Спрашивает его мнение по этому поводу – а начальник разведки молчит! Видите ли, два дня назад он прочитал сообщение ТАСС! И, находясь на таком посту, не знает, что газеты – один из главнейших органов дезинформации, а с него спрашивают информацию. Хоть бы постыдился такие вещи о себе рассказывать!
Не получив ответа, глава государства спрашивает данные агента и начинает выполнять за начальника разведки его работу – то есть, оценивать поступившее сообщение. Оценивает его как недостоверное – возможно, надеясь на то, что с ним начнут спорить. (Со Сталиным, кстати, спорили многие, и он нередко менял свою точку зрения, если мнение оппонента было хорошо аргументировано.) Не дождался. Какие выводы по поводу этого сообщения он сделал для себя – это уже второй вопрос…
По-видимому, то же самое произошло и в 1940 году. Сталин вызвал к себе Проскурова, тот посоветовался с Ивановым. Первый работает в разведке чуть больше года, второй – несколько месяцев. Проскуров – боевой летчик, герой неба, за годы испанской войны ставший из командира эскадрильи генералом. Иванов – военный связист, тоже испанский ветеран, но он хотя бы академию окончил и имеет какое-то представление о военной науке. Оба они «верят Зорге», но едва ли эта «вера» что-либо значит в глазах Сталина, когда речь идет о специалистах такого уровня. И вот он берет в руки «Дело № 1». И что же он там видит?
…Еще работая в Коминтерне, Зорге вроде бы был замешан в какую-то правую оппозицию – может быть, нашу, а еще вернее, германскую, ибо дела ГКП ему всегда были куда ближе, чем дела ВКП(б). Об этом докладывал Берзину еще завербовавший Рихарда Басов. Берзина все эти партийные склоки волнуют мало, однако первая бумажка в дело уже подшита.
А теперь вспомним резидента Горева и его встречу с Зорге в Берлине. После этой встречи он направил в Центр донесение, что Зорге как-то не так отзывался о Коминтерне, ВКП(б) и Сталине. Берзина это, опять- таки, мало волнует, в органах все время «стучат» друг на друга, если каждому такому «стуку» давать ход, то разведка останется без кадров – как оно несколько позже и случилось. Однако его подопечный, на свою беду, чрезвычайно словоохотлив, особенно в пьяном виде. Из Шанхая приходит еще она бумажка, что он как-то уж очень разоткровенничался с курьером, причем беспартийным, и опять там говорил что-то не то.
Что именно «не то» говорил Зорге? Об этом пишет М. И. Сироткин в документе «Опыт организации и деятельности резидентуры „Рамзая“». «Он утверждал, что „линия Коминтерна“, начиная с 1929 г. (т. е. с тех пор, как исчезли из руководства правые) построена на пассивной тактике удержания наличного, а так как наличное сводится главным образом к существованию СССР, то вся политика Коминтерна построена на задаче помощи социалистическому строительству в СССР, причем соответствующим образом ограничивается активность компартий на Западе. Он критиковал недостаточную активность нашей внешней политики, наше вступление в Лигу наций». То есть, говоря грубо и упрощенно, ему было не по душе, что СССР слишком много занимается собственными делами и слишком мало – «мировой революцией». А Зорге, если мы вспомним, изначально работал на революцию, а на Россию – постольку, поскольку там был центр мирового коммунизма.
Но в целом никакого особого криминала за Рихардом нет, и Берзин все эти политические тонкости известно, где видел, да у него половина кадров, если не 90 процентов, думает не так, как пишет газета «Правда». Он лично знает Зорге, с ним в свое время было много переговорено, и Берзин ему верит – он имеет основания именно верить Рихарду, к их отношениям это слово применимо.
Но время идет, меняются кадры сотрудников центрального аппарата, все меньше остается там людей, которые знали Зорге лично, ибо в Центр его больше не вызывают. В 1937 году в его деле сделана пометка: «Политически совершенно не проверен. Имел связь с троцкистами. Политического доверия не внушает». Что делали в таких случаях? Известно что. Вызывали домой «на отдых» – и дальше человек попадал в «ежовые рукавицы». В 1937 году было принято решение об отзыве Зорге и его людей, однако в конце концов все же решили этого не делать, и причина ясна – Рамзай давал ценную информацию, его исчезновение пробило бы слишком большую брешь в работе, а заменить его было некем. В разведке прекрасно умеют работать как с достоверными, так и с сомнительными данными, так что отзывать Зорге не стали, однако пометка в деле осталась.
Но и это еще не все. Как известно, Рихард снабжал посла Отта, да и не только его, информацией по японским делам. Естественно, он прекрасно понимал, что Отт был разведчиком. Понимал это и Берзин. Тем не менее, начальник Разведупра всячески такую деятельность поддерживал, ибо заручиться доверием посла можно было, лишь снабжая его первоклассной достоверной информацией. «Сливки», конечно, доставались Москве – ну, а «молоко» шло в Берлин. Однако Рихард, фактически, работал на немецкую разведку – и вполне возможно, что и Разведупр, и НКВД получали об этом информацию от своих немецких агентов. В Разведупре знали, кто такой на самом деле Зорге, а в НКВД знать этого не могли, и у них он шел как «немецкий шпион».
Дальше – больше. В августе 1941 года в недрах Разведупра была составлена записка «Истоки политического недоверия Инсону»,[15] в которой вспомнили, что множество бывших начальников Зорге являлись «немецкими и японскими шпионами» и, естественно, сдали своих агентов иностранным разведкам. Эта проблема не дает покоя разведупровскому начальству Зорге, имевшему к тому времени совсем другой уровень понимания специфики собственного ведомства, чем во времена Берзина и даже в 1937 году. «Вопрос Инсона не новый, неоднократно ставился на обсуждение, – говорится в записке. – Основной вопрос: почему японцы или немцы не уничтожат его, если он выдан им как советский разведчик? Всегда делается один вывод: японцы или немцы не уничтожают Инсона с той целью, чтобы отправить его к нам для разведывательной работы».
Зато итог этих мучительных размышлений совершенно изумителен: «Информацию Инсона необходимо всегда сопоставлять с данными других источников и общим переживаемым моментом международного положения, а также тщательно ее анализировать и критически к ней относиться». Надо же, немецкий и японский шпион, троцкист, но с ним надо продолжать работу, лишь перепроверять его информацию. Как будто в разведке существует такая информация, к которой можно относиться иначе!
Широко известно, что преемник Проскурова на посту начальника военной разведки, танковый генерал Голиков завел специальную папку для «сомнительных и дезинформирующих сообщений „Рамзая“». История умалчивает, существовала ли вторая папка – «для достоверных сообщений». По логике вещей, такие папки должны были заводиться для каждой резидентуры, ибо любой разведчик, как уже говорилось, может стать жертвой дезинформации.
…И вот это досье, с пометками: «политически совершенно не проверен», «бывший троцкист», «возможно, двойной агент» и представил Проскуров Сталину. Как отнесся к ней глава государства? Едва ли он стал информировать начальника разведки о своих выводах.
Кстати, по поводу «информации и дезинформации». 21 сентября 1940 года Зорге прислал в Москву сообщение, касающееся «пакта трех держав» – возможно, одно из тех, которые Проскуров обсуждал с капитаном Ивановым:
«От посла Отта… Японцы готовы подписать пакт и оказывают давление на посла Отта о скорейшем его подписании… В связи с этим Риббентроп отравился в Италию, чтобы получить согласие Италии… Немцы
