неразгаданное противодействие создавали ощущение успеха. Так продолжалось до той поры, пока Каретный наивно и простодушно не показал ему узел связи. Раскрыл подходы и подступы. Незащищенную щель в ограде. Тропу сквозь бурьян. Действующие телефонные линии. Затем умолял предупредить Офицера о засаде ОМОНа, отговорить от захвата штаба. С этого времени чувство успеха исчезло. Он испытывал беспокойство. Не он управлял противником, владея полнотой информации, а им управляли, открывая ему часть информации, тщательно скрывая другую. Это неполное, усеченное знание побуждало действовать, толкало его на ошибки. И эти ошибки, как бы он осторожно ни действовал, были почти неизбежны.
Что он скажет Красному Генералу, докладывая о рейде к врагу?
Скажет, что увидел незащищенный командный пункт, действующие линии связи, растерянность Каретного, желающего обмануть защитников Дома Советов, напугать несуществующим ОМОНом, отвадить от захвата. Белосельцеву поверят, последует захват. В бурьяне, сразу за прогалом в заборе, последует скоротечная стычка, огонь автоматов, кровь. Глазки телекамер зафиксируют трупы захваченных террористов, и ночью, в экстренном выпуске, люди узнают о «бандитах из Белого дома, об убийцах и наркоманах, засевших в Парламенте, об арсеналах оружия». Последует немедленный штурм, войсковая атака, жестокая расправа над «бандитами из Белого дома».
Нет, он построит доклад иначе. Расскажет, что ему устроили демонстрацию, пытались ввести в заблуждение, показали неохраняемый штаб, работающие линии связи, незащищенный проход в заборе. Цель демонстрации – заманить в засаду защитников Дома Советов, спровоцировать пролитие крови, выставить их перед публикой как кровавых террористов и потом уничтожить.
Однако ему не поверят. Его заподозрят в обмане. Он, допущенный в штаб врага, будет казаться врагом. Разносчиком дезинформации. Его заслали враги в Дом Советов, чтобы он воспрепятствовал захвату незащищенного бункера, где работают телефонные линии и можно связаться с округами и армиями. Вызвать верные части на поддержку Дома Советов, решить проблему власти, отстранить узурпатора, спасти страну от разгрома.
Белосельцеву не поверят, запрут под замок, а сами двинутся к штабу. Проникнут в прогал, и в бурьяне последует скоротечная схватка, треск автоматов, убитые в мятой полыни. Глазки телекамер отснимут застреленных, дыру во лбу Офицера, наручники на запястьях. И в экстренном выпуске объявят о «террористах», о «бандитах и наркоманах». И тогда – неизбежный штурм, зеркальные стены дворца лопнут от треска пуль, почернеют от сажи и копоти.
Так думал Белосельцев, медленно поднимаясь по ступеням дворца. Какой-то подросток с красным бантом на робе поднял в знак приветствия сжатый худой кулак.
Белосельцев вошел в кабинет Красного Генерала в момент, когда его хозяин, насупясь, недовольно пощипывая ус, слушал Офицера. Тот говорил присутствующему тут же Трибуну, но сердитые слова обращал к Красному Генералу. Покосился недовольно на вошедшего Белосельцева, хотел было умолкнуть. Но столь велика была в нем энергия раздражения, столь силен запал, что он продолжал:
– Не хочу, не имею права потворствовать трусости и никчемности руководства! Есть прямая возможность уже сегодня переломить ситуацию в нашу пользу! Не использовать эту возможность – значит, совершить предательство! По отношению к армии, народу, России! – Он говорил истерично, возвышая голос, с усвоенной интонацией агитатора, выступающего часто на митингах. – Моя агентура докладывает – штаб СНГ голый, он не защищен, Богом забыт! Его надо брать немедленно! Оттуда мы выйдем на связь с верными нам частями, обеспечим в течение суток их прибытие к Дому Советов! Это наш шанс! Мы обязаны его использовать!
– Где обещанная вами бригада? – враждебно перебил его Красный Генерал. – Вы сказали, что к моменту чепэ она явится со штатным оружием и займет оборону у Дома Советов! Где она, я вас спрашиваю!.. Один обещал привести казачье войско, другой – полк, третий – дивизион гаубиц!.. Привели десяток отставников да десяток ряженых с деревянными саблями!.. Все брехня!
– Как обещал, так и будет! – срываясь на фальцет, выкрикнул Офицер. – Мне нужна связь, и я ее добуду! Кто-то делает черновую работу, идет в войска, устанавливает связь с офицерами!.. А кто-то играет в политику, мечтает стать президентом, чтобы ему на блюдечке принесли ключи от Кремля!
Это был прямой упрек Красному Генералу, прямое ему оскорбление. Намек на стотысячный сбор у Манежа, когда в синих сумерках, в ртутном свете прожекторов ревела толпа, краснели морозные флаги, далеко, как призрак на белых крыльях, парил Манеж, и с трибуны выступал Красный Генерал. Он сотрясал кулаком, толпа ревела, славила его как будущего президента России. Те шествия и сборы угасли. Иные люди, оттеснив Красного Генерала, прочили себя в президенты. Но ревнующий Офицер не удержался от злого попрека.
– Я тоже выступаю за действие! – Трибун, нахохленный, маленький, сжатый, как пружина, говорил сорванным на митингах голосом. – Самое страшное – держать народ в бездействии! Мы готовили народ к этому часу, тренировали его, выводили на улицы. И теперь пришла пора действовать! Я за то, чтобы взять этот чертов штаб! Пусть военные его забирают! А мы с народом поддержим, создадим у штаба еще один очаг сопротивления! Два очага восстания – с этим враги не справятся!
Красный Генерал враждебно блеснул на Трибуна белками. Не ответил. Обратился к Белосельцеву.
– Доложите, что видели и узнали. – Объясняя его появление в кабинете, добавил: – Это наш верный товарищ. Взаимодействует лично со мной.
И Белосельцев, стараясь оставаться бесстрастным, придавая рассказу черты агентурного донесения, поведал о посещениях особняка с его адресом, охраной и расположением комнат. Рассказал о дирижере Ростроповиче, о предстоящем концерте на Красной площади, который мог быть приурочен к разгрому Дома Советов. О появлении в особняке виднейших «демократов» Шумейко, Гайдара и Яковлева, что свидетельствовало о неформальном центре власти, действующем параллельно с Кремлем. О совещании у Хозяина, где влиятельным журналистам была дана установка на дискредитацию Хасбулатова и Руцкого, на демонизацию защитников Дома Советов. Он изложил все это языком аналитика и разведчика, не упомянув о своих переживаниях. Столь же бесстрастно и подробно описал посещение узла связи, ситуацию с караульным у главного входа. Поведал о лазе в изгороди, из которой был умышленно вырезан прут. Об одиноком дежурном, о доступности бункера, в котором исправно функционировали телефоны. Он не забыл упомянуть о просьбе Каретного, желавшего остановить Офицера, о мнимой засаде ОМОНа, которого, как старались убедить в этом Белосельцева, не было и быть не могло.
Красный Генерал насупившись, внимательно слушал. Когда Белосельцев закончил говорить, спросил:
– Ваши выводы?
– В районе узла связи готовится засада, в которую стараются заманить защитников Дома Советов. Нападение на узел связи с применением огневых средств, возможные перестрелка и жертвы дадут противнику повод трактовать защитников парламента как уголовников и террористов, оправдают штурм Дома Советов как адекватный, социально необходимый ответ.
– Подставка! – зло перебил Офицер, и Белосельцева поразила бледность его лица, из которого гнев будто высосал все живые соки. – Вы – человек-подставка! Пусть вами займется особист и проверит ваши показания! Ваши связи и маршруты передвижения! Таких, как вы, запускают в наши ряды, и они организуют развал! У меня есть собственная агентура, и я сделаю то, что считаю нужным!
– Народ ждет решительных действий! – поддержал его Трибун, отворачиваясь от Белосельцева, словно отказывал ему в знакомстве. – Надо брать узел связи, а народ поддержит группу захвата!
В дверь постучали. Вошел и козырнул Морпех:
– Товарищ генерал, вас просят к генералу Ачалову!
Красный Генерал поднялся. Было слышно, как хрустнули суставы под его камуфлированным мундиром.
– Запрещаю самовольные действия! – сказал он. – Все приказы идут через меня и исходят непосредственно от министра обороны!
Он выпустил из кабинета присутствующих, запер дверь. Удалялся по длинному, закруглявшемуся коридору. Офицер едко сказал Белосельцеву:
– Будь у меня особист, я бы уже знал, что вы за птица! Откуда вы к нам залетели!
Вместе с Трибуном они ушли в другую сторону коридора, что-то энергично друг другу высказывая.
