Николаю Яковлевичу Прокоповичу.
В Петербурге на Васильевск<ом> Острове, в 9 линии, между больш<им> и средн<им> проспектом, в доме Желтухиной.
М. И. ГОГОЛЬ
Неаполь. Июля 30 <н. ст. 1838.>
Я давно уже не получал от вас письма. Может быть, оно уже давно лежит на почте в Риме и дожидается меня, но тем не менее мне бы хотелось слышать вести о вашем здоровье и вашем препровождении времени, почтеннейшая маминька! В Риме же я буду не ранее месяца. В Неаполь боюсь вам назначить адресовать письма, они, без сомнения, не застанут меня здесь и пропадут на почте, итак — во всяком случае адресуйте попрежнему в Рим. Здоровье мое недурно. Климат Неаполя не сделал на меня никакой перемены. Я ожидал, что жары здешние будут для меня невыносимы, но вышло напротив — я едва их слышу, даже не потею и не устаю, впрочем, может быть, оттого, что не делаю слишком большого движения. Вид Неаполя, как вы, я думаю, знаете из описаний и рассказов, удивительный. Передо мною море, голубое как небо, лиловые и розовые горы с городами вокруг его. Предо мною Везувий. Он теперь выбрасывает пламя и дым. Спектакль удивительный! Вообразите себе огромнейший феерверк, который не перестает ни на минуту. Давно уже он не выбрасывал столько огня и дыма. Ожидают извержения. Громы, выстрелы и летящие из глубины его раскаленные красные камни, всё это — прелесть! Еще четыре дня назад можно было подыматься на самую его вершину и смотреть в его ужасное отверстие. Теперь нельзя. Доходят только до половины; далее чувствуется слишком большой жар и опасно от летящих камней.
Место, где я живу, в сорока верстах от него в расстоянии. Но он совершенно кажется близок, и, кажется, к нему нет и двух верст. Это происходит от воздуха, который так здесь чист и тонок, что всё совершенно видно вдали. Небо здесь ясно и светлоголубого цвета, но такого яркого, что нельзя найти краски, чтобы нарисовать его. Всё светло. Свет от солнца необыкновенный. Кажется, здесь совсем нет теней. Весь Неаполь и все города, которые попадаются в этой стороне Италии, без крыш. Домы вам покажутся или недостроенными, или погоревшими. Вместо крыши гладкая платформа, на которой по вечерам здесь имеют обыкновение сидеть, наслаждаясь видом залива, Везувия, неба и удивительных окрестностей. На днях я сделал маленькую поездку по морю, на большой лодке, к некоторым островам, и между прочим посетил знаменитый голубой грот на острове Капри. Мы въехали в дыру, прорытую в скале, никак не шире узенькой лодки. Въехали мы туда на лодочках, нагнувши свои головы, и очутились вдруг под огромным и широким сводом. Всё пространство под этим сводом было покрыто лодками. Темнота порядочная, но воды ярко, ярко голубые и казались освещенными снизу каким-то голубым огнем. Эффект был удивительный. Несколько плавающих и кричащих моряков и лазарони (так называются обитатели Неаполя, народ, который лежит нагишом весь день на улице и, лежа, глотает макароны длины непомерной) оживляли эту картину. Скалы и утесы здесь картинны. Их такое множество. Но мне жизнь в Риме нравится лучше, чем в Неаполе, несмотря на то, что здесь гораздо шумнее. Жаль, что нельзя никаким образом ничего переслать отсюда, я бы вам мог прислать кое-что из здешних вещей, которые работаются из лавы Везувия. Они очень милы и отличаются искусством работы, но после, может быть, мне удастся по крайней мере привезть их современем. А теперь позвольте поцеловать заочно ваши ручки, почтеннейшая маминька, и сказать вам прощайте до следующего письма или почты! При этом случае целую сестрицу Марию, племянника Колю и кланяюсь всем знакомым вашим.
Ваш покорнейший сын Ник<олай>.
<Адрес:> A Pultava en Russie Meridionale.
Ее высокоблагородию Марии Ивановне Гоголь-Яновской.
Полтава, деревня Василевка.
М. П. ПОГОДИНУ
Август 20 <?>. Неаполь. <14 августа н. ст. 1838.>
Я получил твое письмо в письме Бодянского из Карлсбада. Благодарю тебя! Ты заботишься обо мне, а я — я тебя люблю много, много… Я писал к тебе, но не получил ответа на последнее письмо мое и не знал, что ты делаешь и где ты. Нигде в газетах мне не случалось встретить твоего имени, стало быть, ты работаешь что-то большое для будущего. Пришли мне что-нибудь из твоего или привези. У меня забилось сердце, когда я прочитал твою записку, где ты говоришь, что будущею весною будешь в Италии. Итак, мы увидимся. Обнимемся, может быть, еще раз. Благодарю тебя за это. О себе ничего не могу <сказать> слишком утешительного. Увы! здоровье мое плохо! И гордые мои замыслы… О друг! если бы мне на четыре, пять лет еще здоровья! И неужели не суждено осуществиться тому… много думал я совершить… Еще доныне голова моя полна, а силы, силы — но бог милостив. Он, верно, продлит дни мои. Сижу над трудом, о котором ты уже знаешь, я писал к тебе о нем, но работа моя вяла, нет той живости. Недуг, для которого я уехал и который было, казалось, облегчился, теперь усилился вновь. Моя гемороидальная болезнь вся обратилась на желудок. Это несносная болезнь. Она меня сушит. Она говорит мне о себе каждую минуту [Далее начато: а что хуже всего] и мешает мне заниматься. Но я веду свою работу, и она будет кончена, но другие, другие… О, друг! какие существуют великие сюжеты. Пожалей о мне! Но я с тобою увижусь. Я к тебе теперь обращу одну очень холодную и прозаическую просьбу. Ты был так добр, что предлагал мне сделать заем, если я нуждаюсь. Мне не хотелось пользоваться твоею добротою. Теперь я доведен до того. Если ты богат, пришли вексель на 2000. Я тебе через год, много через полтора их возвращу. Сочинение мое велико, у нас же товар продается по величине, и потому я думаю за него получить столько, что в состоянии буду заплатить этот <долг> в конце будущего года. Мои обстоятельства денежные плохи, и все мои родные терпят тоже, но чорт побери деньги, если бы здоровья только, год как-нибудь может с помощью твоей, а может быть божией, как-нибудь проплетется. Если будешь посылать вексель, пожалуйста вели банкиру своему послать прямо к римскому банкиру Валентини на его имя, еще лучше кредитивным письмом, и письма ко мне адресуй тоже банкиру Валентини в Рим. Через полтора месяца я уже буду в Риме. Прощай, мой добрый, мой милый Погодин. Неужели мы увидимся? Обнимает тебя
твой Гоголь.
<Адрес:> Moscou (en Russie).
Михаилу Петровичу Погодину.
В Московском университете.
А. С. ДАНИЛЕВСКОМУ
Неаполь, 20 августа <н. ст.? 1838.>
