Ни один мускул не дрогнул на лицах сидящих напротив меня людей. Что-то было не так. Что-то не сработало, чего-то мы не учли или случилось нечто такое, чего я не знаю. Ледяной холод медленно сжал мне горло. Пятнадцать минут прошли в убийственном молчании. Часы монотонно, громко и печально отбили две четверти. Срок наступил… Наверно, так звонит погребальный колокол. Я понял, что проиграл. Все поставил на карту и проиграл… Я еще не знал, что случилось, но уже не сомневался в своем окончательном поражении. Они ждали еще пять минут, потом в комнату вошел секретарь и положил на стол какую-то бумагу. Все остальное я воспринимал сквозь ледяной туман.
— Ваш сообщник Гвельтов арестован морским патрулем. Провокация, которую вы затеяли, провалилась.
Подвал был сухой и чистый. Только на кирпичной стене выделялись подозрительные пятна. Еще до того, как мне завязали глаза, я успел заметить выбоины на кирпиче и понял, что пули били сюда неоднократно.
Некоторые из них, прежде чем ударить в кирпич, навылет пробивали человеческое тело, потом здесь все старательно убирали. Как-никак это правительственное учреждение, так что со мной покончат по высшему разряду, наверно, здесь от болезни сердца скончался не один правительственный чиновник…
Мысли текли лениво, словно все происходило не со мной. Словно это кому-то другому завязали глаза и за чужой спиной офицер произнес роковую команду…
Сейчас все будет кончено, еще две-три секунды… Даже сквозь повязку меня слепил свет прожекторов, установленных под самым потолком в углах подвала. Мишень хорошо освещалась. Если они не промахнутся, все кончится быстро…
За моей спиной сухо щелкнули затворы винтовок.
И только тогда я позволил себе вспомнить ее имя. До этого мгновения я приказал себе не думать о ней, потому что боялся потерять контроль над собой и не хотел, чтобы они видели мой страх. Но теперь я тихо, вслух произнес дорогое для меня имя:
— Веста…
И в ту же секунду в подвале погас свет.
Темнота обрушилась с потолка, как обвал. Сразу же я услышал по лестнице топот ног, какие-то крики. Значит, они ждали за дверью… Значит, их тоже ни на секунду не отпускал предательский ледяной страх. Значит, мы все-таки сыграли на равных…
Машина остановилась у развилки шоссе. Именно здесь начиналась памятная для меня заброшенная дорога к морю. Недавно тут стоял знак, запрещающий въезд. Посреди дороги еще торчал ржавый металлический треножник. Как только мотор затих, стал слышен равномерный шум прибоя.
— Штормит, — сказал Гвельтов. — Балла два, не меньше.
Я не ответил. И он, помолчав немного, продолжал:
— А знаешь, по моим расчетам, это случится сегодня, где-то около восьми.
Я молча кивнул, соглашаясь. Я знал, что он имеет в виду. Сегодня около восьми вечера концентрация вредных примесей в морской воде достигнет установленного минимума, и колонии уже не нужно существовать как единому целому. Колония распадется на отдельные бактерии, у нее отпадет необходимость контролировать свое движение. Морские течения унесут микроскопические тельца амеб в глубины океана, туда, откуда они пришли к нам.
— Одного не могу понять, что произошло с Гидроплейком? Патруль перехватил меня до того, как я сел в лодку… Газеты писали, что поле накрыло гидростанцию в шесть пятнадцать. Это случилось на полчаса позже, без постороннего вмешательства. Изменилась конфигурация поля. Как им это удалось? Почему вообще это произошло? Кто нам помог, ты что-нибудь знаешь об этом?
Я молча отрицательно покачал головой. Не имело смысла с ним спорить. Гвельтов свято верил в расчеты, в соответствие энергетических потенциалов границам поля. В безусловную зависимость этих границ от количества вредных примесей, попавших в воду. Все это так, конечно. До известного предела, за которым начинают действовать иные силы… Чтобы в них поверить, нужно было самому постоять у той кирпичной стенки в подвале.
— Все-таки я чего-то не понимаю, — заявил Гвельтов, вылезая из машины.
Наши пути здесь расходились. Он торопился на рейсовый автобус, идущий в порт, но задержался около меня еще минуту.
— Почему меня отпустили, почему вообще нас оставили в покое, хоть это ты мне можешь объяснить?
— Договор, который они вынуждены были подписать, содержит пункт о нашей неприкосновенности. Пока существует угроза — они будут его соблюдать, во всяком случае, до восьми вечера.
Гвельтов мрачно усмехнулся, пожал мне руку и пошел к автобусной остановке. Некоторое время, оставшись один, я смотрел вслед ушедшему автобусу. Потом вышел из машины и свернул на заброшенную дорогу.
Стояли редкие в октябре дни, наполненные звенящей прохладой и ласковым, почти летним солнцем. Оно словно вознаграждало нас за долгие дни непогоды.
Я шел по дороге не торопясь, вдыхая запах увядшей полыни и морских водорослей, что-то он мне напоминал, этот запах. Сейчас я не мог вспомнить, что именно, может быть, мне не хватало дождя.
В тот день шел дождь, и я подумал, что он влияет на поступки людей. Заставляет принимать неожиданные решения. Именно дождь привел меня на эту дорогу. Сегодня дождя не было, — и вот я здесь снова. Хотел ли я проститься? Не знаю… Не знаю даже, с кем именно. С Вестой я уже простился той ночью, когда морское течение навсегда унесло ее от меня, а с ними… Они были чем-то слишком сложным, может быть, гораздо более сложным, чем это казалось, и слишком далеким от нас. Поняли ли они хоть что-нибудь? Зачем они приходили к нам и почему теперь уходят?
Больше я не верил в расчеты, в соответствие энергетических потенциалов. За всем этим, за фактами, доступными анализу и нашим исследованиям, скрывалась какая-то иная истина. Мне казалось, вот-вот я пойму, что она собой представляет. Это было похоже на звук прибоя: иногда кажется, в нем возникают странные звуки, почти слова, верится, что нужно лишь небольшое усилие, напряжение, внимание — и этот шепот, звенящий всхлип, далекое эхо — все это сольется в какую-то фразу. Но настроение уходит, и снова в звуках моря не слышно ничего, кроме прибоя.
Это был тот самый обрыв. Совершенно прозрачный воздух открывал с высоты безбрежную синюю даль. Ветер гнал небольшие барашки волн, срывал с них солоноватый острый запах морской воды и пены и нес его по степи.
Я спустился вниз, к самому морю. Горизонт сузился и словно прижался к поверхности моря. Волны с шипением ложились у моих ног.
Должен был быть какой-то знак. Не могли они уйти вот так, молча, ничего не сказав, оставив нас в неизвестности и непрерывном ожидании. Сейчас изнутри бухты морские течения каждую секунду уносили в глубины моря последние миллионы их крошечных уснувших тел. Надолго ли? И что случится, если они придут к нам снова? Поверили ли они нам? Смогут ли спокойно спать в своей глубине, оставив в руках человечества нашу прекрасную голубую планету? Или это всего лишь временное отступление, перегруппировка сил перед окончательным штурмом…
Ответ должен был быть где-то здесь. Я это чувствовал, знал, что это так, и ничего не видел, кроме привычного морского пейзажа… Я пошел вдоль берега, все дальше и дальше удаляясь от оврага, по стенке которого не так давно поднимался навстречу наведенным на меня автоматам. За поворотом был грот, причудливая пещера с озером морской воды. Я дошел до самого озера, заглянул в его прозрачную изумрудную глубину.
Все было пусто и тихо. Я повернулся и побрел обратно, наверх. Ответа не было. Возможно, мы не получим его никогда, потому что он зависел от нас самих.
