какие реальные силы посылались навстречу — как раз адекватные неполной тысяче казаков.
Однако Ленин поднял вокруг обороны Петрограда такой шум, словно к столице приближался как минимум германский кайзер со всей своей армией, а то и группа армий «Север» совсем из другой войны.
Итак, о реальных силах. Для начала в Красное Село, как 300 спартанцев в Фермопилы, был отправлен сводный революционный отряд: батальон кронштадцев, батальон гельсингфорсцев, 4 броневика, 8 пулеметов и 6 орудий, а вскоре к ним присоединился Павловский резервный полк. В Пулково отправились матросские и красногвардейские отряды, несколько позже туда подошла артиллерия, Петроградский и Измайловский резервные полки.
В принципе, этого бы хватило, тем более что навстречу «корпусу» Краснова наверняка была двинута и невидимая армия агитаторов. Однако Военно-революционный комитет явно решил поиграть в захватывающую игру под названием «оборона Петрограда».
Для начала он посчитал необходимым организовать на южной и юго-восточной окраине линию укреплений. Территорию от залива до Невы разбили на участки, назвали «Петроградской оборонительной линией» и за два дня вырыли там окопы, а также устроили проволочные заграждения (в тех случаях, когда получалось добыть проволоку).
27 октября в штабе появился Ленин. Разбранив работу Подвойского, он приказал поставить в его кабинете для себя стол и придал делу обороны города стратегический размах. Петроградских рабочих и гарнизона ему показалось мало, и он распорядился о присылке подкреплений аж из Гельсингфорса. Только оттуда обещали дать пять тысяч человек, 35 пулемётов и продовольствие. Под грядущие военные операции красногвардейцам раздали дополнительно несколько тысяч винтовок.
Ленину также принадлежит мысль привлечь к великому делу обороны города корабли Балтийского флота. Их поставили так, чтобы можно было обстреливать дороги из Царского Села на Петроград. Как при этом морячки должны были отличать своих от чужих, когда все в одной и той же форме — опять же скрыто тьмой…
Сталин, находившийся в тени этой бурной деятельности, проверял выполнение ленинских распоряжений и занимался подсчётом оружия, что было совсем не вредно сделать, ибо большевики не имели даже приблизительного представления о том, какими силами располагали. Под страхом революционного суда сотрудникам штаба Петроградского военного округа и морского министерства было предложено явиться на службу и приступить к своим обязанностям.
Неплохо было бы обзавестись кем-нибудь из надежных военных специалистов и в качестве руководителя всего этого цирка — но среди большевиков офицеров было немного, и то, в основном, выслужившиеся из нижних чинов поручики военного времени. Зато в недрах партии левых эсеров обнаружился целый подполковник — легендарный Муравьев. Его назначили главнокомандующим обороны Петрограда, и он согласился, хотя их ЦК в те дни запрещал членам своей партии занимать ответственные посты. Впрочем, Муравьева нисколько не волновали запреты, равно как правила, приличия и все остальное — данный товарищ являлся полным отморозком даже по меркам собственной партии. Едва вступив в должность, он выпустил «Приказ № 1», где давал своим подчиненным право расстреливать на месте, без суда и следствия, всех, кого они сочтут контрреволюционерами. (Кстати, под его действие едва не попал Джон Рид. Во время поездки «на фронт» проверявшие грузовик солдатики приняли его за контрреволюционера, потому что его мандат внешне отличался от других — а читать защитники революции не умели. Спасся американец лишь благодаря тому, что уговорил вознамерившихся расстрелять его солдат всё же найти кого-нибудь грамотного.) Потом этот приказ долго и мучительно отменяли — так, чтобы и левых эсеров не обидеть, и с беспределом покончить…
…В Гатчине Керенскому повезло. Прибыв туда, Краснов послал на станцию Гатчина-Балтийская несколько десятков казаков — посмотреть, что там творится, и они обнаружили какую-то роту солдат, выгружавшуюся из эшелона. Спешно подогнали пушку, но артиллерии не потребовалось — восемь казаков во главе с тем самым есаулом, который вел поезд, взяли в плен все три сотни человек. Затем на станции Гатчина-Варшавская разоружили еще одну роту с 14 пулеметами. Поскольку пленных было некуда девать и некому стеречь, их разогнали по окрестностям. Что это были за воинские части и куда они отправились жаловаться на жизнь — Бог весть, но воинство Керенского записало это деяние первым номером в список побед.
Гатчинский гарнизон сидел в казармах и плевал на все призывы как ВРК, так и бывшего премьера, так что казаки легко заняли город. Керенский дал торжественную телеграмму:
«Город Гатчина взят войсками, верными правительству и занят без кровопролития. Роты кронштадтцев, семёновцев и измайловцев и моряки сдали беспрекословно оружие и присоединились к войскам правительства».
Не совсем понятно, на кой ляд «войскам правительства» присоединившаяся к ним толпа
На рассвете 28 октября корпус Краснова, от которого после того, как пришлось выделить некоторую часть казаков для охраны Гатчины, осталось 480 человек, подошел к Царскому Селу. На окраине города их встретил пехотный отряд численностью около батальона. Сперва постреляли: красные в белый свет, казаки поверх голов — потом к солдатам подошли члены казачьего комитета и обе стороны сошлись в совместном митинге. Вскоре появился Савинков — разговор становился увлекательным. И тут на дороге из Гатчины показались несколько автомобилей. Это прибыл сам министр-председатель с адъютантами и в сопровождении каких-то нарядных и веселых дам — премьер явно не терял времени даром. Завидев митинг, Керенский встал на сиденье автомобиля и обратился с речью к солдатам. Пока те слушали, в толпу с тылу пробрались казаки и стали отбирать оружие. Безоружные солдаты грустно направились в казармы, остальные кинулись в парк, где начиналась территория Военно-революционного комитета, и снова подняли стрельбу. Закончилась разборка, лишь когда подошли пушки. После первых двух залпов солдаты разбежались, и к вечеру казаки вступили в Царское Село.
В 11 часов ночи Керенский радостно телеграфировал в Ставку:
«Считаю необходимым указать, что большевизм распадается, изолирован, и как организованной силы его нет уже и в Петрограде»[206].
Он ещё хотел известить:
В 11.25, развивая успех, Керенский отправил телеграммы всем министерствам и главным управлениям Петрограда, предложив не выполнять распоряжений народных комиссаров.
Затем последовало указание генералу Краснову:
«По обстановке в движении эшелонов полагаю необходимым, чтобы завтра сутра Царское Село было окончательно закреплено и можно было бы приступить к подготовке ликвидации Петербурга»[207].
Куда там Александру Васильевичу Суворову, Наполеону и всем великим полководцам, вместе взятым! Кто из них рискнул бы брать столицу империи, имея 480 казаков и несколько легких пушек!
…А по ту сторону «фронта» не менее увлеченно играл в войну Военно-революционный комитет. 29 октября он выпустил следующий приказ:
«Корниловские банды Керенского угрожают подступам к столице. Отданы все необходимые распоряжения для того, чтобы беспощадно раздавить контрреволюционное покушение против народа и его завоеваний.
