- А ты бы поверил?
- Честно говоря, Темный, я не думаю, что это имеет какое-то значение, - сказал я.
Темный покачал головой, потом глубоко вздохнул. На его виске пульсировала жилка. Неожиданно он улыбнулся мне, и я почувствовал, как растет мое недоумение. Неужели это тот же самый человек - порывистый, горячий, до безумия предприимчивый? Или мне наконец-то довелось увидеть настоящего Темного Уайта?
- Что я могу сделать, чтобы ты передумал? - спросил он. - Если бы, скажем, я предложил тебе деньги, много денег… или еще что-нибудь?
Я покачал головой:
- Ты знаешь правило: кровь за кровь. По-другому не получится.
Он вздохнул и откинулся на подушку. Сначала Темный отвел глаза, потом взглянул прямо в лицо.
- О'кей, ублюдок, в таком случае делай то, за чем пришел. Надеюсь, ты понимаешь, что Даффи этого так не оставит? Куда бы ты ни спрятался, он тебя везде достанет, пусть и через пятьдесят лет!
- Знаешь, Темный, я в общем-то никогда не надеялся дожить до преклонного возраста, - сказал я.
Он поглядел на меня и сглотнул, потом сжал руки в кулаки и вытянул их по швам.
- Ну, кончай, - нетерпеливо бросил он. - Теперь я точно готов.
Я поднял револьвер и прицелился ему в голову, но прежде чем я успел нажать на спусковой крючок, раздался грохот. Что-то ударило меня в бок и с силой швырнуло на дверцу платяного шкафа. Ударившись о нее затылком, я откачнулся обратно на кровать, но не удержался и сполз на пол. Оглушенный, я попытался тут же вскочить, но больная нога подвела, и я снова рухнул на пол. Приподняв голову, я увидел Бриджит, которая стояла у двери ванной, держа в руках небольшой никелированный револьвер.
- Черт тебя возьми, Бриджит! - проговорил я. Она сделала несколько шагов в мою сторону.
Она дрожала, глаза были широко раскрыты, прекрасное лицо побелело, но в нем читалась решимость. Холодная решимость и ярость. Подобного выражения я еще никогда у нее не видел. Господи, да знал ли я ее вообще?!
Ее губы сурово сжались.
- Прости, Майкл. Я не знаю, что между вами произошло, - я вообще не знаю, в чем дело, - но я люблю Терри и…
Я сбил ее с ног подсечкой, и Бриджит повалилась навзничь. Револьвер вылетел из ее руки и упал на кровать. Темный и я одновременно бросились к нему, но Бриджит успела перехватить меня. Револьвер провалился между кроватью и ночным столиком.
Выпустив из рук свой револьвер, я схватил Бриджит за волосы, с силой ударил ее головой о дверцу шкафа. Раздался тупой удар. Ее голова неестественно запрокинулась назад, тело обмякло. Я схватил с пола свое оружие и поспешно нырнул под прикрытие кроватной спинки, так как Темный уже нащупал на полу револьвер и открыл огонь. Он слишком волновался, и три выпущенные им пули попали в стену. Прежде чем он успел выстрелить в четвертый раз, я перекатился на бок и трижды нажал на спусковой крючок, попав ему в грудь, в лицо и в шею.
Револьвер Темного выстрелил в последний раз и замолк. Кровь хлестала из его ран, левой половины лица вообще не было. Одна из моих пуль, ударившись о челюстную кость, изменив направление, прошила щеку и прошла в мозг. Глазное яблоко стекало по скуле на подушку. Лицевые мускулы обмякли, а то, что осталось от рта, сложилось в бессильную гримасу. Несколько мгновений Темный еще сидел, потом повалился головой вперед. Я подполз к нему на коленях и взял за руку. Пульс еще прощупывался. Формально он был еще жив, и я воспользовался этим как предлогом, чтобы запрокинуть ему голову и перерезать горло от уха до уха.
Потом я удостоверился, что с Бриджит все в порядке. Бриджит… О господи!
Она любила его. Любила, и Темному вовсе не нужно было устраивать всего этого. Он мог просто убить меня и сказать ей. Она бы, наверно, пришла в ярость, но ненадолго. В конце концов она бы как-нибудь примирилась с этим, потому что любила его, черт возьми. И наверное, так было бы лучше, много лучше. Энди, Фергал, Скотчи - никто бы из них не погиб. Бриджит любила его, она могла бы понять. Простить. Темный перемудрил. Он хотел принять все меры, застраховаться от любых случайностей - и перестарался. Боже мой, Темный, тебе, оказывается, не хватало элементарной уверенности в себе!
Впрочем, что это я? Темный Уайт - и неуверенность в себе? А я-то, дурак, едва в это не поверил. Меня ввело в заблуждение брюшко, которое он отрастил, его крашеные волосы… Но для Бриджит это не имело значения. Ему следовало просто прикончить меня и решить проблему раз и навсегда. И Скотчи был бы жив, но Темный не был уверен в Бриджит, вот в чем дело. Он не верил ей, и это в конце концов его погубило.
- Кретин чертов! - сказал я ему. Сказал и вспомнил, что хотел спросить, не он ли велел тогда избить Энди. Сейчас это уже не имело значения; что было, то прошло. Сев на кровать, я поправил протез. Бриджит по-прежнему была без сознания, и я приподнял ее. На ночном столике я нашел бумажник Темного, а в нем не меньше пяти тысяч долларов крупными купюрами. Они могли мне пригодиться, и я сунул деньги в карман, потом отыскал ключи от «ягуара». Только после этого я решил заняться своим раненым боком. Выглядел он скверно. Я знал, что в боку у человека расположены жизненно важные органы. Какие именно - я не помнил, но был уверен, что не ошибся. Хорошо еще, что рана почти не болела и я мог кое-как двигаться. Отрезав от простыни лоскут своим «Стэнли», я сложил его в несколько раз, прижал к ране и закрепил клейкой лентой. Остатками клейкой ленты я надежно связал Бриджит. Она все еще не пришла в себя, и я решил, что это, пожалуй, к лучшему. Немного подумав, я прикрыл Темного простыней, чтобы он не был первым, что она увидит, когда очнется. Из шкафа я достал свитер и кожаную куртку и натянул на себя. Дамский никелированный револьвер я сунул в карман, чтобы легавым было труднее установить происхождение пули, которую врачи вытащат из моих кишок.
Покончив с этим, я спустился вниз и заглянул в дежурку, чтобы проверить, как поживает мой приятель Джон. Он лежал в том же положении, в каком я его оставил, и я пожалел, что пришлось убить Марли. Без этого моя операция прошла бы чище, но изменить что-либо было уже нельзя.
Мне хотелось пить, и я выпил воды. Включив в гараже свет, я вручную открыл ворота, вышел на улицу и завел двигатель «ягуара». Развернувшись на подъездной дорожке, я закрыл ворота гаража и поехал к выезду с территории. Там мне снова пришлось вылезать, чтобы отпереть ворота. Если бы я не был ранен, я бы вернулся к своему наблюдательному пункту и уничтожил все следы своего пребывания там, но сейчас мне было не до того.
Съехав с холма, я достиг шоссе. Там я увидел указатель со стрелкой на Нью-Йорк. Машина слушалась прекрасно, но прежде чем двигаться дальше, я посмотрел на себя в зеркальце заднего вида. Я был бледен - очевидно, кровь из раны продолжала идти, но не сильно, и я свернул на шоссе. Все дальнейшее я помню как в тумане. Кажется (я не совсем уверен), я останавливался у будки, чтобы заплатить дорожный сбор. Шоссе плыло и раскачивалось перед глазами, но я все же не забыл остановиться на придорожной стоянке и зашвырнуть подальше в заросли три револьвера и «глок». Потом я снова сел в «ягуар».
Примерно через час я добрался до Бронкса, а вскоре был уже в Манхэттене. «Ягуар» я бросил на углу 123-й и Амстердам-авеню, оставив ключи в замке зажигания и распахнув дверцу. У меня не было никаких сомнений, что максимум через десять минут его там уже не будет, но также я думал и о «кадиллаке», поэтому в качестве дополнительной приманки я оставил работающий мотор.
Дальше я отправился пешком. Пройдя почти целый квартал, я присел передохнуть, и тут я начал терять сознание. Я почти вырубился, но, на мое счастье, меня заметил… Кто бы вы думали? Дэнни-Алкаш, который как раз шел в круглосуточный магазин за спиртным. Он был здорово под мухой и шатался, но я каким-то образом уговорил его проводить меня хотя бы до Колумбийского университета. В конце концов он согласился и даже подставил плечо, чтобы я мог на него опереться. Как мы доковыляли до университета - не помню, помню только, как Дэнни орал на охранников у университетских ворот. Там я снова остался один, но все же сумел пройти остаток пути до медицинского центра Святого Луки. Я был на грани обморока, и мне приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дух. Наконец я оказался перед дверью приемного отделения и вошел.
В приемном покое все было как всегда. Толкотня, шум, толпа травматиков, доктора и сестры носятся туда и сюда, хрипящее радио орет «Мир на земле».
Медицинская сестра протянула мне планшетку с бланком.