что он бездельничает; им овладевала внезапная тревога, как будто кто-то стучался в его грудь и спрашивал: «А что будет дальше?»
Иногда его охватывала тоска по имению, по тем полям, где еще недавно он ходил за плугом и где сейчас выросла колония. То вдруг одолевал его страх, что ему не устоять против немцев. Вырубили же они лес и раздробили камни, мало того — самого помещика выгнали…
Но он скоро собирался с духом и успокаивался. Живет же он рядом с этими немцами уже почти два месяца, а ничего дурного они ему не сделали. Работают у себя по хозяйству, следят, чтобы скот не лез в чужое поле, и даже ребятишки у них не озорничают, а учатся в доме Хаммера, где поселился больной учитель.
«Ничего, степенный народ, — говорил себе Слимак, — с ними-то, пожалуй, лучше, чем было при помещике».
Лучше потому, что с первого же дня они много покупали у Слимака и хорошо ему платили.
За это время он продал им двух телят, тринадцать поросят, одиннадцать гусей и шестнадцать мер зерна, а уж кур, масла, картошки — этого и не счесть. Даже связка заплесневелых грибов — и та пригодилась, и за нее ему заплатили.
Меньше чем за месяц Слимак заработал у них рублей сто без всякого труда, а за эти деньги в имении целый год пришлось бы гнуть спину.
Правда, жена не раз говорила ему.
— Ты что же думаешь, Юзек, так они и будут всегда у тебя покупать? У них тоже свое хозяйство, да еще получше твоего. Не надолго эта радость, самое большее — до зимы, а тогда они и на ломаный грош у тебя не купят.
— Там видно будет, — отвечал мужик.
Но про себя он думал, что, если немцы и не станут у него покупать, все равно он немало заработает на тех, что строят дорогу, только бы они подошли поближе. Он даже делал кое-какие закупки. Приобрел двух боровков у Гроховского, несколько гусей у Вишневского, а когда немцы стали реже спрашивать масло, велел жене собирать его и солить.
— Ты не бойся, — говорил он, — все разберут дорожники. Забыла, что нам инженеры говорили?
За время своих поездок по торговым делам он неоднократно встречал Иоселя, и всякий раз тот насмешливо поглядывал на него и усмехался.
«Злобится на меня, — думал Слимак. — Боится, пес, как бы я дорогу ему не перебежал».
Однажды шинкарь остановил его.
— Ну, Слимак, — сказал он, — сделаем с вами дело.
— Чего еще?
— Постройте на своей земле хату для моего шурина.
— А что он будет делать?
— Он будет торговать с дорожниками. Не то, сами увидите, что немцы все у нас заберут из-под носа.
Слимак подумал и ответил:
— Нет, не хочу еврея на своей земле. Сколько уж вы народу заели, нехристи; вас только пусти к себе.
— С евреем не хотите жить, — сердито сказал Иосель, — а с немцами уже и молитесь вместе. Ну, посмотрим, что вы на этом выгадаете.
«Чует, старый пес, большие барыши!» — сказал себе Слимак, глядя на побледневшего от злости Иоселя.
И, не торопясь, продолжал делать закупки. Раз он купил четверть пшена, в другой раз полмеры ячневой крупы, еще как-то миску сала.
Шатаясь по окрестным деревням (свои мужики ничего не хотели ему продавать), он узнал, что продукты сильно вздорожали. А когда он допытывался у мужиков и хозяек, отчего они столько запрашивают, ему отвечали:
— Чего ради мы будем вам отдавать по дешевке, ежели не нынче-завтра нам дадут больше.
— Кто же вам даст?
— Да те же немцы из вашей деревни.
— Так они и у вас покупают? — заинтересовался Слимак.
— Давным-давно… Чуть чего побольше отложишь на продажу, сейчас приезжает немец, еще вперед евреев, и, не рядясь, все сразу забирает. А муки сколько мелют для них на мельнице!.. Все равно как на войну.
«Гм! — подумал Слимак. — Хлеба-то еще в поле, а народу у них много, вот они и скупают по деревням».
Торговые операции Слимака и братанье с немцами чрезвычайно не нравились мужикам его деревни. По воскресным дням у костела мало кто отвечал ему теперь: «Во веки веков». Стоило Слимаку подойти к собравшимся кучкой мужикам, как кто-нибудь громко заговаривал об отступниках от святой католической веры, которые могут навлечь на людей гнев божий.
Даже Собесская все реже забегала к ним в хату, да и то украдкой, а однажды, выпив водки, сказала:
— Чего-то болтают у нас, будто вы совсем перекрестились в немцы… Оно, конечно, — прибавила она, помолчав, — господь бог везде один, а все-таки, что там ни говори, поганый народ эти швабы!..
Чтобы прекратить сплетни, Слимак, по совету жены, заказал в воскресенье обедню и в тот же день вместе с ней и Ендреком исповедался у викария. Но и это не помогло. Тотчас же Гжиб у костела, а вечером Иосель в корчме растолковали мужикам, что не стал бы Слимак молиться с таким усердием, кабы не было у него столько грехов.
— Видать, натворил он дел, раз уж с бабой ходил к исповеди!.. — гуторили мужики, потягивая пиво.
В конце мая Овчаж сообщил Слимаку, что уже несколько дней подряд, еще до зари, немцы посылают куда-то пустые подводы. Угоняют они подводы на целый день, а возвращаются поздно вечером. Затем Овчаж подсмотрел, как Вильгельм Хаммер вывозит из дому мешки муки, крупы и свиные туши. Едет он вроде в ту деревню, где костел, но потом сворачивает в овраг, а уж куда дальше — не разглядеть.
Известия эти снова заставили Слимака раньше подниматься и следить с холма за происходящим в окрестностях. Он убедился, что действительно еще затемно из всех немецких колоний выезжают подводы, а куда — этого он не мог сообразить.
Зато однажды, глядя в поле, он заметил на горизонте немного правее костела какую-то желтую точку. К вечеру эта точка увеличилась и на другой день уже казалась черточкой; постепенно она росла и, наконец, превратилась в желтую полосу, подвигающуюся к Бялке. Одновременно он узнал от Ендрека, что подводы немцев возвращаются испачканными песком и глиной.
— А ты не спросил, куда они ездят? — поинтересовался Слимак.
— Спросить-то спросил, но меня живо прогнал Фриц Хаммер, тот бородатый, — ответил мальчик.
Слимак вдруг догадался.
— Эге! — вскрикнул он. — Теперь-то я знаю, где они пропадают! Верно, начали строить железную дорогу… Так оно и есть, тут думать нечего!..
— Чудно, отчего это к нам не пришел ни один дорожник чего-нибудь купить, — вмешалась Слимакова.
— Они еще далеко. Да я сам к ним съезжу, — ответил Слимак.
— Ох, и прохвосты эти швабы! — прибавил он, подумав. — Гляди, как таятся, чтобы другим не достались барыши…
— Да поезжай ты скорей! — закричала хозяйка. — Теперь только и можно заработать как следует…
Мужик обещал поехать завтра с утра. Но он проспал, потом как-то замешкался, а напоследок сказал, что ехать уже поздно. Только на другой день жена насилу прогнала его из дому.
По дороге мужик завернул в ту деревню, где был костел. Там все уже знали, что в миле или полутора от них с прошлой недели копают рвы и свозят песок для насыпи под железнодорожное полотно.
Было тут даже несколько человек, которые ходили наниматься на земляные работы, но приняли только
