-Слушай, товарищ Маленков, неужели ты не видишь, куда дело клонится? Мы идем к катастрофе. Берия ножи подобрал.
Маленков мне тогда ответил:
- Ну а что делать? Я вижу это, но что делать?
Я говорю:
- Надо сопротивляться. Хотя бы в такой форме. Ты же видишь, что вопросы, которые ставит Берия, часто имеют антипартийную направленность. Надо не принимать их, а возражать против этого.
Я сейчас не помню, какие вопросы стояли, потому что много лет прошло. На заседании аргументированно выступили 'против' по этим вопросам. Другие нас поддержали, и эти вопросы не были приняты. Так было сделано на нескольких заседаниях, и только после этого Маленков обрел надежду и уверенность, что, оказывается, с Берией можно бороться партийными методами и оказывать свое влияние на решение вопросов или отвергать предложения...
Мы видели, что Берия форсирует события. Берия уже чувствовал себя над членами Президиума, он важничал и даже демонстрировал свое превосходство. Мы переживали очень опасный момент. Я считал, что нужно действовать. Я сказал Маленкову, что надо поговорить с членами Президиума. Видимо, на заседании этого не получится, а надо с глазу на глаз с каждым переговорить и узнать их мнение по коренному вопросу отношений в Президиуме и их отношение к Берии...»
И это все! Ни сам Хрущев, ни товарищи по Президиуму ЦК ни тогда, ни спустя много лет так и не конкретизировали, к какой «катастрофе» вел страну Берия, какие «ножи» и к кому он подбирал, в чем заключались его коварные планы. Разве что гуляет какая-то невразумительная легенда о том, что злодей Лаврентий намеревался 27 июня, когда весь Президиум соберется в Большом театре на премьере оперы «Декабристы», их там арестовать. Но не то что доказательств, а даже тени какой-нибудь косвенной улики никто никогда так и не обнародовал. Даже руденковское следствие, специально ради поиска «преступлений Берии» проведенное и уполномоченное как угодно бить арестованных и вытягивать из них жилы, ничего не предъявило. В приговоре лишь голословно говорится: «Судебным следствием установлено, что, изменив Родине и действуя в интересах иностранного капитала, подсудимый Берия сколотил враждебную Советскому государству группу заговорщиков... Заговорщики ставили своей преступной целью использовать органы Министерства внутренних дел против Коммунистической партии и Правительства СССР, поставить Министерство внутренних дел над Партией и Правительством для захвата власти, ликвидации советского рабоче-крестьянского строя, реставрации капитализма и восстановления господства буржуазии». И все. Больше в приговоре на эту тему ни слова, ни одного конкретного факта, в чем может убедиться любой читатель - сей исторический документ приведен в приложении.
...Итак, поговорили Хрущев с Маленковым. Что было дальше? Дальше они стали беседовать с членами Президиума ЦК «с глазу на глаз». Булганин, оказывается, к тому времени уже «стоял на партийных позициях и правильно понимал опасность». Маленков тоже быстро согласился. Ворошилов праздновал труса, громко восхвалял Берию, но в конце концов обнял уговаривавшего его Маленкова, поцеловал и заплакал. Не возражал и Молотов:
«Очень правильно, что вы поднимаете этот вопрос. Я полностью согласен и поддерживаю вас. Ну а дальше что вы хотите делать, к чему это должно привести?
- Прежде всего нужно освободить его от обязанностей члена Президиума - заместителя председателя Совета Министров и от поста министра внутренних дел.
Молотов сказал, что этого недостаточно.
- Берия очень опасен, поэтому я считаю, что надо, так сказать, идти на более крайние меры.
Я говорю:
Может быть, задержать его для следствия?
Я говорил 'задержать', потому что у нас прямых криминальных обвинений к нему не было. Я мог думать, что он был агентом мусаватистов, но это говорил Каминский, а факты эти никем не проверялись, и я не слышал, чтобы было какое-то разбирательство этого дела. Правда это или неправда, но я верил Каминскому, потому что это был порядочный партийный человек. Все-таки это было только заявление на пленуме, а не проверенный факт. В отношении его провокационного поведения все основывалось на интуиции, а по таким интуитивным мотивам человека арестовывать невозможно. Поэтому я и говорил, что его надо задержать для проверки...»
Упоминание Каминского имеет отношение к старой легенде о том, что Берия в годы гражданской войны работал на мусаватистскую[1] контрразведку. Это обвинение нарком здравоохранения Каминский якобы бросил в лицо Берии на июньском пленуме ЦК 1937 года, за что тут же был арестован. Каминского действительно арестовали после пленума, но никто, кроме Хрущева, не зафиксировал брошенного обвинения. И неудивительно - эта не первой свежести сплетня была официально, после нескольких разбирательств, похоронена еще в середине 20-х годов, так что в 1937-м упоминать о ней было попросту неприлично. Однако Хрущев не побрезговал, раскопал и эту помойку. Впрочем, неважно. Важно другое. Хрущев сам признает, что против Берии у них не было ничего, «все основывалось на интуиции». Пардон, по данным интуиции даже в 1937 году классовых врагов не арестовывали, не то что в 1953-м, да еще второе лицо в государстве, да еще члены сталинского Политбюро, которое имело совсем другие традиции.
Как арестовывали при Сталине людей, причастных к «верхам»? Лазарь Каганович в свое время рассказывал московскому историку Георгию Куманеву, как в 1941 году члены Политбюро решали судьбу его брата Михаила:
Цит. 1.2.
«Я пришел на заседание. Сталин держит бумагу и говорит мне: 'Вот есть показания на вашего брата, на Михаила, что он вместе с врагами народа”. Я говорю: 'Это стошное вранье, ложь'. Так резко сказал, не успел даже сесть... Сталин говорит: 'Ну а как же показания?' Я отвечаю: 'Показания бывают неправильные. Я прошу вас, товарищ Сталин, устроить очную ставку. Я не верю всему этому. Прошу очную ставку'.
Он так поднял глаза вверх. Подумал и сказал: 'Ну, что ж, раз вы требуете очную ставку; устроим очную ставку'.
Через два дня меня вызвали. Маленков, Берия и Микоян вызвали меня в один кабинет, где они сидели. Я пришел. Они мне говорят: 'Мы вызвали сообщить неприятную вещь. Мы вызывали Михаила Моисеевича на очную ставку'. Я говорю: 'Почему меня не вызвали? Я рассчитывал, что я на ней буду'. Они говорят: 'Слушай, там такие раскрыты дела, что решили тебя не волновать'. Во время той очной ставки был вызван Ванников, который показывал на него. А Ванников был заместителем Михаила в свое время...
И вот вызвали Ванникова и других, устроили очную ставку. Ну, эти показывают одно, а Михаил был горячий человек, чуть не с кулаками на них. Кричал: 'Сволочи, мерзавцы, вы врете' и т. д., и проч. Ну, при них ничего не могли обсуждать, вывели арестованных, а Михаилу говорят: 'Ты иди, пожалуйста, в приемную, посиди, мы тебя вызовем еще раз. А тут мы обсудим '.
Только начали обсуждать, к ним вбегают из приемной и говорят, что Михаил Каганович застрелился. Он действительно вышел в приемную, одни говорят, в уборную, другие говорят, в коридор. У него при себе был револьвер, и он застрелился».
Этот отрывок нуждается в некоторых пояснениях. По-видимому, в 1941 году НКВД раскапывал достаточно старую историю, времен 1937 - 1938 годов. Тогда Михаил Каганович был наркомом, а Ванников - его заместителем. К 1941 году роли поменялись: Михаил Каганович (не из-за интриг, а по причине непригодности к посту наркома) «спустился» до директора завода, а Ванников, наоборот, стал наркомом.
Не важно, сколько правды по поводу невиновности Михаила Моисеевича содержится в этом рассказе. Важна не его вина, а механизм принятия решения. Обратите внимание: Михаил Каганович не входит в высшую номенклатуру, он всего лишь директор завода и брат одного из членов Политбюро. Время на дворе - август 1941 года, представляете, какое времечко? Тем не менее, Политбюро тщательно изучает все
