чувств к своей родственнице, однако между сестрами отношения были хорошими. Используя связи Сун Цинлин, Агнес имела самые точные данные о китайской экономике, госбюджете и многие другие достаточно секретные сведения, а также знала «тайны двора», сплетни и прочие крайне полезные вещи.
Особое внимание Агнес обращала на военных. В ее картотеке имелись сведения о 218 генералах – от сугубо официальных биографий до перечня жен и любовниц. Она интересовалась всем: политикой, военными делами, торговлей, ситуацией на фронтах – всем! Если бы Рихарду удалось подружиться с ней, это знакомство было бы просто бесценным. Уезжая из Германии, Зорге взял в редакции шанхайский адрес Смедли и вскоре нанес ей визит. Дальнейшее было делом техники.
Что касается характера Агнес Смедли, то Ральф де Толедано, автор книги «Шпионы, простофили и дипломаты», дал ей следующую не лишенную яда характеристику: «Она готова была поверить всему, что ей говорили – при условии, что это затрагивало ее чувства человеколюбия и вызывало сердечное волнение, – а затем ясным голосом повторить во всеуслышание на весь западный мир… Не говоря на китайском и ничего не зная ни о стране, ни о народе, она сразу же принялась „авторитетно“ писать о китайской политике. Если китаец был с ней любезен, она делала вывод, что это шпик. Если же он бывал с ней груб, то это был, по ее мнению, фашист из гоминьдана. Однажды в Харбине она вошла в офис президента Торговой палаты и фактически обвинила его в торговле опиумом. А когда с китайской учтивостью он проигнорировал ее нападки и любезно осведомился о ее здоровье, она восприняла это как признание им своей вины и пример двуличия и лицемерия. Вращаясь почти исключительно среди коммунистов и их симпатизантов, она всякий раз возмущалась тем, что полиция относится к ней с подозрением. Когда однажды культурные китайцы из высшего общества пригласили ее на обед, она, напившись за их счет, принялась всячески оскорблять хозяев и потом продолжила бесчинства на улице, крича: „А ну-ка, выходите все сюда, и давайте набьем дом рикшами-куди! Давайте докажем, что в Китае нет классов!“» Возможно, эта характеристика все-таки несколько карикатурна. Но, если судить по воспоминаниям той же Урсулы Кучински – а они с Агнес были подругами – то это была особа чрезвычайно экзальтированная, чтобы не сказать психопатичная…
Именно связи и знакомства Агнес послужили основой для создания сети. Довольно быстро Рихард понял, что можно открыть карты, просто рассказал Агнес, кто он и зачем сюда приехал и попросил помощи. Журналистка в помощи не отказала. Во-первых. Рихард получил доступ ко всей информации, которой она владела, а во-вторых, она познакомила разведчика со своими китайскими друзьями, которых к тому времени набралось предостаточно, и Зорге начал подбирать себе из них агентов. Причем, как он утверждал позднее, проявив редкую дисциплинированность, воздержался от установления контактов с членами КПК – впрочем, в это не очень-то верится.
Первым и основным из китайских помощников Зорге был Ван, которого он по приезде взял на работу в качестве переводчика. Вскоре они подружились, и Зорге предложил китайцу работать на него. Тот согласился, привлек в группу и свою жену. По-видимому, Ван и есть тот самый человек, которого Рут Вернер в своей книге назвала «Янгом» – она все время всех переназывала, даже если в этом не было необходимости.
Профессор Янг обладал неиссякаемым запасом острот и шуток. Янг был худ и мал ростом, походил скорее на хрупкого юношу, чем на профессора. У его жены было интеллигентное красивое лицо, ямочки на щеках и белоснежные зубы. Она активно принимала участие в политической работе и обладала организаторским талантом… Янг был видным ученым и считался китайцем «из хорошего общества». Впоследствии жена Вана устроилась на работу в Министерство иностранных дел в Нанкине, явно по заданию Зорге.
Юлиус Мадер пишет еще об одном китайце – Цзяне. Вряд ли он и Ван – одно и то же лицо, так как Цзян ни в коей мере не мог считаться «китайцем из хорошего общества» – его отец был слугой в доме генерала. Деятельный, хитрый и находчивый, он был особенно полезен группе еще и знанием местных нравов.
Когда Зорге на три месяца отправился в Кантон, Ван рекомендовал его своим знакомым в этой провинции. Их них Рихард выделил для работы одну женщину, с которой была знакома и Агнес. Звали ее Тюи. Сначала она стала работать на разведгруппу, а затем и ее муж, который болел тяжелой формой туберкулеза, тоже начал им помогать. По всей вероятности, именно о ней Рут Вернер пишет: «К числу сотрудников Рихарда принадлежала и молодая, миловидная китаянка с бледным лицом, обрамленным короткой прической, со слегка выдающимися вперед передними зубами. Она происходила из влиятельной семьи: ее отец был, кажется, высокопоставленным гоминдановским генералом. Он выгнал свою дочь из дому, когда та, вопреки воле родителей, вышла замуж за бедного человека, к тому же еще и коммуниста…»
Ван стал человеком, опираясь на которого, Рихард сформировал китайскую часть своей группы. «Ван приносил самую разнообразную информацию – вспоминал Зорге. – Когда данные по природе своей требовали более подробных объяснений или отчетов, Ван или я беседовали с людьми – источниками этой информации… Мы часто встречались по вечерам, используя для встреч людные улицы, когда позволяла погода. Встречались и в частных омах. Я старался время от времени менять места встреч и избегал использовать в этом качестве свой собственный дом, насколько это было возможно. В Шанхае тех дней риск был не очень велик».
Что же касается иностранцев, то здесь ему по-прежнему помогала Агнес. Одно из устроенных ею знакомств впоследствии оказалось особенно полезным, хотя поначалу таковым не выглядело. Этим новым знакомым стал журналист Ходзуми Одзаки. Позднее, в Японии, именно этот человек станет незаменимым помощником Зорге. Сын журналиста и сам журналист, Ходзуми принадлежал к древнему японскому самурайскому роду. Вырос он на Тайване, где его отец работал редактором газеты «Тайван нициници симбун», учился в лучших школах, изучил английский язык, затем поступил в Токийский университет, где и обратился к марксизму. В Японии поступил в штат газеты «Асахи симбун» и в 1927 году, в качестве ее корреспондента, отправился освещать восстание в Китае, где задержался на несколько лет. В конце 1930 года, в книжной лавке Коминтерна в Шанхае Агнес Смедли познакомила его с Зорге.
«Одзаки был моим первым и самым ценным сотрудником, – писал Рихард в тюрьме. – Наши отношения, и личные, и деловые, были превосходны. Его информация была самой точной и интересной из всего, что я получал из любого японского источника, и мы быстро подружились».
Через Одзаки Рихард познакомился с японским репортером журнала «Шанхай дейли ньюс» Хисао Фунакоси и руководителем китайского отделения японского агентства печати Ренго Цусин Ямаками Масаёти. Еще один знакомый Одзаки, журналист Тэйкити Каваи, имел очень ценного информатора – переводчика Рюки Сёдзима, с помощью которого разведчикам удалось внедриться в аппарат военной разведки японских оккупационных войск в Китае. Вскоре Сёдзима сумел устроиться на службу в тайную полицию в Мукдене. Итогом его работы стали присланные в Шанхай копии 37 секретных документов. [8]
Чем дальше, тем сильнее в Шанхае росли антияпонские настроения. Поэтому встречи с японскими членами группы были, пожалуй, самыми сложными и конспиративными из всех. Они встречались в ресторанах, кафе или в доме Агнес во французской концессии. «Поскольку японцам было небезопасно ходить по улицам, – вспоминал Рихард, – то я обычно поджидал японца в Гарден Бридж у границы японского сеттльмента, сажал его в машину или сам сопровождал его до места встречи. Чтобы избежать слежки со стороны японской полиции, я почти никогда не посещал японцев в японской концессии… Но спокойней всего я чувствовал себя, когда мы встречались в доме Смедли, и я часто приводил туда Одзаки и других японцев…
