— «Сердце будет пламенем палимо»… — ее голос звучал торжественно, пророчески, словно от нее исходила огненная и страстная весть. Она славили новое царство, новую Империю, императора-чудотворца. Он был ее кумиром, ее императором, которого она возводила на трон.
— «Вплоть до дня, когда взойдут, ясны, стены Нового Иерусалима на полях моей родной страны». — Как возвышенны были слова стиха. Какой святостью исполнено новое царство. Как чудодейственно преображалась неживая материя, обретая свойства жизни вечной. Какое искупление находила горькая история Родины, обретающей черты земного рая. Как он любит ее, сидящую перед ним, боготворит ее.
Теперь они читали вместе, на два голоса, как поют на клиросе, держа перед глазами священный текст. Их двухголосие отражалось от сводов и столпов волшебного храма, расписанного дивными фресками. Они стояли под венцами в луче света, и своды над ними теряли вещественность, раскрывалась бесконечная высота с мириадами звезд.
Преображение случилось. За окном вода переливалась певучими радугами. В небесах загорались разноцветные светила и луны. Над городом реяли крылатые духи, несли волшебные граненые фонари. Их грани отражались в реке. С волны на волну перебегали невесомые крылатые дива. С набережной в небо взлетали пышные букеты, алые и золотые соцветья. Огненные ленты струились ввысь, рассыпаясь серебристой дрожащей пылью. Мост превратился в прозрачную дугу, переливался, как стеклянный бокал, розовым и фиолетовым.
Алексей чувствовал бесконечную любовь и благодарность к Творцу, соединившему его с драгоценной женщиной, окружившему их несказанной красотой. И внезапная острая боль, режущая тоска, предсмертные слезы. Чувство тщеты и беспомощности. Близкая тьма, в которой неизбежны траты, жестокие мученья, гибель любимых и близких.
Он видел ее лицо, исполненное муки. Оно темнело, на нем гасли сияющие глаза, исчезали пленительные губы. Вместо лица открывался провал, куда он падал с беззвучным воплем, не понимая, чем провинился перед Творцом, какую заповедь нарушил, каким неосторожным словом и помыслом навлек на себя ею гнев.
Свет, озарявший ресторан, погас. Воцарилась тьма. Лишь за окном догорали в небе искры фейерверка, крутилась спираль аттракциона, плескался на реке тусклый отсвет.
Внезапно темный зал взорвался неистовым звоном и грохотом. К их столу, в тусклый отсвет, подскочили плясуны и музыканты. Били в бубен, дули в узкую дудку, звенели аккордеоном. Усатые лица, радостно оскаленные рты, выпуклые неистовые глаза. Извивались, притоптывали, оглашали воздух яростными, грохочущими звуками. В дальнем углу ресторана растворилась озаренная дверь. Из нее выскочил усатый джигит, ликующий и поющий. Нес перед собой поднос, на котором пылал огонь, окруженный шампурами с мясом. Жонглируя подносом, летел через зал, приближаясь к столу, где сидели Алексей и Марина. Следом выскакивали официанты, бравые, легконогие, танцующие. Вскрикивали, ударяли на бегу в ладони, мчались за подносом, на котором пламенел огненный дар. Танцоры приблизились, обступили стол, озаренные красным пламенем. Шипело темное мясо, падали в огонь яркие капли. Усатый джигит с сияющими глазами ударил в ладони, упал перед Мариной на одно колено.
— Да будет счастье с вами во веки веков! — пылко воскликнул он.
Это был жертвенный дар. Алексей видел, как изумленно и радостно приподнялись у Марины брови, как смеются ее растворенные губы.
Вспыхнул свет. На серебряном подносе догорал огонь, шипело розовое мясо. Грузины с поклонами, разгоряченные, доброжелательные, красивые, пятились, скрываясь в дальних дверях. Издалека кланялась Мама Зоя, добрая волшебница и колдунья, посылая от сердца дар грузинской княгини русскому цесаревичу.
Они покинули ресторан, когда начался дождь. Асфальт превратился в блестящее черное зеркало, по которому скользили белые огни, отражаясь в черном стекле. Машина поджидала их. Водитель Андрюша выскочил, раскрыл зонтик, предупредительно подводя Марину к автомобилю.
— Куда прикажете?
— Куда-нибудь, — отрешенно махнул рукой Алексей, погружаясь в бархатный сумрак салона, в котором таинственно светились красные и голубые циферблаты. — Куда глаза глядят.
Они мчались в дожде, среди огненных брызг, шелестов, плесков, пересекая изумрудные и рубиновые отраженья реклам, врываясь в расплавленную магму проспектов, ныряя в разноцветное зарево трепещущих небес.
Они вышли на Тверской около его дома. Стояли под дождем. Он видел, как по ее лицу бегут капли.
— Ко мне зайдем?
— В другой раз.
— Значит, завтра?
— Нет, завтра вы улетаете. С вами будет другая телевизионная группа.
— Куда улетаю? Почему другая?
— Так решило начальство.
— Но я смогу вам звонить?
— Вот мой телефон. — она диктовала номер, он вслед ее словам нажимал жемчужные кнопки. Позвонил, — в кармане ее плаща отозвался телефон, отпечатал своими огоньками и клавишами его номер.
— Когда мы увидимся?
— Скоро.
Она потянулась к нему, сжала ладонями его щеки и поцеловала. Он чувствовал ее мягкие сладкие губы, не хотел отпускать, хватал своими губами. Видел, как близко дрожат ее закрытые веки, как текут по лицу разноцветные капли дождя.
— Счастливо! — Она скользнула в машину, и та зашелестела по воде, словно отчалила от пирса. На Пушкинской площади дышал, пламенел огромный огненный крест. Среди бесконечных бриллиантов и рубинов затерялась машина, в которой уносилась его любимая женщина. Губы все еще чувствовали душистый кус ее губ.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Наутро он ждал визитеров, и они не замедлили явиться. Раздался энергичный длинный звонок. Алексей пошел открывать. На площадке стоял широкоплечий, тяжеловесный мужчина с обилием мяса в щеках, в складках лба, в решительном властном носе, из ноздрей которого торчала рыжеватая щетина. За плечами незнакомца виднелся полковник в фуражке с непомерно высокой тульей, подобострастный и улыбающийся.
— Алексей Федорович, разрешите представиться, — уверенно произнес гость, переступая порог. — Министр обороны Российской Федерации Курнаков. Честь имею!
Он произнес это аппетитно и сочно, тряся Алексею руку, веря, что визит его приятен. Напоминал бифштекс, небрежно брошенный на сковородку.
— Чем обязан? — сухо спросил Алексей, пропуская гостей в прихожую.
— Это я обязан, Алексей Федорович, — захохотал министр, и вслед ему захихикал полковник. —
