характерной Для населенных пунктов смеси мусора, распавшихся необожженных кирпичей, золы и черепков На глубине около метра внезапно все исчезло: не было больше ни черепков, ни золы, а одни только чистые речные отложения. Араб-землекоп со дна шахты сказал мне, что добрался до чистого слоя почвы, где уже ничего не найдено, и хотел перейти на другой участок.
Я спустился вниз, осмотрел дно шахты и убедился в его правоте, но затем сделал замеры и обнаружил, что «чистая почва» находится совсем не на той глубине, где ей полагалось бы быть. Я исходил из того, что первоначально Ур был построен не на возвышенности, а на невысоком холмике едва выступавшем над болотистой равниной, и, пока факты не опровергнут моей теории, я не собирался от нее отказываться. Поэтому я приказал землекопу спуститься вниз и продолжать работу.
Араб неохотно начал углублять шахту, выбрасывая на поверхность чистую землю, в которой не было никаких следов человеческой деятельности. Так он прошел еще два с половиной метра, и вдруг появились кремневые осколки и черепки расписной посуды, такой же, как в Эль-Убейде.
Я еще раз спустился в шахту, осмотрел ее и, пока делал записи, пришел к совершенно определенному выводу. Однако мне хотелось узнать, что скажут об этом другие. Вызвав двух участников экспедиции, я 'изложил им суть дела и спросил, что из этого следует. Оба стали в тупик. Подошла моя жена, и я обратился к ней с тем же вопросом.
— Ну, конечно, здесь был потоп! — ответила она не задумываясь. И это был правильный ответ».
Будучи на сто процентов уверенным в своей правоте, Вулли все же не стал спешить с окончательными выводами — вряд ли уместно говорить о всемирном потопе, ссылаясь на единственную шахту площадью в один квадратный метр. Поэтому в следующий сезон Вулли наметил на обнаженном нижнем слое царского кладбища прямоугольник площадью 23x18 м и приступил к раскопкам этого огромного котлована. В конечном счете он достиг глубины девятнадцати метров.
Под гробницами оказался пласт мусора, скопившегося на краю древнего города. Котлован уходил вниз от более древнего слоя, чем тот, в котором находились захоронения. Их разделял довольно значительный пласт отбросов, скопившихся здесь за какой-то период времени. Судя по их количеству, этот период был весьма значительным.
Едва начался новый этап раскопок, как археологи натолкнулись на развалины домов. Стены были сложены из прямоугольных кирпичей с округленно-выпуклой верхней частью. Подобные же кирпичи встречались в Эль-Убейде. Под этими развалинами лежал второй слой построек, а под ним — третий. Углубившись на семь метров, археологи прошли таким образом по крайней мере восемь пластов с руинами домов, причем все они были воздвигнуты над остатками построек предшествующей эпохи. В трех нижних пластах вместо плоско-выпуклых кирпичей пошли обычные кирпичи с плоским верхом, и глиняная посуда была здесь иного типа. Затем развалины зданий сразу исчезли, и археологи углубились в плотный слой глиняных черепков. Он оказался толщиной около шести метров. В нем на разных уровнях попадались печи для обжига глиняной посуды; здесь явно располагалась когда-то гончарная мастерская. Масса глиняных черепков представляла собой остатки поврежденных при обжиге изделий, треснувших или формированных. Поскольку такой брак уже нельзя было сбыть, гончары просто разбивали его, и черепки накапливались вокруг печи до тех пор, пока не загромождали все пространство. Тогда над старой, погребенной под черепками печью складывали новую. Судя по шестиметровому пласту черепков, мастерская работала здесь очень долго. Изучая остатки ее бракованной продукции, можно было проследить развитие гончарного искусства за весь этот период.
По мере углубления в пласт, образовавшийся около печи для обжига, характер черепков менялся. Расписная многоцветная посуда уступила место одноцветной. На отдельных крупных осколках хорошо сохранился либо густо-красный цвет, полученный с помощью раствора красного железняка, либо серый или черный, появившийся в результате «дымного обжига», когда дым специально удерживается в печи для того, чтобы глина прокоптилась.
Еще глубже археологи нашли тяжелый диск из обожженной глины диаметром около метра с отверстием в центре (для оси) и маленьким отверстием у края для ручки. Это был гончарный круг, а точнее — древнейший образец этого приспособления, с изобретением которого человек сделал первый шаг от чисто ручного труда к машинному.
Всего на тридцать сантиметров ниже того уровня, где был найден гончарный круг, характер находок снова изменился. Археологи вступили в слой черепков расписной посуды типа убейдского, изготовленной вручную. Однако по сравнению с подлинной утварью Эль-Убейда эта посуда имела ряд отличий. Она была вылеплена мастером из глины такого же беловатого или зеленоватого цвета, но черный орнамент в большинстве случаев сведен до минимума; сплошные горизонтальные полосы или простейшие фигуры нанесены невнимательно и небрежно. Все это явно свидетельствовало о крайней степени упадка, к тому же сам слой был весьма тонок.
Дальше пласт черепков неожиданно оборвался. Под ним лежал слой чистого ила, нанесенный потопом. В наносном слое было выкопано несколько могил, в которых археологи нашли посуду типа убейдской, но более пышно украшенную, чем в верхнем пласте подле гончарной печи. А в одной из могил оказался медный наконечник копья. Как позднее оказалось, это — самый ранний пример использования металла для изготовления оружия или инструментов.
Все скелеты в могилах лежали в вытянутом положении на спине, руки были сложены ниже живота. В более поздних захоронениях Месопотамии такая поза не встречается вплоть до начала греческого периода. Подобное изменение погребального ритуала очень важно: оно свидетельствует о коренных переменах в религии народа. В некоторых могилах были найдены терракотовые фигурки того же типа, что и в развалинах домов Эль-Убейда. Все они изображают обнаженных женщин, иногда женщину, кормящую грудного ребенка, но чаще всего это просто женские статуэтки со сложенными спереди руками.
Все могилы были выкопаны в илистых отложениях значительно позже потопа, но в то же время они были гораздо древнее гончарной мастерской, построенной над ними в самом конце убейдского периода. Ниже могил лежал илистый пласт, достигающий трех с половиной метров толщины, совершенно чистый и однообразный, если не считать едва заметной прослойки более темного цвета. Микроскопический анализ показал, что эта прослойка наносного происхождения образована почвами, принесенными из средней части Евфрата.
Еще ниже снова появились следы человеческого поселения — распавшиеся необожженные кирпичи, зола и черепки. Археологи насчитали три последовательных напластования. Здесь в изобилии попадались богато расписанные сосуды убейдского типа, глиняные фигурки и плоские, прямоугольные кирпичи, сохранившиеся благодаря тому, что по какой-то случайности попали в огонь, а также куски глиняной штукатурки, тоже обожженной пламенем. С одной стороны эти куски были гладкими, плоскими или выпуклыми, а на другой их стороне сохранились отпечатки стеблей тростника. Эти куски отваливались от стен тростниковых хижин, которые, судя по раскопкам в Эль-Убейде, были таким же обычным жилищем для племен, обитавших здесь до потопа, как для современных «болотных» арабов.
Первые хижины были выстроены на узкой илистой отмели, возникшей главным образом в результате отложений растительных остатков. Среди них попадаются черепки, лежащие горизонтальными, утолщающимися в глубину слоями. Впечатление такое, словно здесь их бросали в воду и они медленно, под влиянием собственной тяжести, оседали сквозь жидкую тину на дно. Еще на метр ниже современного уровня моря залегал плотный слой зеленой глины с извилистыми коричневыми полосами, оставленными корнями тростника. Здесь уже нет никаких следов человеческой деятельности. Это — дно Месопотамии.
Раскопки столь обширного котлована были длительными и дорогостоящими, но зато они полностью вознаградили археологов обилием нового исторического материала и дали ряд ценных подробностей. Выкопанный Вулли котлован как книга рассказал исследователям всю древнюю историю этой земли.
Зеленая глина нижнего слоя была дном древнего болота, окружавшего остров в те времена, когда его заняли первые поселенцы. Глину пронизывали корни тростника, сверху на нее осаждались мертвые листья и стебли, в нее погружался весь мусор, который бросали с острова. Постепенно глина загустевала, болото мелело, и наконец на его месте возникла суша. Когда она достаточно окрепла, люди начали строить и на ней свои хижины. Теперь это место стало как бы подножием холма, на котором стоял город.
Великий потоп смыл расположенные в низине кварталы и занес их илом, разумеется, не все люди погибли. Уцелевшие сохранили остатки древней культуры: ее следы археологи нашли в захоронениях. Но люди эти опустились и обнищали, и к тому времени, когда на месте древнего кладбища возникли гончарные
