изучил его: иначе досадно слушать, чувствуя, как гибнут изумительные красоты искусства поэтического…
Сочин. и переписка Плетнева, III, стр. 539–540.
Н. В. ГОГОЛЬ — В. А. ЖУКОВСКОМУ
Берлин, 26 июня 1842 г.
Мне не хотелось, чтобы свиданье наше было похоже на свиданье прошлого году, [В сентябре 1841 г. во Франкфурте. ] когда у вас много было забот и развлечений, и вместе с тем сосредоточенной в себя самого жизни, и было вовсе не до меня, и когда мне, тоже подавленному многими ощущеньями, было не под силу лететь с светлой душой к вам навстречу. Душе моей тогда были сильно нужны пустыня и одиночество. Я помню, как, желая передать вам сколько-нибудь блаженство души моей, я не находил слов в разговоре с вами, издавал одни только бессвязные звуки, похожие на бред безумия, и, может быть, до сих пор осталось в душе вашей недоумение, за кого принять меня и чт? за странность произошла внутри меня. Но и теперь я ничего вам не скажу — и о чем говорить? Скажу только, что с каждым днем и часом становится светлей и торжественней в душе моей, что не без цели и значенья были мои поездки, удаленья и отлученья от мира, что совершалось незримо в них воспитанье души моей, что я стал далеко лучше того, каким запечатлелся в священной для меня памяти друзей моих, что чаще и торжественней льются душевные мои слезы и что живет в душе моей глубокая, неотразимая вера, что небесная сила поможет взойти мне на ту лестницу, которая предстоит мне, хотя я стою еще на нижайших и первых ее ступенях. Много труда и пути, и душевного воспитанья впереди еще! Чище горнего снега и светлей небес должна быть душа моя, и тогда только я приду в силы начать подвиги и великое поприще, тогда только разрешится загадка моего существованья.
Вот всё, чт? могу сказать вам! и вместе с тем силою стремлений моих, силою слез, силою душевной жажды быть достойну того, благословляю вас. Благословенье это не бессильно, и потому с верой примите его. О житейских мелочах моих не говорю вам ничего: их почти нет, да, впрочем, слава богу, их даже и не чувствуешь, и не слышишь. Посылаю вам «Мертвые Души». Это первая часть. Вы получите ее в одно время с письмом по почте, по уверению здешнего почтового начальства, в три дня. Я переделал ее много с того времени, как читал вам первые главы, но всё, однако же, не могу не видеть ее малозначительности в сравнении с другими, имеющими последовать ей, частями. Она, в отношении к ним, всё мне кажется похожею на приделанное губернским архитектором наскоро крыльцо к дворцу, который задуман строиться в колоссальных размерах, а, без сомнения, в ней наберется не мало таких погрешностей, которых я пока еще не вижу. Ради бога, сообщите мне ваши замечания. Будьте строги и неумолимы как можно больше. Вы знаете сами, как мне это нужно. Не соблазняйтесь даже счастливым выраженьем, хотя бы оно показалось на первый вид достаточным выкупить погрешность. Не читайте без карандаша и бумажки, и тут же на маленьких бумажных лоскутках пишите свои замечанья; потом, по прочтении каждой главы, напишите два- три замечанья вообще обо всей главе; потом о взаимном отношении всех глав между собою, и потом, по прочтении всей книги, вообще обо всей книге, и все эти замечания, и общие, и частные, соберите вместе, запечатайте в пакет и отправьте мне. Лучшего подарка мне нельзя теперь сделать ни в каком отношении… [Этой просьбы Жуковский, по-видимому, не исполнил. ]
«Письма», II, стр. 184–185.
МИНИСТЕРСТВО НАРОДНОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ
От попечителя московского учебного округа в Москве.
Его Высокопревосход-ву
С. С. Уварову
16 июля 1842.
№ 1985.
Милостивый государь, Сергий Семенович.
На днях, прочитывая новую поэму Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые Души», я останавливался на многих местах которые, несмотря на свою занимательность и юмор, не могли, как я думаю, быть дозволены к напечатанию без особенного высшего разрешения и с какою-либо особенною целию.
Цензурные постановления вообще неопределенны. Были случаи, что цензура, при одобрении некоторых сочинений к напечатанию или при неодобрении, руководствовалась доселе особенными указаниями правительства и из них составляла для себя частные правила. Теперь новое произведение Гоголя обратило на себя всеобщее внимание и конечно будет подвергнуто разным толкованиям и критике. В сем случае цензура будет поставлена в затруднение, потому что не имеет указания, при каких обстоятельствах дозволено напечатание означенной поэмы.
Вследствие сего и для ограждения членов московского цензурного комитета, покорнейше прошу ваше высокопревосходительство снабдить меня наставлением, какими условиями должно руководствоваться, в случае представления рецензий и критик на поэму Гоголя, для напечатания в повременных изданиях и журналах.
С совершенным почтением и преданностью имею честь быть вашего высокопревосходительства покорнейшим слугою
гр. Строганов.
М. Н. П.
Канцелярия
Господину попечителю московского учебного округа.
18 июля 1842 г.
№ 797.
Предполагая, что книга г. Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые Души» дозволена к напечатанию по особому высшему разрешению и с какою-либо особенно целию, ваше сиятельство испрашиваете, какими условиями должно руководствоваться в случае представления рецензий и критик на это сочинение.
На сие считаю нужным уведомить, что книга «Похождения Чичикова» рассмотрена и одобрена цензурою на общих основаниях, и при рассмотрении критик на это сочинение надлежит руководствоваться общими цензурными постановлениями.
Министр народного просвещения
Уваров.
«Литературный Музеум», стр. 43–45.
ИЗ ДНЕВНИКА А. И. ГЕРЦЕНА
Новгород, 11 июня 1842 г.
…Он [Н. П. Огарев. Герцен в Новгороде в ссылке с июля 1841 г. ] привез «Мертвые Души» Гоголя, — удивительная книга, горький упрек современной Руси, но не безнадежный. Там, где взгляд может проникнуть сквозь туман нечистых, навозных испарений, там он увидит удалую, полную силы национальность. Портреты его удивительно хороши, жизнь сохранена во всей полноте; не типы отвлеченные, а добрые люди, которых каждый из нас видел сто раз. Грустно в мире Чичикова, так, как грустно нам в самом деле; и там, и тут одно утешение в вере и уповании на будущее. Но веру эту отрицать
