Альпах.
– Ты ничего не заметила? – спросил он Аню, глядя с реки, как медленно удаляется в туманных лучах стоцветный храм Василия Блаженного.
– Ничего… Только чудесную хризантему, которую кто-то обронил…
Она наклонилась, подняла с палубы белый чистый цветок, похожий на лучистую звезду…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
После космического убийства Роткопфа Мэр и Плинтус, боясь себя обнаружить, избегали встреч и телефонных разговоров. Плинтус, страшась преследования, едва не сжег рукопись неоконченной книги «Мед и пепел». Мэр, демонстрируя полную аполитичность и озабоченность исключительно хозяйственными делами столицы, начал строительство четвертого автомобильного кольца, вокруг особняка своей жены, которое народ тут же окрестил обручальным. К тому же он устроил в Москве карнавал в честь католического святого Игнация Лайолы, что великолепно вписалось в чествование других знаменитых католиков – святого Патрика и святого Валентина. Пользуясь тем, что большинство москвичей вышли на улицы в масках и в противогазах или просто напялив на головы поношенные колготки, Мэр и Плинтус, оба в «домино», встретились, наконец, в Парке культуры и отдыха, у Чертова колеса, переименованного в Колесо фортуны. Уселись, как бы невзначай, в одну люльку, и их медленно повлекло вверх на огромной раскрашенной спице.
– Я боюсь, – сказал Плинтус, держась за поручни люльки.
– Колесо почти безопасно, – ответил Мэр.
– Я боюсь репрессий… Возможно повторение тридцать седьмого года прошлого века…
– Сохраняйте самообладание… Вы ведь мужчина, хотя и ослабевший после операции на предстательной железе.
– Мне повсюду мерещатся агенты Модельера… Взгляните на соседнюю люльку… Те двое, юноша и девушка, они только делают вид, что совокупляются, на деле они за нами следят…
– Во всех люльках находятся мои люди! Видите того, загримированного под корейца? У него в руках электронный вибратор, которым он заглушает микрофоны подслушивания…
– Тогда зачем он сует вибратор под юбку своей соседке-балерине?
– Это не балерина, а вице-мэр! Вибратор нуждается в маскировке!
Их возносило над Нескучным садом, полуоблетевшим, в холодном осеннем солнце. Над голубой рекой, где вдали золотились Воробьевы горы и туманно розовело здание Университета. Москва, прекрасная в последние погожие дни, перед началом предзимних бурь, нежно белела затуманенными кварталами, мерцала куполами церквей, распушила перламутровые дымы, развесила в студеном воздухе тончайшие проблески паутинок.
– Слушайте мои директивы… – Мэр стал тверд и категоричен. – Кто первый нанесет удар, тот победит! Не спорю, мы потеряли Роткопфа, и его тело покоится на Арлингтонском кладбище, но следующий ход за нами! Мы спровоцируем беспорядки в Москве, после которых коррида и устранение Счастливчика дестабилизируют обстановку, и власть сама упадет нам в руки! Для этого вам следует немедленно встретиться с руководителем «Красных ватаг» и провести переговоры, смысл которых изложен в этой инструкции! – Мэр сунул в руки Плинтуса пухлый конверт. – Сам же я проведу переговоры с вождем скинхедов… Доверьтесь Колесу фортуны, которое возносит нас к вершине славы…
Люлька, в которой они сидели, достигла высшей точки. Великий город был виден как на ладони. Все его банки и церкви, казино и министерства, ночные клубы и культурные центры, вещевые рынки и музеи абстрактного искусства, казалось, взывали к обоим: «Владейте нами!.. Мы ваши!..»
– Так давай же поклянемся в верности друг другу и нашей великой цели! – Мэр пожал Плинтусу руку, предварительно натянув на пальцы резиновую перчатку. – Как Герцен и Огарев на Воробьевых горах! – Плинтус рыдал от переполнения чувств. Солнце выкатилось из пышного облака, брызнуло на город червоным золотом, и на воде, писанная золотым лучом, обозначилась надпись: «Эката пеката щуката мэ…»
– Абуль фабуль дай мане, – повторили оба священную клятву, и Колесо фортуны медленно и неуклонно повлекло их к земле.
Плинтус просыпался раньше обычных людей, и первые два часа после пробуждения посвящал оздоровительной терапии, после которой в течение дня оставался бодрым и эффективным. Терапия включала ряд методик, почерпнутых из разных медицинских школ, и была подобрана самим Плинтусом, живущим на Земле уже третье тысячелетие и имеющим из чего выбирать.
Процедура начиналась с того, что лекарь, врачевавший еще Плиния Младшего, накладывал на лицо Плинтуса компресс из верблюжьей мочи. Терпкая горячая влага впитывалась во все поры, придавая уже немолодому лицу нежно-розовый, дышащий вид. Препарат доставлялся в особняк Плинтуса прямо из Зоопарка, где проживал двугорбый верблюд по кличке Горби.
За физиологией верблюда наблюдали врачи из бывшего четвертого управления Минздрава, поддерживая в верблюжьей моче должное содержание сахара и белка.
Вслед за компрессом следовала процедура, заменявшая контрастный душ. Ею пользовались алеуты в период охоты на китов. Плинтус, абсолютно голый, ложился на клеенку, и его сначала обкладывали с ног до головы мороженой треской, и он почти впадал в анабиоз, покрытый инеем, среди зубатых, с оледенелыми глазами рыбин; потом треску убирали и обкладывали его горячей печенью, вырванной из молодых моржей. Плинтус оттаивал, бодро шевелил конечностями, вращал глазными яблоками среди дымящихся темно-алых лепестков моржовой плоти. И многие, с кем он встречался в течение дня, гадали, почему от него слегка попахивает рыбьим жиром и ливерной колбасой.
Затем следовала очень тонкая процедура, позаимствованная у вологодских пастухов в ту пору, когда они еще были язычниками. Приготовлялся целебный настой из травки-подорожника, и из него делалась оздоровительная клизма. Плинтус ложился на живот. Служитель подымал над ним объемистый стеклянный сосуд, глядя, как медленно уменьшается содержимое, стекая по прозрачной трубке в отверстие между ягодиц Плинтуса. Когда травка-подорожник производила в кишечнике свое целящее действие, Плинтус переворачивался на бок, поджимал колени к груди, возвращая обратно в сосуд настой из лекарственного растения, который тут же шел на ополаскивание горла и полости рта. Это позволяло в течение дня принимать участие в нескольких банкетах и произносить множество тостов и здравиц, в которых было куртуазное, политологическое и религиозное содержание. Дыхание его, освеженное травкой-подорожником,
