Музыка, сладостно-тягучая, словно из золотого саксофона изливаются языки душистого меда. И в этом мистическом тумане, в волшебной цветомузыке обнаженные девы, прекрасные, как языческие богини, ласкают полусонного юношу с золотым венком на русых волосах. Он в их власти, они владеют его волей. Нежными прикосновениями парализуют его мускулы. Усыпляющими поцелуями отнимают у него способность двигаться. Скользят над ним, вдыхают в него свои шепоты, оплетают руками. Каждой жилке его обессиленного тела, каждому лоскутку его изнеженной кожи уготовано божественное наслаждение, которое передается зрителям. Со своих кресел подаются вперед, ловят руками плывущий туман, хотят ухватить в нем лунно-мелькающие тела обнаженных красавиц.
Еще одна площадка под балдахином, из которого льется розовый свет. В шатре лучей, на пышном ложе, среди пенящихся материй, две обольстительных женщины ласкают друг друга. В их движениях нежность и неутомимость. Желание продлить утонченную сладость. Искусство получать несравнимое ни с чем наслаждение. Они напоминают то двух больших шелковистых кошек. То сочный сплетенный вензель. То живой, с шевелящимися лепестками цветок. Их соитие подобно танцу. Они проникают друг в друга, как два медлительных влажных моллюска, открывших свои перламутровые раковины в серебристой прозрачной воде. Публика, созерцающая их волнообразные движения, сама чуть заметно колышится и трепещет, словно по ней пробегают сладостная нега и дрожь.
В этом заведении для любовных утех, погруженном в теплую бархатную тьму, среди гротов и таинственных зарослей, вдруг возникают озаренные поляны, над которыми сверкают разноцветные светила и луны. В их мерцании и блеске совершаются языческие игрища и камлания, ритуальные танцы, славящие всесильное плотоядное Божество с красными от поцелуев губами, с мокрой от яростной страсти шерстью, с крепкими копытами, в которых он зажал обнаженную пугливую нимфу. Обнюхивает ее жаркими, вывороченными ноздрями. Наклоняет над ней бычью рогатую голову, увенчанную пучками душистых роз.
Когда на Москву опустились фиолетовые туманные сумерки, и улицы, как водостоки, набитые льдом, отяжелели от застрявших в пробках машин, и на тротуарах стало черно от текущей, как расплавленный вар, толпы, и в синем бархатном воздухе загорелись лимонно-желтые и оранжево– апельсиновые фонари, и по стальным синусоидам Крымского моста побежали прозрачные разноцветные сполохи, и над крышами Садовой, парящая, словно ее нес невидимый дирижабль, засветилась огромная лиловая надпись «Самсунг», – в этот час раннего московского вечера в развлекательное заведение явилась компания друзей, решившая скоротать вечерок в необычной, приносящей отдохновение обстановке.
Вошли в темный туннель, соединяющий утомленный, тяжело рокочущий город с потусторонним экзотическим царством. Мускулистый, в серебристом трико привратник, похожий на циркового гимнаста, вешал в гардероб их влажные плащи и отсырелые пальто. Любезно сгибался перед мужчинами, напрягая литые бицепсы. Осторожно, невзначай, касался дамских плеч, мимолетно прижимался набухшими мощными чреслами. Налетевшие, словно ночные колибри, щебечущие, в прозрачных пелеринах девушки отвели гостей в ресторан. Там был уже сдвинут стол, горели ночники, похожие на китайские фонарики. Девицы протягивали хрупкими ручками тяжелые карты меню. Улыбались перламутровыми ртами. Трепетали перед мужчинами теплыми голыми грудками. Шелестели слюдяными, как стрекозиные крылья, накидками, сквозь которые мерцали набедренные повязки. Легкие, очаровательные, в фосфорно-зеленых волокнах, казались русалками на берегу теплого ночного моря, опутанными светящейся морской травой.
Их было чуть больше десятка, удобно усевшихся в плетеные стулья за длинным столом, в стороне от сияющего светового кристалла, в котором длинноногая женщина вращала круглыми, как две луны, ягодицами с едва заметной ниточкой бус, уходящих в темную глубину ее бедер. Сброшенный лифчик чуть краснел на полу. Она колыхала двумя большими, сливочно-белыми грудями, сжимая ими хромированную стальную вертикаль.
В компании выделялся крепкий крупнолицый мужчина, с седоватым бобриком, в дорогом пиджаке и галстуке, с толстым обручальным кольцом, – полковник милиции, расследующий экономические преступления. Явился сюда после допросов в Бутырке, где терзал не сдающегося, не признающего вину миллионера, пойманного на контрабанде итальянской мебели.
– А здесь очень мило и развлекательно, и нет отрицательных эмоций, – радостно оглядывался он на далекую танцующую красавицу.
Рядом с ним удобно уселась пожилая пышная женщина с лакированной прической, в шелковом платье, открывавшем рыхлую, уже тронутую увяданием грудь, на которой сверкала алмазная брошь, – владелица модного московского ателье, где шили свои туалеты телевизионные звезды, жены министров и олигархов, и несколько раз заказывала вечернее платье жена президента, перед поездкой в Германию и Францию:
– Я знаю модельера, который конструирует «бикини» для эротических шоу. За последние годы он стал баснословно богатым.
Ей отозвался черноволосый, смуглолицый политик, чье красивое молодое лицо часто являлось на телеэкране, убеждая публику согласиться с набором в армию на контрактной основе:
– Как я устал от бестолковых словопрений в Думе и как рад оказаться в обществе добрых друзей, на этом плоту «Кон-Тики», причалившем к берегам Полинезии.
– Миклухо-Маклай знал, куда эмигрировать. Стеклянные бусы и конфетные фантики, а удовольствий на всю жизнь… – Это сказал рыжий конопатый человек с плотной шевелюрой, свалявшийся, как валенок, аналитик из Администрации президента, дающий безошибочные рекомендации о состоянии региональных элит, согласно которым на выборах должен победить угодный Кремлю кандидат.
– Нет уж, стеклянными бусами не отделаешься. Придется это все здесь оставить, – показал толстый, набитый долларами кошелек лысый узкоголовый фирмач, торгующий ювелирными изделиями и золотыми часами, чьи красные сочные губы влажно блестели, а выпуклые розоватые глаза жадно смотрели сквозь очки на танцующее в кристаллическом свете диво.
Две молодые женщины, похожие одна на другую своими пышными прическами, короткими юбками и обилием неприкрытого шелковой тканью тела, засмеялись, ущипнув с двух сторон держащего кошелек богача. Обе убежали из домов, воспользовавшись отъездом за границу своих деловых и богатых мужей, друг которых, ювелирный торговец, решил развлечь скучающих дам.
– Сегодня Юпитер встал напротив Сатурна, а Марс вошел в созвездие Козерога. День не самый удачный для сделок и радикальных решений, но благоприятствующий куртуазным похождениям и обретением новых сердечных партнеров. – Это сказала черноволосая, бледная, с сильным горбатым носом прорицательница, известная в кругах московских богачей и политиков, услугами которой пользовались военные, открывая Вторую чеченскую компанию, адмиралы, стараясь обнаружить причину гибели «Курска», а также министр финансов, старавшийся угадать мировые цены на нефть.
– Я был бы готов возразить вам, сударыня, с точки зрения богословия, осуждающего волхвов, звездочетов и магов. Но для этого не время и не место, – улыбнулся упитанный розовощекий господин с маленькой темной бородой, преподаватель истории Церкви в Духовной академии, чьи глубокие статьи украшали богословские журналы и церковные вестники.
– Здесь нет места спорам. Когда музы танцуют, маги и богословы молчат, – указал бледной стариковской рукой на сверкающую, словно гибкая змея, танцовщицу, трясущийся, очень бледный, с отвисшими щеками и подглазьями профессор, сначала учивший студентов мастерству советской журналистики, а затем, последнее десятилетие, выпускающий кадры для либеральных журналов и телепрограмм, славных своей ненавистью к коммунизму.
– А давайте пожрем, господа! – сиплым голосом сказал рыхлый, в неопрятной блузе, с косматой седой бородой и влажным морщинистым лбом телеведущий программы «Час Свиньи», известный тем, что вместе с Наиной Иосифовной лепил мясные пельмени на домашней кухне Ельцина, призывая зрителей голосовать «не только сердцем, но и желудком».
Тощий американец с ржавой бородкой и синеватыми костяшками пальцев, наблюдающий за свободой слова в России, громко и старательно выговорил:
– Русский стриптиз – это когда женщина постепенно снимает с себя водолазный костюм и остается в одной телогрейке, валенках и ватных штанах. – И американец засмеялся своей необидной шутке.
Официантки, веселые, как дрессированные обезьянки, несли угощения, подавая каждому выбранное им блюдо. Компания друзей жевала, чокалась, гремела ножами и вилками, проливала вино на скатерть, становясь говорливей и радостней. Было подано телячье мясо в гранатовом соусе. Шведская форель в шубе
