— Как? Тем, что я тебя любил? — страдальчески воскликнул он.
— Тем, что скрыл от меня, что ты вражеский агент. Ты обманул меня...
— Что тебе взбрело в голову?.. Может, я работаю в полиции!..
Но Иржина уверенно продолжала:
— Трое из них со мной сегодня разговаривали.
Блага прищурил глаза:
— Из уголовного розыска?
— Нет, из госбезопасности. Спрашивали о тебе.
— А ты?
Кралова с минуту молчала, потом тихо произнесла:
— Я ответила, что у меня никто не проживает.
Он понял, что непосредственная опасность ему, таким образом, не угрожает.
— Ты умница! Я верил в тебя! Ты изумительная женщина, Иржка! — В его голосе неожиданно проскользнула нотка искренней благодарности.
— Но они все равно придут. Я их знаю. Теперь это только вопрос времени — как скоро они сообразят и доберутся сюда...
Ее спокойствие привело Благу в ужас.
— И что ты хочешь делать?
— Есть только одно решение. Я продумала его, пока шла сюда, в эту квартиру, к тебе, к нам, где три изумительных дня заставили меня поверить, что и я могу быть... счастливой...
— Скажи мне, что это за решение?
— Моя жизнь кончилась. Я не могу уже жить здесь ни с тобой, ни без тебя. И поэтому через минуту я застрелю тебя, Павел... Не бойся, я прицелюсь точно, и ты никакой боли не почувствуешь. А потом я убью себя...
Он понимал, что эта сентиментальная, склонная к истерии женщина говорит вполне серьезно. На лбу его выступил пот, он лихорадочно придумывал, какой найти выход из создавшегося положения.
— У меня... неподалеку отсюда... машина, Иржка. Я раздобыл ее сегодня ночью, когда пробирался сюда... Не лучше ли нам с тобой...
Но Иржина прервала его:
— Нет, все уже решено твердо.
Тогда он обратился к последнему средству, оставшемуся в его арсенале, — решил сыграть на ее сентиментальности:
— Хорошо. Давай умрем... Прошу тебя только об одном — заведи патефон... Я хочу, прежде чем умереть, в последний раз услышать эту мелодию, слушая которую мы с тобой были так счастливы... И когда мы вновь мысленно переживем наше счастье... стреляй!
Это было весьма банально, но стареющая женщина поддалась на хитрость. Она пошла к патефону, чтобы поставить пластинку.
Это и было нужно Благе. Он выхватил у нее пистолет и сильно ударил Иржину по лицу. Падая, она свалила на пол патефон, и пластинка с мелодией их недолговечной любви разбилась. Блага взглянул на Иржину с ледяной усмешкой:
— Ну что, партизанка?
Она приподнялась с пола, уставившись на него близорукими глазами без очков; из угла ее рта текла кровь.
— Так меня... последний раз били... в гестапо!
Уже без всяких сантиментов Блага произнес:
— Теперь по крайней мере будешь знать, что тебя ожидает, если ты помешаешь мне... — И приказным тоном крикнул: — Встань!
Она поднялась в с тихой печалью прошептала:
— Прощай, Павел... Все равно они тебя поймают... Не уйти тебе от них... И это будет страшно... Лучше было бы тебе умереть здесь...
Он грубо толкнул Иржину на стул, заломил ей назад руки и с профессиональной сноровкой стал связывать. Зло процедил сквозь зубы:
— Молчи, а то убью!
В этот момент на улице раздался резкий звук сирен полицейских машин. Иржина Кралова равнодушно, с какой-то обреченностью улыбнулась и успела сказать, прежде чем он засунул ей кляп в рот:
— Вот видишь, они уже здесь... Тебе пришел конец, Павел... Теперь не убежишь!
Блага понимал, что его положение действительно безвыходно, но страха не испытывал. После вчерашнего случал сотрудники КНБ окружили его малостранское логово, заняли ближайшие улицы и проезды, дворы, балконы и чердаки домов, чтобы отрезать Благе все пути к отступлению. Жителям соседних домов было рекомендовано не выходить на улицу и не открывать окон. Блага видел своих противников — они стояли с оружием в руках у стен, прятались в окопных нишах. Пока что он был вне их поля зрения здесь, в глубине темного подъезда, под изгибом старой лестницы. Он слышал, как Житный негромким голосом отдавал последние приказания:
— Не стрелять, пока он сам не начнет. Целиться по ногам, мы должны взять его живым. Действовать спокойно, без паники. Мне нужны три добровольца, которые пойдут со мной. Остальные под командой надпоручика Земана будут нас прикрывать...
Три молодых парня в форме КНБ вышли из укрытий и подошли к Житному, стоявшему посреди узкой и тихой малостранской улочки. Житный вытащил пистолет и сказал:
— Ну что ж, идем!
В эту минуту Блага насмешливо прокричал из темного подъезда:
— Осторожнее, ребята! Лучше уйдите с моей дороги. Я всегда был неплохим стрелком...
Услышав этот хриплый голос, капитан Житный и трое добровольцев отскочили к стене дома. Им было ясно: если Блага находится в подъезде, то они на освещенной солнцем улице служат для него хорошей мишенью, в то время как сам он скрыт от их глаз и стрелять они могут только на звук.
Блага засмеялся. Ага, они боятся его, бегут от него, как зайцы! Однако он не строил никаких иллюзий и понимал, что ему вряд ли удастся прорваться через такой плотный заслон. Их было чересчур много. Это он точно знал. Однако он не боялся, потому что чувствовал в себе звериную силу. Мысль о смерти, о небытии была для него сейчас просто абсурдной. Во время войны он однажды летел над Северным морем в горящем «либерейторе» — и остался жив. Приземлялся с разбитым шасси — и выжил. Попадал под перекрестный зенитный огонь над Берлином — и остался цел. В сорок восьмом году висел в воздухе, держась за дверцу летевшего самолета и являясь при этом хорошей мишенью для стрелявших снизу — и жив. Почему сегодня должно получиться иначе? Наверняка ему придется нелегко, но если что-нибудь придумать... Однако ничего оригинального в такой обстановке ему в голову не пришло, и он остановился на следующем: постараться сразу застрелить кого-нибудь из них, вызвав тем самым их замешательство хоть на несколько секунд. Одни бросятся оказывать помощь, другие из боязни быть убитыми не решатся покинуть свои укрытия. Этих нескольких секунд ему хватит, чтобы перебежать улочку и вырваться из западни. А там будет видно.
Откуда-то сверху послышался казавшийся громовым и неестественным в этой тиши голос, усиленный мегафоном:
— Павел Блага, сдавайтесь! Бросьте оружие и выходите! Всякое сопротивление бесполезно! Вы окружены! Павел Блага, сдавайтесь!..
Он хрипло засмеялся и крикнул:
— Хорошо! Я сдамся, но только тому, кого знаю... Я хочу сдаться надпоручику Земану.
Наступила тишина.
Блага продолжал смеяться и кричать:
— Да вы не бойтесь! Я выйду, как только выйдет он. Вы будете держать меня на мушке. Я буду доволен, что сдаюсь не какому-нибудь хлюпику, а храброму мужчине.
Этот ироничный, самоуверенный голос, доносившийся из темноты подъезда, нервировал Земана. Надпоручик мечтал об одном — чтобы Блага, который так долго ускользал от них, наконец перестал быть только голосом, чтобы он снова предстал перед ними в виде конкретного человека, в глазах которого можно
