Kaк водопад.
Цирк, раскаленный, как Сахара,
Сонм рыжекудрых королев.
Две гордости земного шара:
Дитя и лев.
Под куполом — как царь в чертоге —
Красуется британский флаг.
Расставив клетчатые ноги,
Упал дурак…
В плаще из разноцветных блесток,
Под говор напряженных струн,
На площадь вылетел подросток,
Как утро — юн!
— Привет, милэди и милорды! —
Уже канат дрожит тугой
Под этой маленькой и твердой
Его ногой.
В своей чешуйке многозвездной,
— Закончив резвый пируэт, —
Он улыбается над бездной,
Подняв берет.
Рояль умолкнул. Дребезжащий
Откуда-то — на смену — звук.
Играет музыкальный ящик,
Старинный друг,
Весь век до хрипоты, до стона,
Игравший трио этих пьес:
Марш кукол — Auf der Blauen Donau[3] —
И экосез.
В мир голосов и гобеленов
Открылась тайная тропа:
О, рай златоволосых венок!
О, вальс в три па!
Под вальс невинный, вальс старинный
Танцуют наши три весны, —
Холодным зеркалом гостиной —
Отражены.
Так, залу окружив трикраты,
— Тройной тоскующий тростник, —
Вплываем в царство белых статуй
И старых книг.
На вышке шкафа, сер и пылен,
Видавший лучшие лета,
Угрюмо восседает филин
С лицом кота.
С набитым филином в соседстве
Спит Зевс, тот непонятный дед,
Которым нас пугали в детстве,
Что — людоед.
Как переполненные соты —
Ряд книжных полок. Тронул блик
Пергаментные переплеты
Старинных книг.
Цвет Греции и слава Рима, —
Неисчислимые тома!
Здесь — сколько б солнца ни внесли мы, —
Всегда зима.
Последним солнцем розовея,
Распахнутый лежит Платон…
Бюст Аполлона — план Музея —
И всё — как сон.
Уже везде по дому ставни
Захлопываются, стуча.
В гостиной — где пожар недавний? —
Уж ни луча.
Все меньше и все меньше света,
Все ближе и все ближе стук…
Уж половина кабинета
Ослепла вдруг.
Еще единым мутным глазом
Белеет левое окно.
Но ставни стукнули — и разом
Совсем темно.
Самозабвение — нирвана —
Что, фениксы, попались в сеть?! —
На дальних валиках дивана
Не усидеть!
Уже в углу вздохнуло что-то,
И что-то дрогнуло чуть-чуть.
