Дальше идет теоретическая часть статьи, которую мы опустим. Заканчивался опус так:
Ничего экстраординарного в этой статье нет. Написано душевно - но по сравнению с 1937 годом весьма сдержанно. В США вовсю бушевала антисоветская истерия, американская и отчасти мировая пресса не стеснялись в выражениях, ну и наши тоже не отставали. Смысл ее появления также понятен - по- видимому, предстоял открытый процесс и надо было подготовить общественное мнение, как это делалось в 30-е годы.
Странно другое. В 30-х годах такие публикации появлялись непосредственно перед судом. Однако дело не было закончено, и до окончания оставалось еще далеко. Слишком большой получается временной разрыв между началом кампании и датой суда. Если не подбрасывать дров в топку, то за это время весь пар уйдет в свисток. И потом: казалось бы, развлечения НКВД в 30-х годах могли научить Сталина и его товарищей с осторожностью относиться к работе «органов». И тем не менее, они почему-то позволили приоткрыть завесу над делом, к которому еще не прикасался прокурор.
Гипотеза 1. МГБ сумело убедить вождя. Подследственных били резиновыми палками, которые не оставляют следов на теле - так что узников в любой момент можно было представить Сталину. Игнатьев, конечно, рисковал - но не так уж сильно. Арестованные врачи все еще находились под властью МГБ, и им вполне можно было «объяснить», что пытки применялись по прямому приказу Сталина, да еще и продемонстрировать протокол допроса, на котором сталинским почерком и сталинским карандашом написано: «Бить, бить и бигь!» Ну, и подсказать при этом особенно ласковым тоном: мол, ты потом вернешься в тюрьму, и если что не так, мы из тебя котлет наделаем.
Естественно, с чекистами или с партаппаратчиками, знавшими подлинные взаимоотношения МГБ и властей, эти номера бы не прошли. Но медики были далеки от проблем контроля над «органами», зато о «тридцать седьмом годе» слышали, наверняка, много. Тогда случившемуся в НКВД так и не была дана публичная оценка, и никто не знал, продолжают ли на Лубянке бить арестованных. Ну, а слухи ходили разные. Да и люди эти были к тому времени полностью сломлены. (Конец гипотезы.)
Еще более странно другое. Статья в «Правде», конечно, не антисемитская - они антисионистская. Но процентов эдак девяносто восемь советского населения не отличали сионистов от евреев, так что де-факто она прозвучала, как направленная против евреев вообще. А вот именно обвинения в антисемитизме после Второй мировой войны, когда была еще горяча память о холокосте, нам и не хватало! При умелой раскрутке темы это можно было бы сделать началом работы по пересмотру итогов Второй мировой войны.
Сталин, еще с дореволюционных времен признанный специалист по национальному вопросу, первый наркомнац СССР, проблемы межнациональных отношений чувствовал очень тонко. А что касается антисемитизма - гут он предпочитал снег студить; На эту тему есть любопытное свидетельство Константина Симонова, относящееся к февралю 1952 года. Сталину тогда передали списки кандидатов на Сталинскую премию. Напротив некоторых фамилий в скобках стояли другие, еврейские - в то время многие евреи- писатели брали себе русские псевдонимы. И посмотрите чем был возмущен Сталин!
Этот эпизод любят приводить как свидетельство антисемитизма вождя, хотя на самом деле он говорит об обратном. Что же касается последнего сталинского вопроса, то я предлагаю подумать вот над чем. Разговоры об антисемитизме в СССР велись всю дорогу, вплоть до начала «перестройки». Но как только Союз развалился и была размонтирована плановая социалистическая экономика, как они прекратились и больше уже не возобновлялись никогда, хотя поводов в послереформенном СССР было сколько угодно - чего стоила одна активность национал-патрио- тов. Тем не менее, еврейская тема никого больше не интересовала. Вот и вопрос: кому это было нужно? Иначе говоря, кто использовал советских евреев в качестве «пятой колонны», а потом выбросил вместе со всеми их проблемами?
Сталин, как и все Политбюро, отлично знал, что обвинения в антисемитизме вот уже лет сто были расхожей монетой и при каждом удобном и неудобном случае выдвигались против русских властей. Ну и зачем Сталину так подставляться? В контексте данной темы не так уж нужно было говорить про «Джойнт» - достаточно упомянуть Англию и США.
Гипотеза 2. Сталин вел какую-то интригу.
Принято считать, что после этой статьи в прессе началась кампания травли будущих подсудимых, с уклоном в разжигание антисемитизма. На самом деле кампания, действительно, шла - но не эта! В газете «Правда» к теме врачей обратились еще два раза.
18 января вышла передовая «Покончить с ротозейством в наших рядах», в которой врачи были упомянуты - как пример. И 20 февраля появился материал «Почта Лидии Тимашук». Все.
Остальные материалы кампании, продолжившейся 31 января передовой статьей «Воспитывать трудящихся в духе высокой политической бдительности», были посвящены борьбе с неистребимым советским бардаком - рассказы о разнообразных аферистах, о плохой работе охраны на заводах и пр., и пр. Газеты с упоением предавались любимому занятию советской печати: клеймили нарушителей государственной дисциплины. Тема эта безбрежная, бездонная и, сколько ни пиши, никогда не будет во вред. В общем, пар отличный, свисток хороший, громкий - вот только паровоз мчится совсем по другому пути.
...Время шло, а процесс все не начинался и не начинался. Ситуация повисла в воздухе. О «деле врачей» словно забыли - но в народной толще продолжалось брожение. Воспользуюсь снова работой Брента и Наумова, которые цитируют писателя Якова Рапопорта - можно было бы найти что-то другое, да лень искать, во всех книгах содержится примерно одно и то же.
Итак, по г-ну Рапопорту:
