет... только смирились!
А Чадек с холодным возмущением добавил:
— Дело в том, что мы находимся в совершенно ином положении, Павел, нежели вы! Мы вынуждены жить в этой стране! И должны пережить!
Блага усмехнулся:
— С чем вы смирились, я спрашиваю вас? И что вы хотите пережить? Самих себя? Боже мой, что случилось за десять лет с людьми в этой стране?! Болтают всякую чепуху в пивных, хлещут пиво. Они хотят только спокойствия, хотят пережить трудное время с полными животами. Тьфу!
Инка с Чадеком с ужасом смотрели на Благу, испуганные столь бурным выражением его чувств. Затем Инка тихо сказала:
— Вы не правы по отношению к нам, Павел. Вы не знаете, что мы здесь пережили... после того, как вы нас тогда... так трусливо бросили!
Блага сразу как будто протрезвел. Неожиданно без всякого пафоса он произнес:
— В сорок восьмом году мы проиграли партию. Но проигрыш нас кое-чему научил, и теперь мы начнем новую игру. Совершенно иную и более умную. Вот поэтому-то я и здесь!
— И что же вы хотите от нас? — прямо спросил его Чадек.
— Дать мне возможность пожить у вас хотя бы несколько дней. Вы самые близкие мои знакомые из тех, кто у меня остался в Праге. Мне нужно отдохнуть, привести себя в порядок, установить связи. Потом я уйду. Могу я на вас положиться?
— Если речь идет только об этом, — с облегчением проговорил Чадек, — тогда какой разговор?!
Два часа спустя Чадек уже сидел в управлении уголовного розыска на Конвиктской улице напротив надпоручика Земана и надпоручика Градеца, сотрудника КНБ. При свете настольной лампы Чадек, взволнованный и потный, нервно отвечал на вопросы.
— Как вы вышли из квартиры?
— Я сказал ему, что мне надо идти в ночную смену. Это так и есть на самом деле... Объяснил, что у меня могут возникнуть неприятности, если я не приду на работу без уважительной причины.
— И он вас отпустил?
— Отпустил, он мне верит. А моя жена осталась там в качестве заложницы.
— Ну и что было потом?
— А потом я два часа бродил по улицам.
— Зачем?
— Размышлял... собирался с мыслями и набирался духу... идти сюда или нет.
— Вы нас не очень любите, не так ли?
— Знаете, пан надпоручик, я сейчас хочу спокойной жизни, больше ничего. И потом, идти снова в тюрьму мне тоже не хочется... — Неожиданно он резко выкрикнул: — Но и умирать я тоже не хочу!
— Вы боитесь его?
— Это убийца!
— Он никогда не узнает, что вы здесь были, — успокоил его Градец. — Положитесь на нас! — Он нажал кнопку на столе. В дверях появился дежурный. Градец коротко приказал: — Оперативную группу, машину! Мы будем внизу через пять минут. — Он повернулся к Чадеку: — Спасибо вам, пан Чадек. Можете идти. Мы объясним администрации фабрики причину вашего опоздания на работу.
Однако Чадек не пошевельнулся.
— Я боюсь, пан надпоручик, — прошептал он.
— Чего?
— У меня там жена... Вдруг при аресте...
Земан улыбнулся ободряюще:
— Будьте спокойны. У нас есть опыт в таких делах! — Он вытащил из стола пистолет и засунул его в кобуру под мышкой.
Однако, когда они через несколько минут с Градецем вошли в квартиру Чадека, Благи там уже не было. Тех двух часов, пока Чадек в нерешительности бродил по улицам, Благе хватило, чтобы все продумать
