мођ разочарование, когда, вернувшись домой, я попытался прослушать запись. После нескольких первых слов дальше шђл сплошной шум. Вернее, какой-то шорох. И я, и она поняли это как перст судьбы и не возобновляли попыток.
Можно ли эпизод этот понимать как ещђ одно из свидетельств того, что в человеке присутствует более чем одно сознание, более чем одна воля?
Я упомянул о том значении, которое, судя по всему, придается самой возможности мысленного воздействия на технические устройства и приборы. Чем может быть вызван такой интерес – мой ответ на этот вопрос, я полагаю, будет неполон, как неполна и неисчерпывающая информация, которой я располагаю. Какие организации, на чьи приборы и в каких обстоятельствах хотели бы воздействовать – не стану об этом ни гадать, ни делать предположений. Вместо этого я позволю себе привести высказывания двух человек, стоящих к проблеме достаточно близко, чтобы не только иметь о ней суждение, но и чтобы просить меня не называть их имен.
Говорит научный сотрудник института, занимающегося космическими исследованиями:
– В чем главная проблема, связанная с аппаратурой, которая работает в космосе? Главная проблема – надежность. Надежность и безотказность – самое слабое звено аппаратуры, которая работает в космосе. А прочность цепи определяется по самому слабому ее звену. На Земле сотни раз мы опробуем каждую систему, каждый ее компонент. При этом – в разных режимах, максимально приближенных к тем, которые возможны в космосе. И все-таки случаются отказы. Я думаю, в открытом космосе существуют факторы, которых мы просто не знаем и которых не можем учесть. Из-за этого приходится каждую систему, по крайней мере, дублировать.
Тем не менее, определить и устранить такую поломку, когда аппарат в полете, необычайно трудно. А если аппарат непилотируемый, то и вообще невозможно. И тогда из-за какой-нибудь ерунды может пойти прахом программа, над которой работало множество Специалистов. Я не говорю уже о стоимости, о тех миллионах рублей, которые при этом тоже погибнут. Поэтому, если бы существовал надежный метод бесконтактного воздействия на аппаратуру на больших расстояниях, это бы очень помогло. Помогло бы в аварийных ситуациях и там, где нет человека. То, что я знаю, делается в этой области, такую надежду дает.
А вот точка зрения человека, который, участвуя в подобных экспериментах, сам воздействует на приборы и устройства.
– В чем для меня смысл всей этой работы? Сейчас мы как бы учимся мысленно воздействовать на тот или другой прибор, на какую-то конкретную его часть. Или просто на показания, что он дает на выходе. В этом деле у нас есть прогресс. Сегодня мы делаем то, чего не могли вчера. Но пока мы воздействуем по одному. Завтра будем делать это группой. У нас были уже такие попытки, но мы очень осторожны, потому что существуют опасности и мы их еще не знаем. Если это удастся, точность и сила воздействия возрастут многократно. Тогда мы, экстрасенсы, могли бы попытаться сделать кое-что и на свой страх и риск. Скажем, не дожидаясь, пока политики договорятся между собой, блокировать ядерные испытания. И под Семипалатинском, и в Неваде, и где угодно еще. Мы сможем сделать это, если нам удастся систематически выводить из строя системы, управляющие такими испытаниями. И тогда, сколько бы генералы ни бились, у них ничего не получится. Принципиально это вполне реальная вещь. А кто делает это, какая группа, генералы никогда не узнают. Ни наши, ни американские. Я потому говорю это, что думаю об этом не я один. И в других странах есть люди, обладающие соответствующими способностями и настроенные так же. То же самое с испытаниями новой военной техники. В перспективе это тоже можно будет блокировать. Ради этой, пусть не ближней, цели я и кое-кто, кого я знаю, согласились участвовать в подобных экспериментах. Есть и другие, которые в них не участвуют. У них свои соображения. Но мы в контакте друг с другом.
2. ЗВЕРИ ПОВИНУЮТСЯ СЛОВУ
Ни гад, ни лих человек
Это наблюдение натуралистов известно столь хорошо, что стало, по сути дела, общим местом. Малоподвижный удав не спеша приближается к своей жертве, та же вместо того, чтобы пытаться скрыться, убежать, спастись, покорно и неподвижно ожидает своей неизбежной участи. В такое же странное оцепенение впадает и тарантул, ядовитый и беспощадный, когда к нему подлетает и садится прямо против него оса-землеройка. Тарантулу ничего не стоило бы в мгновение ока убить ее и сожрать, как поступает он с другими насекомыми, встречающимися на его пути. Но, подобно кролику перед удавом, он даже не делает таких попыток. Вместо этого он терпеливо ждет, пока оса выроет рядом с ним глубокую, около четверти метра, нору. После этого, также не встречая ни малейшего сопротивления, она влезает на тарантула и, не слеша, жалит его в нервный центр, парализуя, но не убизая. Втиснутый после этого в нору, тарантул превращается в своего рода живые консервы для личинок осы. Впрочем, какое бы слово, какой бы термин ни подобрали мы для обозначения столь странного явления – внушение, гипноз ли, – это не имеет ни малейшего значения и совершенно неинтересно. Обозначим ли мы неизвестное через «X» или через «У», ни понятным, ни известным оно от этого не станет. Гораздо важнее терминологических соображений представляется другое. Я имею в виду cпoсобность человека, обычно колдуна или шамана, точно таким же образом подчинять себе другие существа. Причем не только теплокровных, но и рептилий и даже насекомых.
Змеи считаются существами совершенно неконтактными по отношению к человеку. Я знаю герпетолога, который исключительно из профессиональных симпатий уже несколько лет содержит в своей московской городской квартире кобру в самодельном террариуме.
– Кормлю ее обычно я сам, и она отлично знает меня, отличает от других домашних, узнает. Любое другое животное давно бы привязалось ко мне. Здесь ничего подобного нет даже близко. Каждую секунду я знаю, что, если окажусь неосторожен, она способна ужалить меня.
Тем не менее, на другом уровне, который бывает недоступен обычному человеку, такой контакт оказывается возможен. В некоторых странах есть христианские секты, участники которых во время службы, исполняя гимны и танцы, приходят в экстатическое состояние, когда, как считают они, на них находит Святой Дух. Один из признаков этого – чувство особой защищенности, отстраненности от зла и всякой опасности. Когда члены секты достигают такого состояния, настоятель открывает террариум, который стоит там же, в молитвенном зале, и передает им из рук в руки ядовитых змей. Их носят на руках, передают друг другу, вешают на шею. Извивающиеся змеи, маленький укус которых вызывает мгновенную смерть, ведут себя с безобидностью ручных ужей.
Вспоминаю в этой связи рассказ одного бурята о своем родственнике шамане. Когда наступил 1937 год, год сталинского террора, и шаманов стали арестовывать, расстреливать или ссылать, этот шаман решил не ждать своей очереди. Он бежал и скрылся в тайге, в заимке, в гиблом змеином месте. Там сложил избу из бревен и стал жить охотой, надеясь переждать страшное время. Но кто-то, очевидно, выдал его, и осенью, в сентябре, рано утром за ним приехали четверо вооруженных, на лошадях. Пятую лошадь вели для него.
– Он только присвистнул, так тихо-тихо, – рассказывал бурят, – громко в тайге свистеть нельзя. Не полагается. И со всех сторон к нему поползли змеи. А там страшные змеи водятся. Как по-русски называются, не знаю. Обычно у змей укус смертелен только весной, у этих круглый год. Сползлись к нему змеи, обвили всего. Не человек, а клубок шевелящийся. «Ну, – говорит, – берите меня теперь». Они назад, назад, стали пятиться к коням, а он на них идет: «Берите!» Не помнят, как ускакали. Я знаю, как это было, не от него самого. Сам он ничего не говорил об этом. Шаман не рассказывает о себе. Мне сотрудник органов говорил, один из этих четырех. Потом у них большие неприятности были из-за того, что не привезли его. Начальник кричал: «Надо было стрелять! Почему не стреляли?» Они говорят: «Приказа не было. Сказано было: арестовать». Он хотел в трибунал их передать, это верный расстрел. Но не успел, начальника этого
