что можно говорить и писать, а о чем нужно помалкивать. И, готовя доклад для XX съезда, он в своих черновиках проговорился — из напечатанного текста этот момент был вымаран, но черновик в архиве остался.
«…Было создано дело врачей. Арестовали крупнейших и честнейших людей, которые были по своей квалификации, по своему политическому мировоззрению советскими людьми, которые допускались до лечения самого Сталина, например, Смирнов лечил Сталина, а ведь известно, что самим Сталиным к нему допускались единицы… Ему следствие не нужно было, потому что человек с таким характером, с таким болезненным состоянием сам себя считал гением, сам себе навязал мысль, что он всеведающий, всезнающий и ему никакие следователи не нужны. Он сказал — и их арестовали. Он сказал — Смирнову надеть кандалы, такому-то надеть кандалы — так и будет»[92].
Проговорился Никита Сергеевич — был, значит, у Сталина лечащий врач, и фамилия его Смирнов (что очень интересно, а еще более интересно то, что в официальном тексте он заменен академиком Виноградовым!). Но вот дальше идет самое любопытное. Ни в списке арестованных врачей Лечсанупра, ни в списке освобожденных никакого Смирнова нет. Из чего Ю. Мухин делает единственно возможный вывод: при жизни Сталина Смирнов не арестовывался, а был арестован после его смерти, и арестовал его Берия. Надо же: остальных врачей отпустил, а Смирнова арестовал. За что бы это?
Ну вот, как говорила незабвенная мисс Марпл, если отбросить все невероятные варианты развития событий, то, что останется, и будет правдой. И тут на авансцену выходит фигура, которую все действующие лица этой ночной драмы упорно держат в тени, — министр госбезопасности, генерал-майор Игнатьев. Ибо кто бы ни срежиссировал спектакль, разыгравшийся на Ближней даче, разыграть его мог только один человек — тот, кому по долгу службы подчинялась сталинская охрана, не подчинявшаяся никаким членам Политбюро, а только Сталину и ему.
ИГНАТЬЕВ Семен Денисович родился 1 (14) сентября 1904 года в деревне Карловка Елисаветградского уезда Херсонской губернии, в украинской крестьянской семье. С десяти лет работает на Термезском хлопкоочистительном заводе, затем в железнодорожных мастерских. С 1920 года работает в политотделе Бухарской группы войск, с 1921 года — в военном отделе Всебухарской ЧК, затем в главном управлении милиции Бухарской республики. В 1922 году становится заместителем заведующего орготделом ЦК КСМ Туркестана, затем работает в профсоюзах. В 1931 году заканчивает Промакадемию по специальности инженера-технолога по самолетостроению, но тут же начинает работу в аппарате ЦК ВКП(б), и дальше делает чисто аппаратную партийную карьеру. После того как 4 июля 1951 года к Маленкову обратился следователь М. Д. Рюмин с жалобой на министра госбезопасности Абакумова, Игнатьев стал членом комиссии Политбюро по расследованию этой жалобы, затем представителем ЦК в МГБ, а 9 августа 1951 года — министром госбезопасности, так что и «дело врачей», и прочие дела 1951–1952 годов — на его совести. 3 апреля 1952 года направил Сталину обвинительное заключение по делу Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) с предложением приговорить всех «еврейских националистов — американских шпионов» к расстрелу, кроме академика Лины Штерн. Тогда же доложил Сталину о завершении следствия по делу «сионистской организации» на Кузнецком металлургическом комбинате, по которому в сентябре того же года было расстреляно 4 человека. В сентябре Игнатьев направил Сталину подготовленную Рюминым справку по допросам арестованных врачей и по медэкспертизам, касающимся возможного убийства врачами Лечебно-санитарного управления Кремля Щербакова и Жданова, после чего сразу же были арестованы несколько крупных медиков. То есть, как видим, перед нами точная копия Ежова — партаппаратчик, ставший министром ГБ и раскручивавший маховик репрессий. Казалось бы, и судьба его должна была ждать ежовская. Но не спешите…
После смерти Сталина Игнатьев был снят с поста министра, зато стал секретарем ЦК. Однако 6 апреля по докладной записке Берии, в которой тот писал: «Игнатьев не обеспечил должного контроля за следствием, шел на поводу у Рюмина», был снят с этого поста и 28 апреля выведен из состава ЦК. Вскоре Берия предложил арестовать Игнатьева, но не успел. 7 июля, через десять дней после исчезновения Берии, Игнатьев был восстановлен в членах ЦК, стал первым секретарем Татарского, затем Башкирского обкома КПСС. В 1960 году вышел на пенсию. Умер 27 ноября 1983 года и похоронен на престижнейшем Новодевичьем кладбище.
Странная фигура и странная биография. Человек, повинный в тяжелейшем должностном преступлении, не обеспечивший должным образом охрану первого лица государства, сразу же после его смерти получает крутое повышение. За фальсификацию следственных дел по настоянию Берии его выкидывают с поста, но после смерти последнего он снова повышен, получает не слишком заметную, однако хлебную должность и находит последнее упокоение там, где человеку с его биографией явно не место… Что же такого сделал Игнатьев для партии? Да ничего особенного, всего-навсего ее спас…
Глава 21
Не успел!
А теперь вернемся к нашей «осе № 1». Мифология связывает разногласия между Сталиным и «соратниками» с репрессиями начала 1950-х годов, в частности с «делом врачей», которых злодей Сталин хотел изничтожить, а соратники отчаянно спасали. Не говоря уже о том, что это полнейшая глупость — не такие они были люди, чтобы спасать каких-то там врачей, удивляет еще одно обстоятельство. Уж очень как-то назойливо суют нам все время в глаза эту историю с медиками, так, словно она была важнейшим событием того времени. Словно и заниматься-то «руководящей пятерке» было больше нечем. И поневоле хочется проверить: а не для прикрытия ли запушена такая реклама, не было ли у «соратников» других причин не любить своего патрона? И оказывается, что причины были, что врачи — это не более, чем «оса», а настоящий интерес-то был совсем другой.
Более позднюю общепринятую версию смерти Сталина сформулировал Н. Зенькович в своей книге «Тайны уходящего века-3». «Не в том загадка смерти Сталина, был ли он умерщвлен, а в том, как это произошло. Поставленные перед альтернативой: кому умереть, Сталину или всему составу Политбюро, — члены Политбюро выбрали смерть Сталина. Такой вот выбор». Версия тоже красивая, изящный такой ужастик, в духе Оруэлла[93], вот только одно упускается из виду: какими силами, с помощью какого механизма Сталин мог умертвить членов Политбюро? А главное — зачем? Вот вопрос: зачем? По причине паранойи? Ну-ну… Когда нечего отвечать, и такой ответ, конечно, сойдет, но кто ее, эту паранойю, кроме Хрущева, видел?
Еще одна версия сформулирована все тем же Ю. Мухиным, который, будучи не историком, а журналистом, является человеком сугубо практическим и к литературным сюжетам не склонным. И эта версия объясняет все и дает нам в руки то, чего так недоставало во всей этой истории, — реальный мотив, причину, по которой… нет, не Сталин мог желать смерти соратников, но соратники должны были желать его смерти. И отнюдь не из инстинкта самосохранения, точнее, из инстинкта самосохранения, но не личности, а вида. Причем такого вида, которого нам, умудренным опытом перестройки, нисколечко не жалко, лучше бы его тогда изничтожили…
